Сын Андрея Бильжо Антон Бильжо снял кино, в одной из основ которого — зов плоти, про который режиссер в своей дебютной колонке в «Русском пионере» рассказывает технологично и прямолинейно, и выясняется, что именно это интереснее всего даже остального.
Как снимались сцены секса? Удивительно, но этот вопрос еще волнует людей. Ему посвящены короткие тексты в многочисленных рейтингах. «Топ-15 сексуальных сцен из фильмов, которые стоит повторить», «10 самых откровенных сцен мирового кино», «10 фильмов с настоящим сексом в кадре», «Девять лучших эротических фильмов по версии мужчин», «На заметку к 14 февраля: 7 самых горячих сцен в кино, которые заведут даже робота». В одном из этих обзоров автор теребит читателя: «А признайтесь, что вы ходите на эротические фильмы ради таких сцен». (Честно говоря, я не могу этого понять. Сегодня, когда доступно все, а времени не хватает, смотреть целый фильм ради нескольких минут, на протяжении которых актеры трутся друг о друга? Это то же самое, что тащиться от реслинга. Мне всегда хотелось понять, что чувствуют те, кто его любит.) Судя по всему, секс в кино еще сохраняет налет таинственности. Как бы кокетливо прячется под полупрозрачным балдахином.
Авторы упоминают трюки, на которые пришлось пойти актерам и режиссеру, чтобы воссоздать половой акт. Неминуемо приводится история издевательства Марлона Брандо с Бернардо Бертолуччи над Марией Шнайдер в «Последнем танго в Париже». Цитируются не вызывающие доверия слова продюсера «Нимфоманки» о том, что в пикантных кадрах весь верх был актерский, а весь низ — дублерский. Описывается забавный анекдот, когда на съемках одного фильма режиссер и оператор разделись, чтобы поддержать исполнителей. Упоминается история о том, как с Шэрон Стоун сняли трусы на съемках «Основного инстинкта», потому что они бликовали!
Тут же дается множество полезных советов: постельные сцены надо планировать на самый конец съемок, «чаще всего актеры даже не испытывают влечения друг к другу, потому что оба напряжены и измождены», «взаимопонимание актеров и четкая последовательность действий при съемке постельной сцены являются залогом ее успеха», «репетиции проходят в одежде, чтобы лишний раз не мучить бедных людей». Кто-то утверждает, что голое тело, которое видно в кадре, совсем не голое. Используются различные накладки на ягодицы, груди и соски, есть также специальные «мужские носочки» (видимо, для гениталий). Приводятся фамилии актеров, подробно оговаривающих границы своей наготы, и тех, кто готов весь день скакать голышом. Как бы то ни было, все согласны с тем, что в основном мы имеем дело с обманом. Один блогер идет дальше остальных, утверждая: «Если секс был настоящий, то режиссер ненастоящий».
На зыбкой территории настоящего-ненастоящего секса в кино сломано немало копий. Чего стоят скандалы вокруг проекта «Дау»! Мало кто его видел, но многие ругают за то, что там было настоящее изнасилование бутылкой, хотя и с согласия актрисы. Так что считать ли его после этого настоящим?
Заметно, что многие видят мастерство режиссера в том, насколько похоже он имитирует жизнь (так же, как до сих пор часть населения считает истинными художниками тех, кто «умеет рисовать»). Настоящий секс как бы устраняет это мастерство, а значит, и говорить здесь особо не о чем: поставил камеру и снимаешь — в чем же искусство? С другой стороны, ненужные, но интересные подробности того, как это было сделано, через какие сложности и ухищрения пришлось пройти участникам процесса, чтобы получить на выходе нечто, совершаемое остальными без особых усилий по несколько раз в неделю, — это внушает уважение и восстанавливает справедливость.
Ко всему, что известно о технологии съемки секса в кино, сложно что-либо добавить (более того, многое стало для меня новостью, так что я благодарен журналу «Русский пионер» за то, что получил массу полезной в профессиональном плане информации). Однажды я слышал разговор охранников в «Пятерочке». «Фильм плохой, но цветокоррекция понравилась», — говорил один другому. Я не принадлежу к тем, кто переживает из-за того, что все вокруг стали всё знать. Наоборот! Мне кажется, это должно было бы устранить остроту проблемы — по-настоящему актеры занимались сексом или нет. Ясно, что не по-настоящему! Понятно даже с какими конкретно накладками! А если и по-настоящему, что с того? Такого настоящего, разложенного по полочкам на любой вкус полно на специализированных сайтах. Почему же тогда в океане порнографии секс в кино все еще остается пленительным оазисом, загадочным островом, где вроде бы могут водиться какие-то неизвестные представители флоры и фауны?
Думаю, фокус тут в том, что постельные сцены в кино всегда, с одной стороны, побочны, а с другой — непрофессиональны. Если работники клубничной индустрии знают, на что идут, воспринимая секс как единственный предмет и ясную цель своих стараний, то у киношников все происходит любительски, а в России часто и через пень-колоду, то есть буквально как в жизни. Тут обязательно кто-нибудь забудет про «мужской носочек», а кто-нибудь вообще не будет знать о его существовании! Именно это, на мой взгляд, делает постельные сцены в кино более жизненными и в конце концов настоящими, чем самые настоящие порнографические. Посреди отрепетированных диалогов актерам вдруг приходится раздеться. Не напоминает ли это нам реальность? К тому же кроме общего нарратива, прописанного в сценарии, у каждого исполнителя роли есть еще и свой частный — в виде жен, родителей и детей, которые все это увидят. Возникает робость и стыдливость, волнение и трепет, а это именно то, что так сложно найти на порнографических сайтах.
О том, насколько абсурдно выглядят люди, изображающие плотскую любовь в присутствии группы с камерами и удочками, сказано многое. Иногда, как в случае с фильмом «Амбивалентность», в число наблюдателей входят вообще посторонние люди — например, рабочие лифтового завода, где мы снимали эротическую сцену посреди трудового дня.
Несомненно, съемки секса для группы — особенные. В этот момент все участники процесса волнуются. Волнуются актеры, волнуются звуковики, перед которыми стоит сложная задача закрепить петличку там, где ее будет не видно, волнуется оператор, подсознательно понимающий, что имеет дело с природой. Я много раз видел, что волнуется даже «хлопушка». Все застывает в божественном и неподдельном испуге. Повисает тишина. Самые разнузданные светики замолкают в коридорах. Именно в этот момент, каким бы ни было финальное качество сцены, возникает та самая магия кино.
Среди бела дня откуда ни возьмись в нашем циничном мире рождается нечто неудобное. Является что-то третье, похожее на стихию, не зависящее от людей и их профессионализма.
Постельные сцены всегда имеют элемент непредсказуемости. Отрепетировать их досконально нельзя. Воссоздать органику искусственно не получится. Актера видно буквально как на ладони. Куда пойдет рука и как отреагирует партнер — это невозможно знать заранее. Даже голос, который раздается по громкой связи: «Хорошо, а теперь возьми ее за грудь и скажи, что любишь», — режиссер не всегда контролирует на сто процентов.
И в этом смысле вопрос, настоящий ли был секс в кадре, звучит наивно. Можно поставить его шире. А является ли до конца настоящим вообще секс? Или мы тут выполняем некие побочные функции, имея лишь косвенное отношение к происходящему и своей в него вовлеченности? И не наигрываем ли мы в этот момент, не фальшивим ли, не перебарщиваем, не копируем ли неизвестный образец, не играем ли роль в чем-то, что нам даже объяснить как следует не объяснили?
Антон Бильжо
