Год музыки Великобритании в России набирает обороты: следом за камерными концертами, научными семинарами и распределением грантов настал черед оперной премьеры. Театр «Новая опера» показал «Поругание Лукреции» Бенджамина Бриттена в постановке Екатерины Одеговой. Оказалась ли созвучна современности древняя история, выясняла Татьяна Белова.
«Поругание Лукреции» — вторая опера Бриттена, ровесница лаконичного прикладного «Путеводителя по оркестру для детей и юношества», частого гостя на театральных и филармонических подмостках, в том числе в России. Их роднит не только год сочинения, но и творческий метод. Оба сочинения актуализируют архаические формы (фуга и вариации на старинную тему Пёрселла в «Путеводителе», античная трагедия с комментирующим хором и баховская ораториальная манера в «Лукреции»). В обоих музыкальный язык прозрачен и отточен — оркестровые партии «Поругания Лукреции», особенно арфы и контрабаса, вполне достойны страниц учебника или путеводителя, демонстрирующего возможности групп и отдельных инструментов. Но «Путеводитель» создавался с учебными целями, и его мастерская методичность не решает драматургической задачи. В опере же она должна быть поставлена на службу действию, и постановщикам «Поругания Лукреции» приходится решать чрезвычайно сложные задачи.
Повествовательная структура «Поругания», выбранная Бриттеном и его соавторами, либреттистом Рональдом Дунканом и вдохновителем проекта Эриком Крозье, почти не предполагает открытого драматизма. Вместо столкновения характеров, необходимого для развития захватывающего зрителя действа, авторы разворачивают перед зрителем набор зарисовок. Рассказчики — Мужской хор и Женский хор, каждый представлен одним голосом,— смотрят на случившуюся в Риме эпохи царей историю через толщу времени, изменившуюся мораль и современный опыт. Современный Бриттену, заметим,— и отдельные пассажи либретто, такие как «дом творится руками женщины», сегодня выглядят далекими от актуальности, а пафосные выкрики «Рим для римлян, долой этрусков», в 1946 году означавшие призыв к бунту против тирании, в 2019-м выглядят этическим анахронизмом (и взывают к активной позиции постановщиков). Бриттен и Дункан излагают языческий сюжет о добровольном самоубийстве за свершенное не по доброй воле прелюбодеяние с позиций христианской морали, славя смерть во искупление чужих грехов. Упрощают ли они этим разговор о природе насилия или, напротив, усложняют, ведь умиротворяющий финал вместо предписанной каноническим сюжетом клятвы мести только умножает трагичность ситуации?
Ответа на этот вопрос спектакль «Новой оперы» не дает. Режиссер Екатерина Одегова, художник Этель Иошпа и драматург Михаил Мугинштейн помещают Лукрецию (Мария Патрушева) в рамку прерафаэлитской декоративности и покрывают ее телесные и душевные страдания мутной тяжелой водой видеопроекции. Однако на этом попытки отрешиться от приземленной реальности и рассказать историю адекватными партитуре средствами ограничиваются. Тарквинию (Дмитрий Орлов) предписано сублимировать недостойные желания отжиманиями, что ожидаемо не помогает; Мужской хор (Георгий Фараджев) вовлечен в насилие над героиней, вероятно, ради демонстрации мужской солидарности; женская мудрость и готовность помочь маркируются размашистыми объятиями и безмолвным ломанием рук Женского хора (Наталья Креслина). Чуть менее одномерными выглядят Люция и Бьянка: Кристина Бикмаева и Ирина Ромишевская не тонут в попытках примирить бесстрастность авторского языка с законами отечественного психологического театра, требующего переживать на сцене и индуцировать сопереживание в зрительном зале.
«Поругание Лукреции» — камерная опера без многолюдного хора и оркестра. Каждый голос человека или инструмента прописан Бриттеном отчетливо и выпукло. Партитура представляет собой сплетенные в постоянном звенящем напряжении выразительные высказывания. Но именно этого выразительного многоголосия и недоставало в «Новой опере». Патетическая отрешенность пассионов превратилась в вялость, преодолеть которую не смог и Ян Латам-Кёниг за пультом. И хотя Бриттен отнюдь не редкий автор для российских театральных и концертных площадок, всерьез его музыка у нас не приживается.
Неудача «Поругания Лукреции» тем обиднее, что на московских сценах регулярно случается успешное погружение в бриттеновский стиль. Еще недавно были «Сон в летнюю ночь» в МАМТе и «Билли Бадд» в Большом, промелькнул «Поворот винта» в той же «Новой опере». Буквально накануне новооперной премьеры, 25 апреля, в ГМИИ имени Пушкина под эгидой того же года музыки Великобритании в России состоялся концерт английской музыки ХХ века, где стремительно пронеслась «Ночная почта», исполненная камерным ансамблем солистов под руководством Романа Минца (с участием контратенора Уильяма Тауэрса в качестве чтеца), а в памяти меломанов живет давнее исполнение «Военного реквиема» в КЗЧ под управлением Владимира Юровского. Но ни один из этих проектов не задерживается в Москве надолго. Как будто та же мутная тяжелая вода, что в разных ракурсах доминирует над сценой в «Поругании Лукреции», уносит из московского музыкального пространства все по-настоящему важное, связанное с музыкой Бриттена
Татьяна Белова
