Николай Михайлович Жерелин, в
— Память имеет свойство стирать незначительные, мелкие обстоятельства, но наше общение с Артемом Боровиком я помню до мелочей.
...С ним мы познакомились случайно. Нам совместно с командиром роты капитаном Юрием Козловым была поставлена боевая задача на проведение засады в районе кишлаков Бору и Сангар (провинция Нангархар, Джелалабад). Особенностью проведения операции было то, что в составе групп должен был находиться гражданский человек. Артем — первый журналист, принимавший участие в боевом выходе отряда специального назначения, что представить себе в то время было нереально.
Получив задачу, мы занялись подготовкой подчиненных к боевому выходу. После обеда в отряд прибыл молодой человек, чуть постарше меня. Познакомились. Спросили: «Откуда?» — «Журналист из Москвы». А фамилию его узнал, только когда он при прощании мне свой адрес записывал. Пишет: Артем Боровик. «О! Однофамилец?» — спрашиваю. «Нет, мой отец». Артем принимал участие в подготовке в составе группы наравне с другими бойцами. Он был полностью экипирован, получил необходимое снаряжение.
Он не был скрытным, и его способность слушать, описывать события без всяких прикрас проявилась сразу же. Внешне — сугубо гражданский человек, он у многих вызывал недоумение: зачем ему в бой лезть? Мне он пытался объяснить, почему это ему необходимо. Он был убежден: чтобы писать о войне, надо на ней побывать. Артем о многом меня спрашивал. И не так, как это обычно делают журналисты — въедаясь внутрь, чтобы что-то сенсационное из тебя вытащить. Он пытался понять устройство всего, всей нашей кампании, начиная с организации выходов и заканчивая тем, что нам приходилось пережить и прочувствовать — изнутри, оставляя без особого внимания внешние обстоятельства нашей жизни. Он хотел до сути докопаться.
Западные журналисты лихо описывали события — действия наших войск, действия моджахедов в Афганистане. Артем хотел противопоставить свой взгляд — взгляд с другой стороны.
Артем много общался с солдатами. Военные недолюбливают часто брата-журналиста, но Артем сразу стал своим, растворился среди бойцов, среди офицеров. Если бы не его длинные, по нашим меркам, волосы, его бы и не отличить от нас.
Сама операция происходила ночью, бой был скоротечный, Артем находился в боевом порядке отряда. Отряд успешно выполнил задачу и благополучно вернулся в пункт постоянной дислокации. Была ли для него рискованной эта операция? Да риск был уже в том, что он прилетел в Афганистан. В то время я не знаю, кроме Артема, ни одного корреспондента в спецназе, который бы принимал участие в реальных боевых действиях.
По гражданским меркам это было сродни подвигу. Можно было подорваться на мине или попасть в засаду... Но к тому времени Артем был не первый день в Афганистане, риск понимал. И писал, не надевая радужные очки. Писал — как оно есть. Так и есть. Не с позиций кабинетного человека, а с позиций реального участника.
Когда человек входит в какую-то группу, ограниченную, специфическую, которая заранее не воспринимает не только корреспондента, но вообще чужака, — завоевать доверие здесь дорогого стоит. У Артема это получилось. Он всегда допускался в ближний круг. В нем был очевиден живой, неподдельный, непоказной интерес к своему собеседнику.
С нашей ротой он был в общей сложности двое суток.
...Так случилось, что за несколько дней до гибели Артема я звонил к нему в офис. Не застал, решил позвонить после командировки. Вернулся, еду в машине, жена звонит: передали по радио сообщение... Вот так... Больно.
