Активный, живущий в свое удовольствие пенсионер — вот потенциальное лицо российской старости, это следует из нового доклада, представленного на площадке КГИ. Насколько это реально, разбирался "Огонек"
Доклад, представленный на днях в Комитете гражданских инициатив (КГИ), обозначил контуры новой российской старости, и, похоже, многие стереотипы о стариках надо корректировать. Но сначала о контексте: население в России стареет, и этим мы похожи на страны Запада. По статистике, с 1989 по 2016 год доля россиян в возрасте 60 лет и старше выросла на 10 процентов, а к 2050-му, по оценкам ООН, она и вовсе достигнет почти 30 процентов. Это умеренные темпы старения, однако отечественная специфика дает о себе знать: в отличие от других стран увеличение доли пожилых у нас долгое время происходило... за счет уменьшения доли детей, да и продолжительность жизни в стране не радовала. Еще одна чисто российская особенность — волнообразный характер изменений. К примеру, сокращение к 2016 году доли населения в возрасте 70-74 лет было обусловлено... малочисленностью военного поколения. Наконец, никуда не делся гендерный дисбаланс: чем старше становятся россияне, тем больше среди них остается женщин и меньше мужчин. Словом, старость в России все еще далека от идеала, однако интересно другое: оказывается, мы до сих пор не определились, когда вообще она наступает,— это подтверждают не только данные, приведенные в докладе, но и опросы ВЦИОМа.
— Возрастные границы, в соответствии с которыми человека начинают относить к группе пожилых, достаточно размыты. Есть формальные, нормативно установленные рамки, а есть субъективное восприятие. Например, 17 процентов россиян считают, что старость начинается в 50-54 года, для 27 процентов — это 60-64 года,— уточняет Елена Михайлова, директор по исследованиям ВЦИОМа.— Но 19 процентов тех, кто уже достиг 60 лет и имеет возможность оценить ситуацию изнутри, в качестве возраста наступления старости указывают 70-74 года.
Однако вернемся к докладу. Несмотря на противоречивый фон, образ российского старика — бедного, больного и малоактивного — постепенно меняется. Оказывается, за последние 23-28 лет пожилые россияне стали намного образованнее и субъективно здоровее, они дольше сохраняют трудовую активность. По словам Юрия Горлина, замдиректора Института социального анализа и прогнозирования РАНХиГС, это объясняется изменением условий жизни, увеличением доли городского населения, прогрессом медицины, общим ростом доходов населения, который до недавнего времени был достаточно устойчивым и высоким. Меняются и поведенческие стереотипы.
Впрочем, один из главных парадоксов доклада в другом — работать "до самой смерти" мы, оказывается, тоже не хотим. И сами нынешние пенсионеры, и люди предпенсионного возраста, которые выйдут на пенсию в ближайшие 5-15 лет, уже сформировали себе новый образ старости как времени, когда можно... пожить для себя. Эксперты уточняют: набирает популярность новый тренд — активная старость "со множеством увлечений и хорошим уровнем жизни". Для России это маленькая революция.
— Сама по себе концепция активной старости появилась не вчера, ей уже лет 15-20,— объясняют авторы доклада.— И все же долгое время россияне не мыслили себя вне работы. Сдвиг произошел лишь в последнее время, и сейчас в представлениях о старости важное место стала занимать нерабочая социальная активность: хобби, общение с внуками, детьми и друзьями, путешествия.
Проблема, впрочем, в том, что оптимистичные ожидания от старости пока не слишком вписываются в экономическую реальность.
По сути, россияне до сих пор рассчитывают не столько на пенсию или, скажем, на бесплатную медицину, сколько на некие личные усилия и семейные связи!
Чем конкретно заняться в старости, если полностью посвящать себя работе уже не хочется? Раньше ответ звучал просто: нянчить внуков. Однако доклад, представленный в КГИ, корректирует и этот распространенный вариант. Оказывается, люди, подходящие сегодня к пенсионному возрасту, стали чаще рассматривать свою старость вне зависимости от семьи. Как отмечают исследователи, пожилым, конечно же, хочется хороших отношений с детьми и внуками, это важное условие. Но при этом они уже не собираются класть свои последние годы на алтарь семейных интересов, и, возможно, мы на пороге изменений в межпоколенческих отношениях — если, конечно, экономические трудности вновь не соберут всех под одной крышей.
Еще одно наблюдение, приведенное в докладе: нынешние пожилые проявляют растущий интерес к волонтерской и политической активности. Их доля среди избирателей растет, а значит, именно они во многом будут определять политическое развитие общества. Но дело не только в этом. Авторы отмечают важную роль пожилых людей в политической активности на низовом уровне и подчеркивают, что те могут отстаивать интересы граждан на уровне муниципалитетов, как это часто делают на Западе.
— Старость пугает в основном людей с образованием ниже среднего, с низким материальным положением, то есть не имеющих каких-либо накоплений, чувствующих себя финансово незащищенными,— говорит Елена Михайлова из ВЦИОМа.— Однако 73 процента россиян в целом наступления старости не страшатся. При этом наблюдается кардинальное изменение представлений о том, что же такое счастливая старость. В 2009 году большинство респондентов говорили, что для нее важно прежде всего наличие сбережений. А в 2017 году в качестве ключевого условия счастливой старости респонденты называли интересно прожитую жизнь и накопленный опыт.
В свою очередь, Юрий Горлин подчеркивает: сегодня людей в 60 лет, по крайней мере в больших городах, нельзя отнести к старикам, они более трудоспособны и здоровы, чем были люди этого возраста 30, 20 и даже 10 лет назад.
— Просто посмотрите на фотографии своих бабушек и дедушек, когда им было 50 лет, и сравните с сегодняшними 60- и даже 70-летними. Можно подумать, что это родители и дети,— говорит эксперт.— В этом контексте активная жизнь после достижения пенсионного возраста крайне важна, прежде всего для самих пенсионеров.
Материал подготовил Кирилл Журенков
