Мы сталкиваемся с ними каждый день.
Можно не сомневаться, увидев со спины курьера по доставке еды, дворника или рабочего по ремонту дорог, что им окажется приезжий из бывшей союзной республики. Кто-то оставил семью на родине и отправляет ей заработанные деньги, а кто-то приехал вместе с детьми. Какие проблемы доставляют учителям и школьникам нерусскоязычные дети и что испытывают они сами, погружаясь в неведомую им доселе российскую действительность?
Напомним, президент в марте заявил, что доля детей мигрантов в российских школах должна быть такой, чтобы можно было адаптировать их к языковой и культурной среде. При этом, по его словам, нельзя допустить формирования школ, целиком укомплектованных только такими учащимися, как это происходит в некоторых европейских странах, откуда местные жители будут спешить забрать своих детей.
Однако в Москве, особенно в спальных районах, стали появляться школы, где начальные классы чуть ли не на треть заполнены детьми мигрантов. Сейчас, как рассказывают учителя, количество таких детей в классах сократилось — из-за пандемии в целом уменьшилось число мигрантов. По данным начальника управления по вопросам миграции ГУМВД Москвы Дмитрия Сергиенко, в настоящее время в столице находятся почти 800 тыс. иностранцев. 30% от всех мигрантов — это приезжие из Киргизии, 27% — из Узбекистана и 20% — из Таджикистана.
«Они совершенно ничего не понимают»
Что греха таить, учителям приходится нелегко со школьниками — уроженцами наших бывших южных республик. Самая большая проблема — незнание русского. И как прикажете учить таких учеников, как пытаться донести до них знания?
— Я работаю в школе в Даниловском районе, — рассказывает учительница истории одной из московских школ. — Раньше наша школа имела возможность конкурсного отбора детей и брала далеко не всех. Поэтому у нас оказывались мотивированные дети, их набирали не только по месту жительства. Потом, как известно, все это отменилось: чем больше «душ», тем лучше для школы. И мы не имеем права не брать ребенка, если у него есть регистрация, если есть места в классах. В нашем районе много мигрантов, видимо, они там снимают квартиры. Поэтому в начальной школе много детей из Таджикистана, Киргизии, по 4–5 человек в каждом классе.
По ее словам, такие дети делятся на две категории: те, которым совершенно безразлична учеба и они на нее полностью забивают, и те, кто старается учиться по максимуму, родители их настраивают на то, что они будут здесь жить, работать, развиваться. Такие родители с самого начала нанимают своему ребенку репетитора по русскому языку.
— В седьмом классе, где я преподаю, учатся семь киргизов. Дети-то сами по себе хорошие, ведут себя тихо, держатся вместе. Не хамят. Но они совершенно ничего не понимают. Основная трудность — это язык, — делится учительница. — Мы их жалеем. И я сама понимаю, что рисую им эти «тройки» только за старание. Я, например, по-прежнему использую такой прием, как конспектирование. А им тяжело записать, если для них это неродной язык, и учителям непонятно, что они там пишут. Потом они сами ничего не могут разобрать. Одно дело математика, это язык цифр, точные науки до них легче доносить. А я преподаю историю, и это сплошные страдания… И падает общая успеваемость по школе.
— И как же вы доносите до них знания?
— Я уже «крылья сложила» и даю им какие-то элементарные основы, стараюсь дифференцированно подходить к ним. О каких-то причинно-следственных связях речи не идет, только самое элементарное. Тест какой-то решить, соединить дату-событие. Иногда, когда я вижу, что ребенок очень старается, но у него все равно не получается, могу и «четверку» нарисовать. По обществознанию особенно. Я ведь понимаю, что эти оценки им до лампочки. Что они никогда не выберут для ОГЭ и ЕГЭ историю и обществознание.
Мама третьеклассника, обучающегося в столичной школе, пожаловалась: «У сына в классе учатся двое выходцев из Киргизии, брат и сестра. Папа у них кассир в супермаркете, а мама сидит с ними и еще младшей сестрой. По рассказам сына я поняла, что учительнице приходится им по сто раз одно и то же объяснять, подбирая самые простые слова. Она тратит много времени на это, и это при том, что программа и без того насыщенная, что и обычные дети ее еле-еле успевают осваивать… Почему наши дети должны страдать? По словам сына, с ними особо никто не дружит, потому что их никто не понимает, их русский катастрофичен. По большей части дети их игнорируют, чем обижают. Зато, как я замечала, эти ребята более самостоятельные, с малых лет они сами ходят, гуляют, не то что наши, из-за которых мы всегда трясемся…»
Логопед Светлана Владимировна из Омска не понаслышке знает о проблемах детей мигрантов:
— Я веду занятия в детских садах и работаю в поликлинике и по работе часто сталкиваюсь с детьми из Киргизии, Таджикистана, Вьетнама. В поликлинику такие семьи приходят на первичный прием, чтобы пройти медкомиссию перед тем, как устроить детей в сады и школы. В том числе на этой комиссии они должны пройти логопеда. Они приезжают к нам на ПМЖ, а на каникулы отправляют детей на родину. В основном это выходцы из Средней Азии, работают они на оптовом рынке или на стройках. Некоторые дети совсем не понимают русский. Недавно привели ко мне на занятия мальчика из Таджикистана, так он вообще не знает ни слова — ему папа переводил, когда мы с ним занимались. Некоторые родители перед школой нанимают детям репетиторов по русскому языку, и за лето они их натаскивают по бытовым темам: еда, счет, игры, семья… Конечно, акцент всегда остается. А есть такие родители, которые считают: «Сами научатся, когда начнут общаться с русскими детьми».
— Наверное, вторых большинство, ведь занятия с репетиторами таким семьям, как правило, не по карману?
— Я, например, беру недорого, 500 руб. за 40 мин. Это самая низкая цена. А в развивающих центрах те же 40 мин. стоят 600–700 руб. Конечно, заниматься надо не один месяц и как минимум 2 раза в неделю.
«Сына дразнили обезьянкой Абу»
Сами приезжие тоже испытывают неимоверные трудности, когда оказываются в России. Как правило, ситуация с работой на их родине настолько катастрофична, что они готовы терпеть немыслимые неудобства, подстраиваться под новые, чуждые им порядки и правила, соглашаться на любую, даже самую черную работу, лишь бы заработать.
Джамила родом из Таджикистана. Она оказалась в Москве десять лет назад, ее позвала родная тетя, которая тут обосновалась раньше. В 2019 году она перевезла к себе двух сыновей, сначала старшего, а потом и младшего. Работает все это время пекарем. Мужа у нее нет, Джамила с ним давно развелась. Поэтому ей приходится в одиночку справляться со всеми трудностями вливания в чужое общество.
— Сразу начались проблемы со школой. У нас были разные адреса регистрации и фактического проживания. А сына нужно определять в школу по месту регистрации. Пять школ в нашем районе нам отказали. Я звонила в департамент образования, и после этого с директором одной школы договорились, что я принесу договор о том, что фактически снимаю жилье и что работаю поблизости. Нас приняли в школу рядом с моей работой. Конечно, язык мои дети плохо знали, у старшего была совершенно другая программа на родине. Я очень благодарна директору школы за то, что он хорошо принял моего старшего. Он сказал нам: «Мальчик способный, умный, возьмем!» Первые два месяца я нанимала сыну репетитора по русскому, а потом ему уже школа их бесплатно давала. Он сейчас очень хорошо учится.
Позже Джамила привезла в Москву и младшего сына и устроила его в ту же школу, во второй класс. Начал учиться он только в феврале, а в марте — карантин, удаленка…
— Он вообще ничего не понимал, не мог заниматься, — вздыхает Джамила. — И без того еле-еле понимал язык, а теперь представьте себе, как он мог еще и по телефону учиться! А на второй год никого не оставляли — из-за пандемии. И его перевели в третий класс. Сейчас у сына из-за того, что он, по сути, пропустил программу второго класса, большие проблемы. Я работала только на его репетиторов весь этот год. Самый дешевый репетитор стоит 350 руб. в час, это онлайн. Приходящий — от 600 руб. За старшего сына я в свое время платила по 800 руб. за занятие два раза в неделю, два месяца. Я тогда работала по графику «два–два», получала 45 тыс. руб. Потом случилась пандемия, и теперь, чтобы заработать те же деньги, мне нужно работать по графику «шесть–один», то есть шесть дней в неделю.
В какой-то момент женщина была вынуждена уволиться, чтобы самой заниматься с мальчиком. Жили в это время на скудные накопления. Сейчас Джамила должна найти работу минимум на 50 тыс. Очень помог им центр помощи «Дом для мамы», который дал им бесплатного преподавателя по русскому и английскому языкам для младшего сына.
— Как относятся в школе к старшему и младшему их одноклассники?
— Конечно, их обижают. Я очень благодарна директору нашей школы, что могу позвонить ему в любой момент и рассказать о своих проблемах. Когда мы с младшим только пришли в школу, учительница начальных классов сказала, что не хочет учить моего ребенка. Я пошла к директору, плакала, спросила его: «Что же это за люди, почему они так к нам относятся? Мы работаем, мы платим налоги…» Директор меня выслушал, пригласил того педагога и заставил ее писать объяснительную.
Старший сын мне ничего никогда не рассказывал, но его классный руководитель как-то мне позвонила и сказала, что сын к ней подходил и жаловался, что дети над ним издеваются, дразнят, что его папа дворник, хотя у нас вообще папы-то нет. И что он плакал. Называли его «таджиком» или «обезьянкой Абу» из Аладдина, потому он же черненький такой… Я пыталась разговаривать с родителями тех, кто обзывается, объясняла, что это некрасиво. Сейчас тоже бывают такие моменты, но в целом стало лучше, у него появились друзья, и он уже может за себя постоять. А младший у меня совершенно без комплексов, ничего не боится. Знает — не знает русский, все равно не стесняется говорить на нем. Я внушаю сыновьям, что «кто бы что ни говорил про вас, как бы ни обзывался, это не означает, что вы плохие, вас создал Аллах такими, а их — другими».
«У меня до сих пор комплекс»
И только спустя много лет такие семьи, особенно если их дети родились уже здесь, могут адаптироваться к чужой стране и стать частью русскоязычного общества. 34-летняя Айнур приехала из Азербайджана в Калугу 26 лет назад. Сначала их отец приехал сюда на заработки, потом перевез дочку Айнур, которой в ту пору было 11 лет, и младшего сына. Девушка отучилась в калужской школе на «отлично», поступила в вуз и стала учителем английского языка и, что примечательно, русского языка и литературы. Она сравнила, как ощущали себя азербайджанские дети в те далекие времена и что происходит сегодня в школах с детьми мигрантов.
Трое ее сыновей родились уже в Калуге. Сейчас двое ходят в школу, а младший — в садик. Айнур рассказывает, что школа, в которой она сама училась и в которой сейчас учатся ее дети, — интернациональная, в ней можно увидеть и таджиков, и киргизов, и армян, и азербайджанцев, и немцев.
— У меня, если честно, до сих пор комплекс из-за языка, — говорит Айнур. — Когда мы сюда приехали детьми, мы плохо знали русский и слышали в свой адрес эти обвинения. Зато мои младшие дети только по-русски и говорят. Хотя я стараюсь, чтобы они все-таки и свой родной язык не забыли. Старший сын знает и азербайджанский язык, и русский, и английский.
— Когда вы в детстве только приехали сюда, обижали вас?
— Я была тихой девочкой, сидела за партой с мальчиком, и он не давал мне руку поднять и ответить. Говорил: «Ты ничего не знаешь, ты чурка, ты русский язык плохо знаешь». Я маме рассказала. А мама у меня до сих пор, хотя мы здесь уже много лет живем, русский плохо знает. И она этого мальчика подозвала и говорит, наполовину по-русски, наполовину по-азербайджански: почему мою дочку обижаешь, я тебе ухо оторву. И он ей говорит: «Я ничего не понял, кто вы такая вообще?» Поначалу мне было очень трудно понимать учителей. Но мне очень повезло с классной руководительницей, она мне всегда помогала.
Но все же раньше, по ее словам, особых проблем с такими детьми не было, не то что сейчас.
— Мой брат, когда попал в первый класс, вообще русский язык не знал, — продолжает Айнур. — И нормально учился. А сейчас, например, у меня есть ученик Азат из Таджикистана, он русским языком плохо владеет. И его классный руководитель утверждает, что ему надо из нашей школы перейти в специализированную школу, где много таджиков. Мне очень обидно за этого ребенка. Обидно, что раз дети русский язык не знают, то к ним относятся как к умственно отсталым. Я вижу, что сейчас многие учителя даже в начальной школе уже не берутся за нерусскоговорящих детей. Говорят, это сложно.
Айнур как раз и сама занимается русским языком с такими ребятами, в основном с азербайджанцами. Берет за свои занятия 400 руб. в час. Раз в неделю таких занятий, по ее словам, хватает.
— Однажды я в школе увидела, как прошел ученик младших классов, не знаю, кто по национальности — или армянин, или азербайджанец, или таджик. А ребята-семиклассники начали ему кричать: «Цыганенок, цыганенок! Россия — для русских!» Меня это так вывело из себя! Я вышла и отчитала их, объяснила, что наша школа интернациональная и Россия — интернациональная страна. Злые сейчас дети. Я в свое время выясняла, почему людей кавказских национальностей «чурками» называют. В словаре Даля это означает «пень». Так было обидно, пень — это, получается, тупой, ничего не знающий, ничего не понимающий. И когда я получила диплом учителя русского языка и литературы, я говорю с гордостью: теперь меня никто чуркой не назовет, теперь я дипломированный специалист; нерусская, а учитель русского языка и литературы и английского. И всего я добилась сама.
— Какой выход вы видите, чтобы и детям таким было легче, и учителям?
— По моему мнению, или действительно нужно отдельно создавать школы, чтобы в них преподавали учителя тех же национальностей, или чтобы в самих школах был хотя бы один такой учитель, скажем, учитель-полиглот, который мог бы говорить на этих языках. Потому что в обычной школе таким деткам сложно. Можно было бы организовать факультативы по русскому языку для таких учеников.
* * *
Преподаватель русского языка как иностранного Татьяна Шубина из Красноярска, которая обучает детей мигрантов и взрослых, описала ситуацию с ними:
— Самая большая проблема — когда дети, даже старшеклассники, очень плохо читают по-русски, по слогам — и то еле-еле. Причем они читают не только по-русски плохо, но и в принципе. Есть пятиклассники, которые могут кое-как говорить по-русски, но читать вообще не умеют. Если в классе попадается один такой ученик, тогда проще, после 3–4 лет обучения ребенок вливается в коллектив. Если же из 25 учащихся восемь инофонов, из которых шесть не умеют читать, то это огромная проблема и для учителей, и для школы, и для русскоговорящих детей. Школьные учителя, конечно же, испытывают большую потребность, чтобы кто-то пришел и обучил этих детей русскому языку. Но на это требуются многие месяцы, может, даже год, ведь дома они продолжают разговаривать на своем языке.
Какие-то курсы, находящиеся вне школы, на мой взгляд, малоэффективны. Было бы оптимально, если бы наши общеобразовательные школы, раз уж они взяли таких детей к себе, могли бы ввести дополнительную ставку и объединять таких детей в группы, чтобы обучать их отдельно. И чтобы этим занимались не преподаватели русского языка и литературы, а специально обученные педагоги. И обязательно должен быть индивидуальный подход к каждому ребенку. Вопрос в том, могут ли на это найти деньги наши школы? На мой взгляд, в этом должно быть заинтересовано, прежде всего, государство. Если оно получит на выходе неграмотных людей, которые будут потом жить в нашей стране и работать в каких-то сферах, то оно от этого потеряет больше.
Ирина Бричкалевич
