Уильям Берроуз — настоящий амбассадор трансгрессии как в литературном творчестве, так и в образе жизни. Произведения о гомосексуальном опыте, наркотической зависимости, насилии — бесспорно нарушение существующих пределов.
Но одно дело литература — бесконечное пространство для воображения — но при этом пространство вымышленное. Уильям Берроуз сам жил жизнью героев его книг. Несколько лет сильной зависимости от героина, убийство собственной жены, безразличие к умирающему сыну. Жизнь полная хаоса, смерти и... длившаяся целых 83 года! Пережив все, чем пугают детей на профилактических уроках в школе, Берроуз умер в 83.
Вот Берроуз дает интервью: в костюме, в очках в широкой оправе, которые выглядят еще шире на его худом вытянутом лице.
Ведущий: почему торчки никогда не моются?
Берроуз (со спокойным и строгим лицом): я не знаю, они как коты.
Уверена, что до 80 я не доживу. Подозреваю, что не доживет и никто из моих знакомых, в том числе некурящих, непьющих, делающих регулярные чек-апы. Справедливости тут нет, а винить в ее отсутствии Бога, судьбу, Вселенную — бесполезно.
И самое интересное — если вы попробуете повторить судьбу Берроуза и дожить до 83, следуя его образу жизни, то с огромной вероятностью у вас ничего не получится и вы просто умрете в лучшем случае через пару лет. Расстраивает ли этот факт? Совсем нет.
Есть ли смысл долго жить, если жизнь конкретного человека может не приносить ничего хорошего? Стремление сохранить любую жизнь любым путем, идея очень эгоистичная. Люди борются за это не ради людей, а ради себя, своего самоудовлетворения. В этом все противники абортов и добровольной эвтаназии. Жизнь, полная страданий, для них лучше смерти. Я с этим не согласна. В идеале я бы прожила до 65. Дальше начнутся болезни, врачи и возможно деменция. Получать удовольствие от жизни будет трудно, а я во многом гедонистка.
Когда мне было 7, мои родители купили кота. Это был серый британский вислоухий котенок с деформированным хвостом и без клочка шерсти около глаза. Он был куплен у женщины, которая разводила котят для выставок. А наш родился с очевидными дефектами. Взяли его за полцены и назвали «Цезарь».
Наш Цезарь, как и торчки, не любил мыться. За всю жизнь (за 12 лет) удалось помыть его 3 раза. А еще у него было 4 сердечных приступа и развилась хроническая почечная недостаточность. Последние года три он наполовину прожил в стационаре под капельницами, перенес несколько операций, у него отказали задние лапы. И он жил. Жил и очевидно страдал по воле моего отца, который не хотел до последнего делать эвтаназию. В итоге сдался. Как бы я не любила нашего Цезаря, но убеждена, что эвтаназия было единственным верным решением, с которым долго тянули.
С людьми разговор конечно сложнее, говорить о судьбе всех у меня нет права. Но я бы предпочла эвтаназию, зная, что болезнь обречет меня на муки, а моих близких на то, что со мной надо бесконечно возиться.
Софья Власова
