Наглость – второе счастье, говорят.
Как-то мы с другом были вынуждены выпить пива. Рядом с домом открылся удивительной красоты ларёк с шаурмой, в котором заодно продавали и пенный напиток. Мы заказали как надо: армянский лаваш, гранатовый соус, поменьше лука, банку тёмного из холодильника. Оплатили и затаили дыхание, ожидая.
В четырёх руках сжимая заказ, мы поплелись, истекая истомой слюны, к ближайшей лавочке.
Вечерело, машин было мало, фонари горели спокойно.
Лавка оказалась новой и чистой, а асфальт под ней – без желтоватых пятен и семечек.
Удивительно уютно: казалось, что мы сели на диван в нашей родной квартире, если бы она у нас существовала и если бы мы были ими. Ну, ими.
Шаурма была замечательна: морковка не перебивала консистенцию, чесночный соус не горчил, донышко лаваша не пропускало живительного сока.
Напиток тоже не подвёл: свежий аромат дополнял мясной дух, карамельная нотка утончённо выделяла вкус огурчиков, пена быстро пролилась мимо.
Через некоторое время мы заметили таинственную фигуру, плывущую к нам: именно так бы выглядела тень отца Гамлета, если бы он слонялся по вечерней пустырной Котловке.
Немолодой мужчина сверкнул золотым зубом и улыбнулся: "Мужики, извините, мужики..." Мы поняли, что придётся вступать в платоновский диалог юго-западного окружного диалекта.
– Понимаете, ребят... А вы что, пивко пьёте? Ясно... А сигареткой не угостите? Нет...
– Ну возьмите, ладно.
– О, спасибо! А на троих дашь? Или скажешь: наглеет, ух, обнаглел! Да, на троих, спасибо.
– Да на, на...
– Мужики, а это, пивка глотнуть дадите?
– Чего? Нет, дядя, не дадим.
– Обнаглел, да, скажете, ребят. А вы студенты? МГУ, да? Или это, как там, МГИМО? Или что там на Ленинском? Да... Ну, дайте допить, оставьте глоток?
– А не слишком ли много просьб?
– Ну мужики, вы в Мурманске не служили. Я вот до перестройке там, на флоте, и мы... Тяжко было, но мы вытерпели. Дай-ка глотну, а? Обнаглел, скажете...
– Так, ладно, на.
– Всё, всё, спасибо! Ради бога, простите, простите! Спасибо! А ещё сигаретку?.. Удачи, студенты, давайте!
И тут мужик стал явно счастливее, а мы – наоборот.
Борис Поженин
