Мне довелось родиться в веке антипатриотических настроений. И дело даже не в конкретной политической позиции, а в том, что основополагающий вопрос: «Кто я?», — остался для большинства неотвеченным. Не говоря уже о двух других, которые русская литература определяла для нашей многострадальной нации веками: «Кто виноват?» и «Что делать?» Нет, мы не добрались до дела. Потому что себя не поняли и потеряли. А как возможно без земли-то найтись? Как без корней-то? Не уж то человек перекати-поле? Человек должен быть на своей земле дуб — высокий и крепкий, — чтобы стрела злой судьбы была способна лишь вонзиться, но не пробить.
Весной я поехала на Донбасс. Последний раз я была на территории Украины подростком. Эти земли казались мне сплошным курортом, куда я ехала созерцать солёные волны. Теперь же земля будто замерла, испуганная, ожидая, что может ещё сотворить с ней человечество.
Торез, Харцызск, Макеевка — скромные городишки с отчётливыми следами советской действительности. Такие же, как у нас в регионах средней полосы, хрущёвки, такие же школы, улочки. Но люди там с утра до вечера ждут прилётов и заколачивают окна. За что? За то, что помнят нашу с вами историю. Общую историю. И не хотят забывать. А мы?
Донецк. Его искристость, красота отелей и парков... Он — как молодой удалой казак — стих теперь, как окорябанный чьей-то огромной лапищей, поник.
Мариуполь. Жемчужина, приморский проказник — изуродован. А люди в нём светятся, улыбаются, конфетами угощают. И заявляют гордо: «Мы выстояли, потому что мы — один народ, мы — славяне». За счастье почитают отстаивать это единство. А есть ли за кого бороться? Они, мариупольцы, действительно достойны называться свободным славянским, русским, народом. Достойны ли мы?
Приезжайте в любой провинциальный город и пройдите километр от центральной площади. Мы погрязли в руинах, похлеще мариупольцев. Сгнивший, развалившийся частный сектор. Страшные, как разбомбленные, постройки исторической важности. Хрущёвки с облупившей плиткой, проржавевшие детские площадки, в которые обещают завезти песок годами, но песочницы порастают травой. Хрюкаем в этой «идиллической» картине, гордо называясь русскими.
А мариупольцы за два года весь центр восстановили, новые дома построили, водопровод наладили... Стыдно.
Азовсталь. Фото: Мирта Харитоненкова
У меня из головы не выходят руины Азовстали. И не потому, что это зверство, а потому что я понять не могу, как это: одни скорбят при виде таких разрушений, а другие их создают, не жалея своё.
А что, если у нас в стране немая борьба, где пока побеждают граждане комфорта, широко разинувшие рты при виде европейской цивилизации?
Моё детство прошло в пятиэтажной хрущёвке. С торца дома стояло заброшенное здание бывшего интерната для дошкольников. Его теперь навещали по ночам только наркоманы, и в разросшемся ельнике ухали совы. Рядышком находился стадион, беспросветно поросший бурьяном, а через двор от него стояла ещё одна заброшка, где жили ёжики и, как рассказывала мама, в её молодости — счастливых девяностых — приходили на серьёзные разборки бандитские группировки. Это только два двора, даже не весь район. На другом конце города стояли заброшенные заводы цветных металлов, куда мы с подружкой приходили лазать по старой железной дороге. Это было детство. Это было весело. Оказалось, так быть не должно. Всё отличие Азовстали от заводов моего городка в том, что Мариуполь заминирован взрывоопасными веществами, а мой город — последствиями ночных похождений людей с низкой социальной ответственностью.
Неловкая пауза.
О войне нужно говорить правду. Я видела современных ветеранов. Одни с пустыми лицами, как слепые. Другие — с обезумевшими глазами. Я спросила у одного: «Пошли бы снова, если б не лишились ноги?» И он ответил: «Да, мне нравится война». Он пошёл воевать, чтобы не сесть в тюрьму. Теперь он герой. А по мне, он убийца.
Что сказать о людях, которые уничтожают себя и других? Похвалить ли? Не похвалю. Патриотизм не об этом. Он о защите родной земли. Что сегодня на нашей? Война призывает достойнейших, человечнейших на защиту чужих домов. Тех, кто убивает с отвращением, тех, кто посадил на родине своё дерево и построил свой дом. А не суицидников, которым не нашлось места в мире. И если вы взялись за перо, чтобы подписать контракт, оглянитесь вокруг — вы достойны?
В Мариуполе я говорила с одной женщиной, пережившей войну в подвале девятиэтажки, готовившей обед на костре у подъезда. Она лишилась почти всех зубов, и кожа её сморщилась. Но она так улыбалась... Показала мне фото: тёмная комната, потрёпанная одежда, в руках букет лилий. «Это, — говорит, — 8 марта 2022 года. Цветы привезли, и наши мужчины под пулями побежали их покупать.
Вопреки войне мы должны жить, а не для. А в наших, русских домах война. Мы ненавидим тех, с кем живём. Мы не жалеем их слёз, мы не дарим цветов. Когда же одумаемся, прозреем?
Из пяти моих товарищей один сбежал из страны, потому что марать руки — грешно. Второй сбежал потому, что нация — это лишь кучка людей, говорящих на одном языке. Третий изменил жене и ушёл на СВО, чтобы умереть. Четвертый купил себе диагноз, чтобы дома играть в стрелялки на компьютере. Пятый спился, читая телеграмм-каналы об СВО. Если вы один из этих пяти — положите перо.
Я родилась в веке антипатриотических настроений. Сейчас в моём городке нет тех заброшек. Их купил армянин. Он построил там дома и магазины. Он не знал и не сохранил их историю. Он дал им свою. Потому что мы — «укропы» в собственных квартирах и в собственных семьях. А он, этот чужак, иностранец, теперь русский.
Дайте мариупольцам ещё тройку лет — они отстроят свои дома. Их город снова зацветёт, и с его земель повеет запахом тёплого моря. Они будут достойными русскими.
Кем будем мы? И кто окажется в этом виноват? Пока не заложу ни одного кирпича и не взращу ни одного дерева на своей земле, я — первая из виновных. Потому мы знаем, что делать.
Мирта Харитоненкова
