Охваченные эмоциями, мы порой пугаемся той власти, которую они берут над нами. Кажется, ими невозможно управлять, противостоять им. Однако можно научиться использовать их как инструменты, чтобы улучшить наши взаимоотношения с миром. И больше их не бояться!
Признавая себя жертвой эмоций, мы нередко пугаемся того, что не справляемся с ними, оказываемся в их плену. Мы чувствуем, что они могут помешать нам действовать или принять правильное решение, лишив нас здравого смысла. Что еще хуже, мы начинаем винить себя: «Как глупо расстраиваться из-за такой мелочи!», «Мне стыдно, что я боюсь такой ерунды!», «Как можно так раздражаться из-за такого пустяка?!»
«К собственной эмоции мы относимся как к захватчику, с которым не можем совладать и который мешает осуществить наше желание душевного покоя», — отмечает Сильви Александр, специалист по психотелесным практикам. Между тем наши эмоции вовсе не плохи. Как, впрочем, и не хороши. Они просто полезны. Они представляют собой информацию, которую поставляет наш рептильный мозг. Эта самая древняя часть мозга имеет лишь одну элементарную функцию: предупреждать нас об опасности.
«Крокодил», желающий нам добра
Рептильный мозг, «крокодил», как его в шутку называет психотерапевт Катрин Эмле-Перисоль, функционирует по бинарной модели. Для него существуют лишь две возможности: безопасность или опасность. Стоит проявиться какой-либо, пусть даже ничтожной, угрозе, как он тут же переключается в режим «эмоция».
Какие же опасности могут нам реально грозить? Те, что затрагивают три наши экзистенциальные потребности: в безопасности, в самоидентификации и в поиске смысла жизни. Поскольку мы смертны, нам нужно чувствовать, что нашей жизни ничто не угрожает. Поскольку мы живем в обществе, нам необходимо знать, кто мы есть по отношению к другим. И, поскольку мы существа мыслящие, нам важно, чтобы наше пребывание на этой земле было наделено смыслом.
Как только затронута одна из этих фундаментальных потребностей, наш «крокодил» немедленно посылает нам эмоцию, которая должна предупредить об опасности и заставить действовать.
Сначала страх требует, чтобы мы оказались в безопасности. Если мы не реагируем, в дело вступает гнев, толкающий на то, чтобы мы отстаивали перед другими свою индивидуальность. Если этого оказывается недостаточно, на смену приходит грусть, она склоняет нас побыть в одиночестве, чтобы мы могли задать себе вопросы о смысле жизни.
На базе этих трех первичных, «примитивных» эмоций разворачивается целая гамма ощущений: мы можем ощущать страх как комок в желудке и можем испытать острый приступ паники. Проявление гнева колеблется от раздражения до вспышки жестокости, а грусти — от вялой хандры до депрессии.
Стоит еще раз подчеркнуть, что слова «страх», «гнев» или «грусть» не следует воспринимать в негативном смысле. У нашего «крокодила» только одна задача — обеспечить наше выживание, поэтому это прежде всего спасительные эмоции. Они служат сигналами тревоги, которые позволяют отреагировать на критическую ситуацию двумя способами: статическим или динамическим. Они либо приводят в оцепенение, либо толкают к действию. Мы либо вхолостую прокручиваем свои переживания (замкнувшись на своих чувствах), либо действуем хаотично (с повышенной активностью). В любом случае эти эмоции не помогают нам продвинуться ни в понимании, ни в выражении того, что мы испытываем.
Исследование этой эмоциональной цепочки, описанное французским нейробиологом Анри Лабори в его работе, посвященной стрессу1, было продолжено психотерапевтом Катрин Эмле-Перисоль совместно со специалистом по телесным практикам Сильви Александр.
Выяснилось, что то, каким образом в детстве мы реагировали в ситуации опасности, отпечаталось глубоко в нашем сознании. С тех пор этот способ реакции мгновенно активизируется, как только возникает опасность того же рода. Достаточно одной интонации, жеста, слова и даже запаха, чтобы вызвать ту эмоцию, которая ассоциируется с подобной опасностью.
Если в школе вас унижала учительница и вы находили выход своим эмоциям, открывая дверь класса ударом ноги, не удивляйтесь, если сегодня вы отчаянно бьете кулаком по кофейному автомату, услышав замечание от начальника.
Однако ведь существуют и другие способы реагировать, не так тесно связанные с предыдущим опытом: мы можем сойти с этой дорожки, прочерченной и закрепленной в прошлом, чтобы проложить другую, не столь примитивную или в большей степени приспособленную к новой, конкретной ситуации, — в любом случае, мы почувствуем себя свободнее.
Научиться выражать свои чувства по-другому вполне реально. Катрин Эмле-Перисоль и Сильви Александр разработали комплекс специальных упражнений, включая и физические, которые помогают найти для эмоций другие пути.
«Мы можем научиться расслабляться, прислушиваться к своей интуиции, открываться, — объясняют они. — Наша нервная система обожает привычки, поскольку встреча с неизвестным всегда таит опасность. Чтобы снять внутренние блоки, необходимо застать мозг врасплох. Именно на это нацелены упражнения».
Самое главное не результат, а тот урок, который мы усваиваем, выполняя эти упражнения: да, мы можем уйти от рефлекторных эмоций, порожденных прошлым и давящих на нас в настоящем. Достаточно лишь задать себе правильный вопрос, поскольку «эмоция — это ответ-сирота, потерявший свой вопрос», согласно красивой формуле, предложенной раввином и философом Марком-Аленом Уакнином.
«Надо искать, словно мы проводим расследование, спрашивая себя, какой вопрос заставляет нас вырабатывать определенный поведенческий ответ, продиктованный привычкой», — предлагают Катрин Эмле-Перисоль и Сильви Александр.
Почему я реагирую именно таким образом? Как я могу еще отреагировать? Если я осознаю, что мой начальник — это не моя школьная учительница, напоминая себе, что мне уже не восемь лет и что теперь в моем распоряжении целое множество способов реагирования, гораздо более эффективных, чем разбивание кофейного автомата, — может быть, тогда я научусь выражать свои чувства иначе, без гнева и насилия. Для начала уже неплохо, не правда ли?
Надежда Василевская
