— А ну пошла, корова, мать твою ити! Замудрить тя под козырёк на крести козыри!!!
Николай, пожалуй, любил своих подопечных. Но скорее он любил стадо само по себе, по отдельности не проявляя ни к кому особого уважения. Сильно не нравилось Николаю, когда рядом с ним особо громко мычали. «Зла никакого у меня на вас нет!» — зло говорил он в таких случаях и жалел, что нет у него кнута. Свистеть Николай отродясь не умел. Пацаны, помнится, соседские свистели, аж в ушах жгло, а у него один воздух да слюни. Потому свисток Николай подобрал себе в сельпо самый забористый. Характерный звук, казалось, слышался ещё долго после того, как пронзительная трель переставала сотрясать мощными вибрациями воздух. Но кнута не хватало. Подопечные Николая, конечно и так шарахались от свирепости его взгляда, бросаясь наутек тогда, когда пастух этого разрешал, и вставая как вкопанные по мановению его руки. Но кнут... «Эх, сжать бы сейчас в руке пеньковое кнутовище, да замахнуться вот эдак — сначала руку вперёд, и дождав чуть, пока сыромятной кожи ремень взовьется впереди изгибом петли, а потом дернуть резко назад, чтоб оглушительный треск эхом прокатился по всей округе!», — вот как хотелось Николаю кнут.
Да ведь не только для шума и острастки нужен кнут. А то и опоясать какую-нибудь из особо зазевавшихся, можно бы. Вреда ведь, по сути, от кнута никакого! Ну ожгёт бока, ну обидно — а ты не лезь, куда ни попадя! Нет, кнут нужен. Без кнута никак. Вот ведь куда вот она лезет, а?
— Эй!!! Куда прешь?!! Я тя щас умотаю об конец с перевывертом, чтоб вся полопалась в гортань!
«Вот тупые твари!», — думал Николай, провожая взглядом покатые бока, — «Ничего не соображают! Ну, чтоб они тут делали без меня? Потолкались, порастерялись, да поубивались бы и только!»
Наконец, не допустив хаос и выправив движение «тупых тварей» как полагается, Николай позволил себе на минутку расслабиться и с удовольствием посмотреть на упорядоченный шумный поток, наслаждаясь важностью и ответственностью своей работы. Вдруг благостное течение его мыслей прервал громкий, резкий, неприятный и продолжительный звук со стороны стоящего неподалеку стада.
— Чего?!! Ты помычи ещё у меня, помычи!!! Я те помычу щас, простирушка клятая, жмых в твою телегу! Ты щас помычишь у меня, туда тебе чехонь!
Николай, смирив усилием воли свою ярость, но забыв при этом обо всех и обо всём, медленно подошел к мычащей особи. «А много ль корова даёт молока?» — вспомнилось ему, и он постучал ей костяшкой пальца в бок. Тонированное стекло опустилось, и изнутри показалось виновато улыбавшееся лицо блондинистой национальности. Николай поздоровался, представился и попросил предъявить права. Повертев в руках и рассмотрев с разных сторон не нужный, в сущности, ему сейчас документ, сотрудник дорожной патрульной службы начал неторопливую беседу:
— Что же вы сигналите, Антонина Михайловна, опаздываете куда?
— Я... Я на работу тороплюсь... — девушка продолжала улыбаться, ещё надеясь, что природа поможет ей быстро избежать неожиданной задержки.
— Все торопятся на работу. Но никто не сигналит, все понимают, что в городе сложно с транспортом.
— Простите, я больше не буду, — девушка заволновалась, потому что с противоположной стороны пробки нарастал гнев других невольных участников драмы. Гнев этот выражался в низком и протяжном многоголосом звуке, вызываемом клаксонами самых разных тональностей. Николай, насупившись, прожигал виновницу столь массового беспорядка чёрными лазерами своих недобрых глаз.
— Я правда-правда больше не буду, — чуть не плакала бедная владелица транспортного средства, вжимаясь в сиденье, — отпустите меня, пожалуйста. Я на работу тороплюсь... торопилась...
«Эх, подоил бы тебя», — подумал наш герой, — «Но не в этот раз».
— До свидания, — многозначительно попрощался с девушкой Николай, вернув в дрожащую руку заветный документ.
Вернувшись на пост, Николай, гаишник по профессии и пастух по призванию, быстро и профессионально урегулировал создавшийся по вине очередной коровы затор. Он знал, как нужно обращаться с этими животными, он умел оперативно принимать правильные решения, он был, в сущности, на своем месте. Даже можно сказать так — Николай мог бы быть абсолютно счастлив...
Ему бы только кнут.
