Русские люди почти двести лет рекомендуют друг другу верный способ легко и просто поднять настроение: откупори шампанского бутылку иль перечти «Женитьбу Фигаро». Даже те, кто никогда не читал Маленькую трагедию Пушкина «Моцарт и Сальери», знают этот совет наизусть.
И правда: что может быть лучше в Новый год, чем искрящееся в бокалах шампанское, да и вообще бутылка, тёлка, ёлка, подарки.
А ведь совет насчёт бутылки даёт коварный убийца, который через минуту отравит Моцарта. Может быть, стоит подумать над его советом; тем более сейчас, когда до откупоривания шампанского всего два дня.
…иль перечти «Женитьбу Фигаро» — вторую половину сальеринского совета люди произносят совершенно бездумно, как бессмысленное детское эники-беники.
Простите, но чтобы перечесть «ЖФ», надо было когда-то эту пьесу прочесть. Будете за новогодним столом играть в шарады и т.п. — задайте собутыльникам простую загадку: о чём там?
— Ну, как же, как же: Фигаро здесь, Фигаро там.
Стоп, стоп! Вы спросили про пьесу Бомарше «Женитьба Фигаро», а вам запели арию из оперы Россини «Севильский цирюльник». Это всё равно как спросить про статью Конституции о запрете цензуры, а в ответ услышать решение Минюста об иностранных агентах.
Всё не так просто. Помните, кто даёт коварный совет? Сальери? Нет, мы сейчас не намерены шутить. Сальери всего лишь персонаж трагедии, которую сочинил Пушкин. Вот уж кто был чрезвычайно коварен. Ещё бы — минимум 20 лет из своей короткой 37-летней жизни Пушкин постоянно думал, как обойти и/или обмануть цензуру. Вот его письмо другу:
Пушкин — А.А.Бестужеву
29 июня 1824.
Онегин мой растёт. Да чорт его напечатает.
А вот друг Пушкина будущий декабрист Бестужев пишет другому другу Пушкина:
А.А.Бестужев — П.А.Вяземскому
7 мая 1824.
Признаюсь Вам, князь, я пристрастился к политике — да как и не любить её в наш век — её, эту науку прав людей и народов, этот священный пламенник (светильник, факел) правды во мраке невежества и в темнице самовластия.
Прямых упрёков Пушкина по адресу государственного удушья не счесть, а едких намёков и того больше.
Запертый в разгар эпидемии холеры и наблюдая меры государственной борьбы (карантины) и народную реакцию («народ вообразил, что его травят»), Пушкин жаловался Нащокину: «Холера прижала нас. Вообрази, что со дня нашего отъезда я выпил одну только бутылку шампанского». И чтоб этот гениальный автор написал что-нибудь без фиги в кармане? Да он и в своих недетских сказках то и дело подмигивал: «Сказка ложь, да в ней намёк». Говоря об его сказках, приходится говорить о подсказках: о том, что внизу, о подкладке, о том, что подложено.
Сочиняя непристойную, местами похабную сказку «Царь Никита и 40 его дочерей», он прямо дразнил цензуру, дёргая её за усы.
Как бы это изъяснить,
Чтоб совсем не рассердить
Богомольной важной дуры,
Слишком чопорной цензуры?
Как быть?.. Помоги мне, Бог!
У царевен между ног…
Нет, уж это слишком ясно
И для скромности опасно.
А во избежание опасных политических толкований, за которыми могли последовать вполне уголовные санкции, Пушкин предусмотрительно закончил сказку про царя признанием: это, мол, всего лишь глупая шутка:
Многие меня поносят
И теперь, пожалуй, спросят:
Глупо так зачем шучу?
Что за дело им? Хочу.
...Итак, предполагая, что вторая часть совета — не пустое ля-ля, открываем пьесу Бомарше «Женитьба Фигаро». Что такого там может быть? Почему именно «ЖФ» рекомендует для поднятия настроения Пушкин устами Сальери? Там ничего особенного — вечный сюжет: ловкий слуга обводит вокруг пальца аристократа-хозяина, ловкая служанка избегает харассмента — стандартный набор, неизменный с античных времён.
Но раз уж сам Пушкин (который именно тогда, в 1830-м, решил стать журналистом) советует, начинаем читать и — о, Господи! Фигаро, выйдя из тюрьмы, решил стать журналистом. Какое совпадение!
ФИГАРО. Мне сказали, что, пока я пребывал на казённых хлебах, была введена свободная продажа любых изделий, вплоть до изделий печатных; и что я только не имею права касаться в моих статьях власти, религии, политики, нравственности, должностных лиц, благонадёжных корпораций, Оперного театра, равно как и других театров, а также всех лиц, имеющих к чему-либо какое-либо отношение. Обо всём же остальном я могу писать совершенно свободно под надзором двух-трёх цензоров.
Вот какая штука запакована в, казалось бы, невинный совет одного персонажа — другому. А на деле этот совет — насмешка над всеми цензорами и бенкендорфами: ау, искатели крамолы, хотите устроить окончательное решение литературного вопроса — способ известен: печь.
Уж коли зло пресечь:
Забрать все книги бы, да сжечь.
Горе от ума.
А мы пока сядем под ёлку, откупорим шампанского бутылку, да ещё сто раз подумаем, что лучше: пересмотреть ли «С лёгким паром» иль перечесть «Женитьбу Фигаро».
Александр Минкин
