Надо было набраться смелости, выйти, наконец, из душа и сказать: «Извини, Илья, ничего у нас не получится». Но она стояла, не двигаясь, и теплая вода гладила ее, будто успокаивая: «Все будет хорошо, все будет хорошо».
Бывший муж в ее квартире. Как такое вообще могло произойти? Неужели на той вечеринке нельзя было просто поздороваться: «Привет. Как дела?» и уйти в другой конец зала? Зачем надо было стоять, улыбаться, нести какую-то чушь про машину, ремонт и собаку своего брата? Просто она не ожидала его встретить. Через год после разлуки. И он не ожидал. Но почему они вцепились друг в друга, словно боялись, что людской водоворот может их снова разнести в разные стороны еще на год или навсегда?
«Я так скучаю,— сказал он, прервав ее монолог о собаке.— Если бы ты знала... Нет дня... Нет дня, чтобы...» Она отшатнулась, наступив на ногу официанту. "Понапьются раньше времени«,— проворчал гарсон слишком громко и рассмешил ее. Она смеялась, как идиотка, а Илья все говорил и говорил, как ему плохо, как тяжело ему без нее.
Никогда она не могла ответить на вопрос, почему они развелись. Если б пил и бил — все было бы понятно. Тут же однозначного ответа дать было невозможно. «Мы слишком разные,— говорила она иногда. А иногда: — Это не мой человек, мы из разных миров». Или: «Я двигаюсь по пути созидания, а он — саморазрушения». Слишком все было сложно. И абсолютно понятно — жить вместе не получается. То ли он ее не любил как надо, то ли она все время рвалась прочь от него, такого несовершенного.
«Ты пьян,— она использовала версию официанта, чтобы утихомирить его в такси, когда они неслись к ней домой.— Да, иногда и одного бокала хватает, ты пьян, я тебе говорю, и завтра будешь вспоминать все этот как сон. Илья, милый... Что мы делаем?» Она пыталась прислушаться к себе: неужели чувства не исчезли? Ведь казалось — все, отцвели уж давно. И на тебе. Что, теперь они всегда будут бросаться в объятия друг друга, едва встретившись?
«Знаешь, о чем я все время думал? Лишь бы иногда видеть тебя, слышать твой голос, говорить с тобой — больше мне ничего не надо,— целовал он ее руки.— Просто знать, что ты рядом. Я подыхаю без тебя, понимаешь?»
Она выключила воду. Все будет хорошо. Но ничего не получится. Ни секса сейчас, ни отношений потом. Ну, даже если попробуют они заново, что дальше? Все та же мутотень начнется, от которой она уже бежала: у них нет общих интересов, он другой, он безответственен, он полон комплексов, израненное дитя израненной матери — на черта ей все это нужно? Нет, не получится. Надо его гнать.
«Извини, Илья... — она надела халат и вышла из ванной.— Илья!» Его нигде не было. На доске в кухне мелом одно слово выведено: «Извини». И грустный смайлик пририсован. А на столе остались перчатки — торопился, забыл. Ушел. Она схватила эти перчатки и прижала их к груди, будто затыкая кровоточащую рану. Сползла на пол, воя: «Боже мой, Илья, как больно... Любимый мой, как больно... Я скучаю без тебя! Я не могу, не могу я! За что? Зачем ты так со мной?.. Спасибо, спасибо»
