Эта статья задумывалась как рождественская история о трудной судьбе со счастливым концом. Одинокая женщина, например, отсидела за какое-то преступление, освободилась, и поначалу ей очень непросто. Но она все преодолевает, встречает любовь и начинает новую жизнь — ура, счастливый конец.
За подобными историями я обратилась в Центр содействия реформе уголовного правосудия, правозащитную организацию, которая уже лет 20 помогает заключенным и освободившимся женщинам.
«Со счастливым концом? — переспросили в центре. — Конечно, у нас такие женщины есть». И стали увлеченно вспоминать своих подопечных и их запредельные истории. А я слушала и недоумевала: «Где же здесь счастливый конец?»
Счастье меряется разными мерками. Один и тот же конец по одним меркам — горе. По другим — счастье. Но как же далеки эти концы друг от друга. Непреодолимое расстояние.
Счастье 1: выжил тот, кого пырнула
Ольга Алексеевна освободилась из Ардатовской ИК пару лет назад. Ей 68 лет, семь отсидела. Крохотная морщинистая старушка. Сейчас, к сожалению, опять пьет, а два года была трезвая. Звонила в центр правозащитнице Лене Гордеевой и каждый раз говорила: «Еленсанна, я ведь не пью, кто поверит, не пью ведь…»
Сидела два раза за убийство. Несдержанная. Чуть что — лезет в бутылку.
После освобождения поехала жить в деревню, откуда родом. Главная ее задача была — получить паспорт. Лена Гордеева по телефону ей диктовала, куда пойти, что сказать. Но ничего не получалась, пока Лена не начала сама звонить в региональное УФМС. «Просто пригрозила прокуратурой, и за минуту нашли все документы, «пусть приезжает Ольга Алексеевна, все готово».
С паспортом она уже смогла оформить пенсию, и на работу ее официально устроили — полы мыть в сельсовете. Платят неплохо — 3 тысячи. А летом тоже зарабатывала, на лук ходила — собирать лук на поле.
Очень рассудительная, экономная. Беспокоится: «Вот сейчас пенсия 7 тысяч, а не снимут ли, как узнают, что я в сельсовете работаю?..»
У нее сын, внуки, но не могла она сразу к ним вернуться, «было стыдно». Полгода не могла сыну позвонить, потом он сам приехал и с внуками познакомил: «Еленсанна, представляете, они меня назвали БАБУШКОЙ, а я их даже не нянчила, так свою жизнь прожила, на что ж я ее потратила, а они БАБУШКОЙ назвали, и не как отброс какой-нибудь!»
Но вот собственного дома нет у нее. Пустили односельчане пожить в пустующий дом, она его отмыла, прибрала, привела в порядок, а вот сейчас его выставляют на продажу. Может, ей самой его купить? И она вычисляет, сможет ли взять кредит, как выплачивать, ну если опять на лук ходить и полы мыть, может, и получится... Пенсии радуется: «Вы не представляете — пенсия-минималка, и она моя!!!»
И вот совсем недавно пить опять начала и не сдержалась, пырнула хахаля ножом.
Он, слава богу, выжил, дело закрыли.
Счастливый конец у этой истории потому, что она его не убила.
Счастье 2: есть дом и огород
Марине Павшиной около 40 лет, она с Поволжья, освободилась года полтора назад.
В колонии случился инсульт, парализовало всю правую сторону. Половина лица и правая рука вообще не действовали. Как ее лечили, она не рассказывала, но все-таки стала понемногу поправляться и готовиться к освобождению. Написала в центр, попросила прислать вещи, а то освобождаться не в чем.
Центр собирает вещи для заключенных через соцсети. «Мы ни от чего не отказываемся, когда нам приносят вещи, в основном именно то, что надо. Аккуратные, добротные, чистые, сезонные, — говорят правозащитницы. — Но иногда попадаются совершенно новые «панталоны женские удлиненные» с магазинным ярлычком 1970 года, калоши с красным байковым нутром. Коллекцией причудливых туалетов мы могли бы поменяться с Александром Васильевым (известный историк моды), но отдаем в театральные мастерские при Икшанской женской колонии».
Марине послали, конечно, одежду нормальную — не театральную. Она поехала из колонии к себе в деревню, в свой дом, и почти сразу написала, что не может восстановить паспорт.
Паспорта, кстати, у нее нет до сих пор. Так и не смогла преодолеть все инстанции. А сейчас он очень нужен для оформления инвалидности.
Пока шли разговоры про паспорт, Марина, стесняясь, попросила у центра обувь. А то так зиму в калошах и проходила: ой, так холодно было, так холодно! А что же раньше-то не сказали? Ну, совестно же, вы и так для меня столько делаете! Да и возможности позвонить не было — ни денег, ничего.
Правозащитники послали обувь на имя деревенской почтальонши, она Марине помогает с самого дня ее возвращения — рука-то все еще не очень хорошо действует, расписаться Марина не может, да и паспорта нет — как получить посылку?
Случай Марины счастливый потому, что есть свой дом и огород. А яблок сколько!
Звонит она в центр часто, просьбы копеечные: нет в деревне магазина, ничего нет, заколку для волос негде купить. А тут парень появился. Помоложе немного, ему 35, строитель, летом где-то работал, а сейчас нет работы, дома с Мариной сидит.
На днях им «подарок» свалился. Под Новый год счет пришел на электричество — 4800 с копейками. «Что ж летом не платили, ведь были деньги-то?»
Ну, вот не платили...
Сейчас сидят на одной картошке, ждут, что свет отключат, и просят прислать подсолнечного масла.
Счастье 3: есть своя могила
Галина Н., освободившаяся из колонии в Москву, не имеющая места жительства, хотя и бывшая москвичка, дважды была судима (экономические статьи).
Умерла она в апреле 2016 года. Похоронили «по-человечески», в собственной могиле. У реабилитационного центра на это денег нет, собрали деньги — похоронили по-человечески.
«Впервые мы встретились с ней лет пять назад, — рассказала правозащитница Наталья Дзядко. — Она только что приехала в зону из Нижегородского СИЗО. Тогда там были, мягко говоря, «никакие» условия, спать приходилось на голом полу. Ее спасла шуба, в ней она и приехала в зону и не снимала ее — из-за полноты невозможно было подобрать ей форму.
Мы подружились с ней, пока она была в Москве, она приезжала к нам из центра «Люблино», где, кстати, была старостой храма, помогала разбирать вещи. Люди отсидевшие моментально и очень четко определяют, что пойдет в зону, что на освобождение».
Галина была очень красива, как киноактриса прежних лет. Гладко причесанные волосы, красивый профиль, дружелюбная, образованная (два высших образования), прекрасная рассказчица. Но подробности ее истории известны только в самых общих чертах — был муж, но после развода дочки почему-то остались с ним и не поддерживали с матерью отношений. Была сестра, которая не приехала на похороны, хотя ей все сообщили…
Почему же у этой истории счастливый конец?
Потому что человек упокоился в собственной могиле, а не в общей, на которую только и мог рассчитывать по своему положению.
Счастье 4: не мучилась перед смертью
История про Надю из Шаховской женской колонии в Орловской области. Случилась она в 2003 году.
У Нади был рак. В неизлечимой стадии.
Доктор Князев Андрей Константинович организовал в колонии прекрасную медчасть, внимательно относился к своим пациентам и два раза пытался Надю «актировать» — освободить как умирающую доходягу. Но удалось только на третий раз.
Освободить ее освободили, а дальше куда? Местные больницы Надю брать отказались. Тогда доктор сам отвез Надю в хоспис, она глаз не сомкнула по дороге, хотя он предлагал ей поспать, а утром призналась: не верила, боялась, что выкинут ее в сугроб.
Деньги свои Надя завещала Шаховской воспитательной колонии, на них купили картины в столовую.
Счастливый конец здесь в том, что последние дни Надя не мучилась.
Счастье 5: есть сила духа
С Аней П. правозащитники познакомились больше 10 лет назад. Встретились с ней в Новооскольской ВК в 2003 году, потом навещали во взрослой колонии.
Она с трудом принимала неволю. Ей казалось, что в детской колонии очень тяжело, и она стремилась во взрослую, ей уже исполнилось 18 лет.
Посадили ее в феврале 2003 года, срок дали — 7,5 года, суммировались две статьи. По первой статье — грабеж. Они с сестрой продали материнские сережки, купили что-то, а мать обнаружила, велела вернуть. Тогда они сняли сережки с какой-то случайной девочки. Их поймали, на Аню завели дело.
Вторая статья — за драку. Подралась Аня, когда уже шло следствие. Познакомилась с парнем, были серьезные отношения, она от него возвращалась и дорогой поцапалась с какой-то девушкой, стали выяснять отношения, подрались.
Аня обнаружила судебную ошибку: на момент совершения преступления она была несовершеннолетней, а ей поставили взрослый срок. Она обжаловала приговор и сама сумела скостить его себе на 2,5 года.
Освободилась она в 2007-м. Жила сначала у мамы, потом познакомилась с Сашей, забеременела, расписались, и он прописал ее в свою комнату в общежитии.
После освобождения сразу же устроилась на завод. Завод закрылся. Пошла продавать диски в магазин. Официально ее не оформляли, стали приписывать недостачу, уволилась. Работала на швейном производстве, но не каждый день, потому что мало заказов. Потом они вообще кончились, и Аню уволили.
В ноябре 2008-го родилась дочка Лиля. Анин муж Саша — сирота, годом моложе, работал учеником мебельщика. Он оказался игрок, все спускал на игровые автоматы, даже последние деньги, чтобы купить смесь ребенку.
С Лилей до трех месяцев все было просто прекрасно. Но потом девочка перестала есть, стала терять вес, оказалось — опухоль. Оперировали в Москве, в Бурденко, потом долгая химия в Москве и Волгограде. Диагноз: объемное образование средней черепной ямки с гидроцефалией.
Аня не работала, т.к. девочка не садовская, инвалид. Бабушка, Анина мама, не помогала и боялась с девочкой оставаться. Но Аня не сдавалась, отучилась на курсах на повара 3-го разряда в ресторанном колледже. Пыталась устроиться поваром, но из-за того, что каждый месяц они с дочкой неделю лежали в больнице, ее никуда не брали. Денег была только девочкина пенсия 9 тыс. руб. Временами было нечего есть.
Из-за того что Саша все время играл и все проигрывал, в 2010 году они развелись. Алиментов он никогда не платил. Сейчас опять сидит, второй срок. Как сироте Саше дали квартиру, Аня надеялась прописать туда ребенка, но на зоне он квартиру проиграл.
Появился другой кавалер — помогал материально, начинали жить общей жизнью. Брали кредиты — оформляли на Аню. Кавалер исчез.
Несколько раз ее сильно били, однажды приятель нос сломал. Она ни на кого в суд не подавала. За нос заявление подала, но до конца дело не довела — пусть на его совести это будет.
А дочка Лиля в 2014 году умерла, 12 октября, накануне Аниного дня рождения.
У нее был эпилептический припадок, и спасти ее не смогли.
Аня — борец, настоящий борец.
Каким она была борцом, как отстаивала Лилю — Лилуху. «Что бы ни говорили, а для меня она была лучшей!» — говорит она про дочку.
«Все лучшее — дитю» — ее лозунг. Она постоянно делала ремонт своими руками — денег-то почти не было, а нужно, чтобы все по-человечески было. Купила надувной бассейн, чтоб поставить во дворе, чтоб Лиля и соседские детишки летом купались.
Ей очень тяжело было после Лили восстанавливаться.
Работа у Ани появилась только недавно — продавать электронные сигареты. Но ненадолго. Неделю назад, 24 декабря, ее уволили. Очень трудно устроиться, работы нет практически, тем более для отсидевших.
P.S. Имена и фамилии женщин, о которых мы написали, изменены. Если возникнет желание тоже проявить к ним участие, пишите в «МК». Мы их найдем.
Их и многих других, о которых мы здесь не смогли рассказать.
