Первая пионерка

Татьяна Никитина

Моя прабабушка, Елена Ивановна Никитина, которую мы с сестренкой всегда называли бабой Леной, родилась в 1911 году и прожила 87 лет.

Царя она, конечно, не помнила, но всех остальных правителей – от Ленина до Ельцина – знала не по учебникам и не по энциклопедиям.

Кому-то покажется совершенно естественным делом, что родился человек в России и умер в России. Кому-то, но только не россиянину. Потому что нашей бабе Лене пришлось в жизни много раз к новому привыкать. Ее большую Родину называли Россией, РСФСР, СССР и, наконец, опять Россией. Ее родной городок был сначала Середой, а потом стал Фурмановым. Партия, в которой она состояла, тоже неоднократно меняла свое название: на памяти Елены Ивановны она из РСДРП превратилась ВКП(б), а затем – в КПСС.

Но прабабушка моя вовсе не осуждала подобные зигзаги, не глумилась над ними, как это часто делаем мы – молодые. Потому что она была частью этой истории, и ей почти все события представлялись естественными и вполне логичными. В неторопливой повседневности не всегда можно оценить масштаб происходящего.

Вот, например, в 1922 году в Середе был создан пионерский отряд. Наша прабабушка стала пионеркой. Она немало нам рассказывала о тех временах и, помню, мой папа восклицал: «Бабушка, ведь ты же была первой пионеркой! Ведь именно в двадцать втором пионеры появились!»

Папа все знает про пионеров, ведь он сам состоял в этой организации. Правда, по его словам получается, что к 1970 году слово «пионер» стало синонимом слов «школьник от 10 до 14 лет». Все в этом возрасте обязаны были носить красный галстук. В каждой школе была пионерская комната, которая ломилась от всевозможных флагов, плакатов, горнов и барабанов, но вся эта атрибутика ни у кого уже не вызывала ни малейшего энтузиазма. Дело доходило до того, что пионеры всячески избегали носить пионерский галстук, а ведь на словах это была святыня! Мой папа даже неоднократно видел, как мальчишки постарше сжигали свои галстуки. Делали они это отнюдь не из политических соображений, а просто от скуки и любопытства: бросали галстук на стену (ацетатный шелк хорошо удерживался на вертикальной поверхности за счет электростатики) и подносили спичку; вспышка – и в воздухе парил почти невесомый лоскуток праха.

Баба Лена слушает своего внука. Конечно, ей неприятно его слушать, но она и сама видит – куда дело повернулось за семьдесят лет, поэтому не перебивает. А потом, не торопясь, рассказывает о начале двадцатых.

Я слушаю и удивляюсь – так все непохоже было. А первым пионерам казалось, что нужно так мало – всех накормить, ходить всем на работу, да уничтожить всех буржуев. Причем про буржуев – это с чужого голоса: бабушка считала, что мало кого из тех мальчишек и девчонок эти самые буржуи волновали; были дела поважней…

Как же трудно последним пионерам понять первых!

Вот, например, пионерские лагеря.

Сейчас это целые городки. Теплые здания, порой двухэтажные, нередко с благоустроенными санузлами и душевыми. Асфальтированные дорожки. Главный корпус – это, конечно же, столовая.

А в двадцатых годах середских пионеров отправляли в лес, снабдив видавшими виды одеялками, кусками бракованной бумажной ткани, мешком крупы, да семнадцатилетним комсомольцем Васей, в качестве вожатого. Все остальное: и еда, и обустройство, и развлечения – будьте любезны, товарищи пионеры, сами...

Когда баба Лена умерла, мы с папой о тех рассказах вспоминали и решили: все дело в том, что пионеры не бывают «последними», просто не могут быть, потому что само слово «pioneer» означает «первый».

Только перестали быть первыми, глядишь – и нет уже никаких пионеров…

Опубликовано
4.04.2005

Продолжение следует...