Эту пьесу я мечтаю поставить. Немедленно. Прямо сейчас.
Она называется – «Осадное положение». Автор – Альбер Камю. За эту пьесу и другие произведения ему была присуждена Нобелевская премия. Давно, аж в 1957-м году. Притча. Тон возвышенный. Лексика велеречивая. Ирония во всем.
Алексей Меринов
Про такие пьесы в то время говорили – «нетленка». Но затем как-то быстро забыли. Видимо, не было повода вспоминать. А сейчас – есть. Сейчас весь мир в «осадном положении». Ну, да, да, из-за коронавируса, чтоб ему пусто было!..
А ведь действительно нынче пусто на улицах, пусто на площадях, стадионах, в кино и театрах…
То, что пусто в театрах, мне особенно больно. Никакие on-line-показы в отсутствие публики никогда не заменят живого действия. Театр и мертвечина – две вещи несовместные.
И все же попытаемся этому противостоять. Давайте поставим спектакль мысленно, пусть он буквально станет игрой нашего воображения. Сейчас это единственная возможность творить, то есть не сдаться.
Итак, перечитаем пьесу Камю.
Она начинается грозно – небо над испанским городом Кадиксом прорезает хвостатая комета – знак надвигающегося несчастья.
– Конец света! – первая реплика пьесы.
Далее некий Глашатай, окруженный стражей, объявляет:
– Приказ Правителя. Каждый делает свою работу. Хорошее правление – это то, во время которого ничего не происходит… Вот почему каждый, начиная с текущего шестого часа должен знать, что комета никогда не показывалась на горизонте нашего города. Любой нарушитель этого решения говорить о комете иначе как о звездном явлении, будет наказан по всей строгости закона.
Звуки труб. Глашатай удаляется, а местный пьяница и бомж-философ по имени Нада кричит:
– Нет, это – политика… О! Хорошего правителя мы имеем! Если у него будет дефицит, он отменит дефицит.
И с этим словами бежит на рынок, «чтобы выпить, наконец, за всеобщую смерть».
Таков (вкратце) пролог. На сцене – Хор (народ).
– Ничего не происходит, ничего не произойдет. Пройдемся! Проветримся! Это не бедствие, это изобилие лета! Жуй и пей! – лавочники ликуют, рыбаки славят пойманную дораду, эту «гвоздику моря». На мраморных прилавках горы снеди – сыры, мясо с запахом люцерны, виноград, огненные абрикосы… В общем, картина благоденствия, в котором все счастливы, даже нищие. Сказочный Правитель восклицает:
– Пока ничего не меняется, я остаюсь королем неподвижности!
И тут приходит Чума. Следует ремарка Камю: «людей охватывает безумие». Старый кюре зовет всех в церковь, чей-то голос провозглашает:
– Будет столько мертвых, что не хватит живых, чтобы их хоронить!
К Правителю обращается Алькад, то есть cудья:
– Ваша честь! Эпидемия распространяется с неимоверной быстротой. Кварталы поражены больше, чем это можно представить. Я думаю, нужно скрыть истинное положение и ни в коем случае не говорить народу правду.
Но Правитель не слышит.
– Все уладится. Хуже всего, что я должен ехать на охоту. Вечно что-то случается, когда у меня важные дела.
И уезжает, несмотря ни на что.
Люди с кляпами во рту. Стражники. Могильщики. Тележки с грудами мертвецов. Карты снабжения. «Каждый нуждается в удостоверении». Справка. Шкала. Аттестация. Регистрация! Концлагерь. Переселение населения. Все умрут по очереди. «Это решено».
Само собой выходит, что Камю ставит вопрос выживания в зависимость от государства: только власть – отнюдь не врачи! – заметим в скобках, что среди персонажей пьесы нет ни одного напрашивающегося в сюжет лекаря, – ответственна за спасение человеческого рода. Власть обязана найти выход, от ее действия, правильного или ошибочного, зависит все. Но власть в Кадиксе не чиста, ее интересы дегуманизированы, она думает не о людях, а лишь о себе, прибегая к арестам, сея насилие и подчинение именем Чумы и во имя Чумы. Именно поэтому возникает героическое противостояние. Молодой человек по имени Диего зовет к преодолению страха и идет на борьбу со злом. Не сразу его поддерживает народ. Восставшие жители полумертвого Кадикса строят укрепления, чтобы сухим ветрам не дать проникнуть в город. Чума в ответ насылает на оставшихся с разумом людей… радиацию!
Диего видит свою возлюбленную Викторию на смертоносных носилках в «налаженной системе» псевдожизни. И тут сказочник Камю предлагает нам в качестве спасения исцеляющую силу Любви, Диего отдает Чуме свое тело вместо тела Виктории.
– Любовь, что это такое? – вопрошает глупая Чума. И исчезает из города вместе со своей Секретаршей. Морской ветер свистит. Буря. В Кадикс возвращается старый Правитель!
– Ты видишь, рыбак, правительства меняются, а полиция остается.
Это кричит напоследок пьяница и бомж Нада, и в следующую секунду бросается в море и гибнет, укрытый гигантской волной.
… Нет, я больше не могу пересказывать пьесу-притчу великого Камю. Сотни подробностей, естественно, я упустил. Скажу только, что Чуму в пьесе представляет некий Мужчина, который будучи иностранцем, приходит во дворец Правителя и заявляет, что хочет занять его место. А дальше…
Дальше в Кадиксе новоявленный тиран устанавливает этакую всесильную организацию, объявляет «осадное положение», при котором все до одного будут умирать по порядку, то есть по черному списку, сохраняя утвержденную свыше очередность. Что из этого вышло, вы сможете узнать, когда состоится премьера. Если она состоится.
Важно другое – то, что всемирно известный французский экзистенциалист Камю сделал предупреждение и нам, и всему человечеству – как жить и как выживать в условиях всеобщего несчастья, послал сигнал об опасности не столько самой эпидемии, сколько того мракобесия, которое может возникнуть в параллель с ней. Речь идет о потере свободы как таковой и торжестве угрюмого и фальшиво-жизнерадостного тоталитарного устройства. Конечно, Камю в свое послевоенное время намекал на ужасное повторение гитлеризма – самого живучего зла на Земле – и видел воочию коммунистическую заразу, заполонившую полмира. Сегодняшнее «осадное положение» чревато стиранием личностной коммуникации с реальностью, призыв к вынужденной самоизоляции ведет к самоспасению, но одиночество миллионов – это катастрофа. Переход на казарменный способ существования (иначе – смерть) требует дисциплинарно-бюрократического подавления общества, – этим тут же воспользуется тирания, которой эпидемия только на руку. Если цель власти – истребление, то власть – Чума. Тут главный смысл непоставленной пьесы. Камю сказал: «Мы должны уметь быть на высоте понимания грядущих катастроф». Согласитесь, правильно сказал.
Цитирую по книге «Потерянные пьесы», ее издал в рамках «Академических тетрадей» незабвенный мастер-искусствовед Юрий Борисович Борев, не так давно ушедший от нас. В своей статье, предшествующей публикации «Осадного положения» (2001-й год) он с болью констатировал, что случилось в испанском Кадиксе: «Силы порядка стали силами произвола и, по мнению Камю, человек настолько беспомощен перед ними – слепыми и прихотливыми, – что даже беспощадная чума перед лицом этих сил оказывается союзником гонимого». Метафорический театр оказывается вполне реалистическим. Ибо убиение на самом деле бесконтрольно. Машина уничтожения в Освенциме и ГУЛАГе практиковала вослед идеологическому захвату человеческой личности. Народ превращается в слепоглухонемую толпу, которой отныне можно манипулировать и управлять. Человек попран.
Рано или поздно Чума – этот новый властитель города – проиграет. Но весь вопрос – какой ценой? «Чем меньше они будут понимать, тем лучше они будут маршировать. Это для того, чтобы приучить их немного к темноте», – такую демагогию разводит в пьесе Секретарша г-на Чумы. Таким образом, идеологическое зомбирование масс в осадном Кадиксе есть необходимая тоталитаризму простейшая разновидность заражения и удушья в пустоте. Это не про нас. Это про Испанию.
Эпидемия приводит человека в зону, и его existence, то есть существование, требует перемещения из внешнего мира в мир внутренний, где душа становится твоей единственной и неповторимой сущностью. В абсурдном мире царствует болезнь, косящая всех подряд. Неважно, индивидуальность ты или посредственность – все равно погибнешь, поэтому Камю просит тебя сделать выбор при отвратительной жизни: тело – черт с ним, сохрани душу. И Чума отступит. Душа Чуме не подвластна. Экзистенциализм потому и делает ставку на честную личность (в пьесе это бесстрашный Диего), что честное и частное смыкаются, чтобы быть непобедимыми, когда все вокруг трещит и разрушается.
– Отдан приказ всем начальникам округов заставлять всех, находящихся в их подчинении, голосовать за новое правительство, – сообщает Нада.
– Это нелегко. Некоторые рискуют голосовать против, – отвечает Судья. Нада уточняет:
– Голосование свободное. То есть голоса в пользу правительства будут рассматриваться как свободно выраженные… Отрицательный голос не является свободным голосом.
Так Альбер Камю хлестко клеймит любую фальсификацию на зараженной территории. И добавляет устами Судьи сногсшибательную реплику:
– Если преступление становится законом, оно перестает быть преступлением!
Что же в итоге?.. Мы – беззащитны? На кого надеяться? На одного себя, – говорит Камю нам, знающим по опыту прошлого, что бесчеловечное фашистское государство Германии прямым путем подвело свой народ к дикой катастрофе. Чума двадцатого века – фюрер. А фюрер – это смерть. Будем об этом помнить в канун юбилея нашей Победы над чумным фюрерством.
Что касается моей постановки, я думаю, это сейчас неосуществимый проект. Денег на «Осадное положение» нашему Театру никто не даст. А собственная казна театра по понятным причинам сейчас пуста. Ведь мы не в Кадиксе. Мы на осадном положении «У Никитских ворот». Как, впрочем, все в этом мире.
Марк Розовский
Источник
