Обычная жизнь «серпентария»
Один из известных правозащитников недавно назвал колонии для бывших сотрудников правоохранительных органов серпентариями. Действительно, как еще назвать место, где собрано сразу столько «ядовитых» особей, на чьей совести десятки, сотни невинных. Чаще всего сюда попадают по статье УК «Превышение должностных полномочий». Звучит вроде не страшно, но что за этим кроется? Вот один во время допроса парня (а тот вообще, как потом выяснилось, к делу никакого отношения не имел — случайно на улице «замели») так избил, что тот калекой остался. Или вот компания оперов женщину беременную на землю «неаккуратно» уложили — та и ребенка потеряла, и сама в реанимации…
— Таких колоний в России больше десятка, в том числе в Нижнем Тагиле, Нижневартовске, Екатеринбурге, — начинает мой собеседник, сотрудник одного из территориальных подразделений ФСИН. — И стоит туда попасть, как сразу чувствуется, что это не простая зона. Осужденные хоть и в тюремной робе с бирками, но без татуировок, не матерятся, «по фене» не говорят. Обращаемся в основном на «вы».
Оно и понятно: у большинства осужденных высшее образование, причем юридическое. Да и за плечами не один год работы в органах. Но злости и ненависти в их глазах, как уверяет тюремщик, больше, чем у других арестантов. Потому ему самому всегда было неприятно общаться с «этими умниками».
— В обычной колонии как бывает — можешь запросто подойти и спросить заключенного: «Что, Вась, жена опять не пишет? Да плюнь ты на нее, освободишься — найдешь другую». И он рад будет, что поддержал ты его. А эти... не зря их «оборотнями» зовут... волками глядят. Ей-богу, не знаешь, с какого боку к ним зайти.
Действительно, у бывшего прокурора области не стрельнуть сигаретку, на экс-начальника РОВД не прикрикнешь за плохо заправленную кровать... Даже за решеткой они будто не утратили свою власть и не сняли погоны. Однако есть те, кто «помогает» это делать — сами же заключенные, члены так называемых зондеркоманд (в колониях, правда, это называется «группа психологической разгрузки»). Входят в такие группы бывшие спецназовцы из ОМОНа, СОБРа, спецотрядов внутренних войск. Эти способны сломать кого угодно. Сидят они в основном за бытовуху (пришел домой после спецоперации и зарезал строптивую тещу). За решеткой они «разгружают» обычно тех «оборотней в погонах», что оказались тут за взятки, подлоги да мошенничество. Те их боятся и с радостью делятся награбленным…
— Больше всего не любят сами же осужденные в этих колониях бывших прокурорских работников, — рассказывает член Совета по развитию общественного контроля при одном из комитетов Госдумы РФ Владимир Осечкин. — Не в почете и те, кто из отделов собственной безопасности (то есть когда-то обычных полицейских проверял). Впрочем, самое главное здесь даже не должность, которую занимал, а черты характера. Бывает, сидят за решеткой простой опер и его начальник. У первого — и мобильник, и лишние свидания, и лучшая «шконка», а второй коридоры моет, тюремную баланду хлебает… Изворотливые, угодливые лучше всего приживаются, потому как могут договориться с администрацией. И лично я знаю случаи, когда такие «оборотни» получали отдельные помещения с видом на лес, на Волгу. А достойным, порядочным офицерам, которые ни за что за решетку попали, чаще всего приходится тяжело. В лучшем случае их трогать не будут. Но стоит только им принципиальность проявить, начать писать жалобы, их сгноят в штрафных изоляторах. Или просто убьют.
Один только пример. Несколько лет назад в спецколонии №11 (к ней мы еще вернемся) города Бор Нижегородской области обнаружили изувеченный труп полковника ФСБ Олега Ефремова. Он, к сведению, даже не был осужден — только ожидал приговора (обвиняли его в сбыте конфискованных 39 килограммов героина, которые хранились в ФСБ).
Кстати, Ефремов содержался в колонии незаконно. Его поместили якобы в ПФРСИ (помещение, функционирующее в режиме следственного изолятора). Но как потом выяснилось во время расследования, ПФРСИ в ИК-11 в эксплуатацию не вводилось, акта приема государственной комиссией не имелось. Поэтому ни до Ефремова, ни после него подозреваемые и обвиняемые в колонии не содержались. В ПФРСИ привозили только осужденных, чей приговор еще не вступил в законную силу, но они сами не писали кассационную жалобу.
По обвинению в убийстве Ефремова на скамье подсудимых оказались начальник отдела безопасности ИК-11 Бобриков, оперуполномоченный Кручинин, а также арестант Торопов (бывший спарринг-партнер братьев Кличко). Они признались, что подвесили связанного Ефремова к трубе и избивали его кулаками, ногами и резиновой дубинкой. Пока он не перестал дышать.
«Золотые прииски» колонии
— Есть еще одно важное отличие спецколонии для сотрудников органов от остальных, — говорит координатор сети «Гулагу.нет» Инна Жоголева. — В обычной зоне всего десяток (а то и меньше) предпринимателей. Их все знают, это ведь дойная корова и для администрации, и для заключенных. А в спецзоне треть арестантов коррупционеры, а значит — источник больших денег. Среди них есть люди, которые сделали себе целое состояние на взятках, посадке невиновных, фальсификации доказательств и пр.
Именно с учетом «хлебности» места должность начальника колонии для бывших сотрудников органов негласно приравнивается к должности руководителя территориального УФСИН.
Передо мной два бывших сидельца спецколонии №11 (той самой, где убили полковника ФСБ). Эта зона интересна еще тем, что среди здешних арестантов немало работников спецслужб, осужденных за госизмену. Именно в ИК-11 отбывали наказание бывший сотрудник СВР Александр Запорожский и бывший полковник КГБ Геннадий Василенко, на которых обменяли Анну Чапман и других разоблаченных в США российских разведчиков.
— Все думают, что в таких вот колониях нет беспредела, раз там чекисты сидят, — начинает свой рассказ Александр Мадонов (отбывал наказание здесь в 2011 году). — На самом деле пыткам и вымогательству подвергается более 80% заключенных — все из обеспеченных семей. Только они попадают в карантинное отделение колонии из СИЗО, как им объясняют: надо платить за все. Например, если хочешь иметь свое отдельное спальное место на первом ярусе...
— Какова цена вопроса?
— От 50 до 250 тысяч рублей. Это на первоначальном этапе. Дальше — больше. За год пребывания в этом исправительном учреждении человек оставляет от полумиллиона до миллиона рублей. У кого денег не хватает, родственники берут кредиты. Человек выходит и потом расплачивается за это многие годы. Начальник колонии — один из богатейших людей Нижегородской области. Эта информация доводится до всех заключенных, видимо, чтоб они гордились… Адвокаты постоянно жаловались, что надо много платить за поощрения (они нужны, чтобы УДО получить).
Когда я отказался заплатить 150 тысяч, мною занялась «группа психологической разгрузки». К ним направляют всех, кто отказывается «сотрудничать». В зависимости от того, насколько ты здоров и силен, дубасят от трех до семи бойцов этих зондеркоманд. Потом к тебе приставляют человека — он следит, чтобы ты не обратился в медпункт зафиксировать побои и не писал жалоб.
Еще меня поразило, что из колонии любой осужденный, даже получивший срок за убийство, мог уйти в отпуск за 150 тысяч рублей, — продолжает Мадонов. — Причем позволялось брать «отпуск» хоть дважды в год. Это продолжалось до тех пор, пока один заключенный ушел и не вернулся. (Речь идет о бывшем сотруднике МВД Петербурга Александре Платонове, который забил насмерть работника пилорамы, за что получил в 2010 году 8 лет строгого режима. — Авт.)
— В колонию я попал в мае 2011 года, — подхватывает второй собеседник, бывший сотрудник следственного отдела ОВД «Выхино» Альфред Мигиров. — Суд приговорил меня к трем годам за взятку. Громкая была история, но точка в ней до сих пор не поставлена — и я намерен добиться своей реабилитации. Итак, я оказался в 10-м отряде. Сразу же меня пригласили на «беседу» в каптерку. Там было 6 или 7 заключенных. Они объяснили, что если я хочу сидеть по-человечески, то должен заплатить 300 тысяч рублей. Кстати, по смешному совпадению (но совпадению ли?) именно в такой взятке меня обвинил суд. «Cидеть по-человечески» — это пользоваться мобильным телефоном, спортзалом, бывать в музыкальном клубе (они знали, что я во время обучения в институте МВД играл в оркестре) и спать на первом ярусе кровати.
— Согласились?
— У меня просто столько денег не было! Я так прямо и сказал. За что и был сильно избит... И после этого со мной вели разговоры каждый день на тему денег. «Убеждали». Когда я понял, что меня могут «опустить» и это не просто угрозы, «сторговался» на 150 тысячах. Деньги перечисляли мои родители частями, по 30 тысяч. Счетов было несколько. Вот у меня и все документы сохранились (показывает). Один из счетов принадлежит девушке сотрудника колонии. Первоначально она должна была встретиться с моей мамой, чтобы та лично передала деньги, но потом они изменили планы. И ведь люди, которые вымогали у меня денежные средства и в итоге их получили, до сих пор занимают посты. Все делалось руками заключенных, но по поручению администрации. Я, как бывший представитель власти, скажу, что вообще ничего без ведома руководства в таких случаях не происходит. Жаловаться было бесполезно. Ни одна жалоба не уходит за пределы колоний. Руководили процессом «выбивания» денег два осужденных — завхоз Тимур Седаков и председатель совета коллектива осужденных Максим Гомонов (он бывший полицейский, сидел за превышение служебных полномочий). Оба они были у администрации на особом счету. Тимур всегда мимо строя арестантов проходил с презрительным взглядом, давая понять, что он тут сам почти надзиратель. Максим, напротив, исполнял роль «доброго полицейского» и был неким психологом. Они по-хорошему убеждали не затягивать с выплатой денег.
Вообще не один Мигиров, очень многие осужденные в колонии собирали чеки. Все они, будучи там, мечтали выйти и рассказать «всему миру» о беспределе. Но, оказавшись на свободе, стараются не вспоминать о тех тюремных буднях. Многие, зная систему изнутри, не особо верят, что их рассказы что-то изменят. Но вот Мигиров и Мадонов попытались. О своих злоключениях рассказали даже в Госдуме, на заседании рабочей группы по защите прав осужденных (в которую входит репортер «МК»). Правозащитники послали запросы во ФСИН и ФСБ. Ждем ответов…
ПЕРЕД ПУБЛИКАЦИЕЙ:
Незадолго до публикации «МК» стало известно, что врио начальника ФСИН генерал А.Рудый подписал постановление на основе обращения Александра Мадонова и Альфреда Мигирова о вымогательстве у них крупных сумм и причинении им телесных повреждений. «В действиях осужденных Гомонова и Седакова, активно взаимодействующих с администрацией учреждения, усматриваются признаки состава преступления ч. 3 ст. 163 УК». Генерал постановил передать все материалы в Следственный комитет.
И, кстати, еще одна любопытная деталь о той самой ИК-11. Бывшие тюремщики, осужденные за убийство полковника ФСБ, сидят тут же, в родной колонии. Как уверяют заключенные, Бобриков и Кручинин на привилегированном положении. У Бобрикова есть свой отдельный кабинет с Интернетом, и он фактически выполняет те же самые обязанности, что и до приговора. То есть помогает арестантам расстаться с деньгами… Но тут уж ФСИН, что называется, своих не сдает. Все напрочь отрицает: «Бобриков и Кручинин сидят на обычных условиях. К ним относятся в колонии так же, как ко всем остальным осужденным».
Под бдительным надзором ЦРУ
Такое житье-бытье в спецколониях кажется странным. Ведь все они под особым контролем спецслужб.
— Осужденные сотрудники обладают компроматом на действующих коллег, в том числе весьма высокопоставленных, — объясняет Осечкин. — Могут кого-то оговорить. Да и вообще за ними настоящая охота может быть открыта со стороны каких-то структур. Грубо говоря, за тем, чтобы какой-то экс-сотрудник МВД не заговорил, следят в СК. Чтобы бывший работник СК не сказал лишнего, волнуются в ФСБ. И так далее. Все гораздо серьезнее, чем вы даже можете себе представить.
Так что глупо думать, что спецслужбам неведомо о происходящем в колониях. Выходит, или договорились закрывать глаза на здешние нравы, или, пардон, в доле.
Но самая большая странность в другом. Эти колонии посещают регулярно правозащитники, которых финансируют американские фонды, возглавляемые бывшими руководителями ЦРУ. Что если они за счет манипуляций с арестантами надеются получать какую-то информацию? У заключенных может возникнуть желание использовать компромат, чтобы получить в обмен УДО, послабление режима и т.п.
— В последнее время к нам начали активно обращаться родственники заключенных спецколоний, — говорит эксперт рабочей группы по защите прав заключенных при Совете ГД Дмитрий Пронин. — Они сообщили, что осужденных посещают в качестве контролеров ОНК как раз те люди и из тех общественных организаций, которые до этого добивались их посадки и осуждения. Конечно же, такого конфликта интересов быть не должно.
Но главное, может быть, даже не это. А то, что бывшие сотрудники, обладающие спецнавыками, не должны за решеткой озлобляться. Они ведь лучше других умеют пользоваться оружием. И ведь немало случаев, когда полицейские оказываются в колонии... «транзитом». Обычная история: сидит за решеткой начальник РУВД, его через несколько месяцев признают невиновным, реабилитируют, и он снова идет работать в родное управление. Он, оказывается, просто был неудобным человеком для какого-то другого начальника. Так вот от того, каким он выйдет на свободу, зависит судьба сотен людей. Ему ведь преступников ловить и обиженных защищать… Да и нужны разве стране новые евсюковы?
материал: Ева Меркачева
