Бомбежки каждую ночь. Первый массированный удар на Москву – в ночь с 21 на 22 июля.
- Граждане, воздушная тревога! – Голос Левитана из черной «тарелки» (она и по сей день жива; трудно представить себе, работает!) заставлял всех вздрагивать. – Над городом появились самолеты противника.
И сразу воющий звук сирены. Ночную тьму прорезывают лучи прожекторов. Стараются взять вражеский самолет в перекрестье, чтобы он не смог нырнуть в темноту. Вот она, цель для зенитчиков!
Теперь известно, что в годы войны на Москву было сброшено свыше 110 тысяч зажигательных бомб, более 1600 фугасных, в несколько раз больше, чем сообщалось.
Разрушения весьма значительные. В один из первых налетов бомба попала в здание театра имени Вахтангова и в пятиэтажный жилой дом на улице Воровского. В дальнейшем от взрывов фугасок пострадали МГУ на Моховой, Большой театр, досталось и Малому. Бомбы разрушили музей изобразительных искусств, музей Льва Толстого в Хамовниках, Третьяковскую галерею и Консерваторию, библиотеку имени Ленина и музей-усадьбу Льва Толстого в Хамовниках, фабрику «Трехгорная мануфактура»… В огне погибла Всесоюзная книжная палата.
Фугасная бомба весом более тысячи килограммов взорвалась у Никитских ворот, напротив памятника Тимирязеву. Разбитый памятник рухнул с пьедестала. Мимо проходил трамвай с платформой, груженной машиной с мукой. Мешки лопнули, содержимое высыпалось. Жители близлежащих домов радовались не только тому, что остались живы, но и нежданному подарку: ложками, кружками, просто руками собирали они просыпавшуюся муку.
Бомбоубежище в соседнем подъезде. Путь невелик: спуститься по узкой лестнице черного хода (в старых домах была такая лестница, из кухни) и дойти-добежать метров пятьдесят. Там, в спасительном подвале, у каждого своя раскладушка, свой ночной горшок. Темнота. Ольга Берггольц написала:
В бомбоубежище, в подвале
Нагие лампочки горят.
Во дворе тьма кромешная. Двигались цепочкой. Дорогу обычно прокладывала Роза. Замыкала шествие мама. Однако, едва устроив нас, мама бежала на чердак – она была в группе самозащиты или самообороны, не помню, как точно называлось.
Чьи там фигуры стоят на крышах
В синем мраке июльских ночей?
Это на вахту отважно вышел
Отряд пожарников-москвичей.
На крышах и на чердаках – бочки с водой и мешки с песком, рукавицы и длинные щипцы. Как только появится нежданная гостья – продырявившая крышу зажигательная бомба, схватить ее, сунуть в воду или песок, чтобы не успела беды наделать.
Наконец голос из репродуктора:
- Угроза воздушного нападения миновала. Отбой.
Из бомбоубежища выходили осторожно, с опаской. Выходили в неизвестность, не зная, что откроется взгляду. Жуткое чувство: сидеть в подвале, слышать глухие звуки канонады, вздрагивать, когда дом сотрясается от какого-то сверхмощного взрыва. Кажется, где-то близко. А что, если… И ждать, ждать, ждать.
К счастью, в наш дом бомбы не попали. Но однажды весь двор был усеян осколками стекла. Оказалось, бомба упала совсем рядом, на Тверской, на дом ¹ 26. Попала она и в здание газеты «Известия». Уже потом, работая в «Известиях», я узнала подробности того налета – об этом написал журналист Владимир Щербань. Фугаски упали в отдел науки. По стенам болтались оборванные провода и световая реклама.
Берлинское и итальянское радио передали сообщение, что «отважные асы сравняли с землей очаг большевистской заразы – здание газеты «Известия». Но из «сравнявшегося с землей очага» наутро вышел очередной номер газеты. Матрицы, как и всегда, ушли самолетами по назначению.
В то время «Известия» жили по законам военного времени. Всего три комнаты: отделы фронта, тыла, иностранный. Комнаты на шестом этаже. И сотрудники, и корреспонденты, возвращающиеся с фронта, жили и спали здесь же.
15 октября вечером ответственный редактор газеты Лев Ровинский получил предписание – эвакуировать издательство «Известий» в восточном направлении. В Москве осталась только оперативная, группа, 15–20 человек. На всякий случай здание «Известий» было заминировано.
Раза два во время воздушной тревоги мы спускались в метро Маяковская. Станция, превращенная в бомбоубежище. При сигнале тревоги поезда замирали, с контактного рельса снималось напряжение. В течение нескольких минут на пути спускали деревянные мостки-сходни. И внизу, на путях и на платформах, топчаны, раскладушки. Осенью, когда бомбежки участились, работники метрополитена останавливали поезда после 19 часов, не дожидаясь объявления тревоги. После того, как ситуация ухудшилась, – с 17 часов.
Осенью 1941 года я должна была идти в первый класс. В конце августа стало ясно: занятий не будет. Программу проходила дома. Но классы и сам школьный двор не пустовали: здесь проводились учения по противохимической обороне. С противогазами, носилками, совсем как в кинофильме «Утомленные солнцем». Долго у нас в доме хранился мой маленький противогазик.
Город жил слухами: «Говорят, задержали немецкого шпиона»,
«Говорят, поймали мужчину, который подавал сигналы фашистским летчикам», «Говорят, будут новые продовольственные карточки»… И совсем уж удивительная информация: «В Замоскворечье, около Каменного моста, высадили цветущий плодоовощной сад». Зачем?!
Однажды в минуту затишья мы с мамой отправились «на экскурсию». В самом деле сад! Но… нарисованный: на асфальте – зеленые ветки. Оказалось, для дезориентации немецких летчиков.
В городе было немало маскировочных объектов, умело созданных декораторами и художниками. Задача – изменить лицо города, сделать новую планировку улиц и площадей. В результате площади около Кремля – Манежную, Красную, все Садовое кольцо «заселили» фанерными домами; между зеленью проглядывали разноцветные крыши домов. Яблоневые деревья были нарисованы и на заборах крупных промышленных предприятий.
Другой, более эффективный путь обмана немецких летчиков, – изменение формы и силуэта существующих зданий. На карте дом значится трехэтажным? Что ж, с помощью фанеры сделаем его пятиэтажным: пускай враг идет по ложному следу! Стали неузнаваемыми нефтеперерабатывающий и элеваторный заводы, деревообрабатывающий комбинат, здание МОГЭС – источник энергоснабжения города, который очень интересовал немцев. А на месте Мавзолея вырос двухэтажный дом с мезонином.
30 сентября 1941 года – официальная дата начала битвы за Москву. Бомбежки не только по ночам, но и днем. Иногда Левитан даже не успевал объявить тревогу, а бомбы уже падали на город.
Немцы прорвали оборону на дальних подступах к Москве. Вышли к Можайску. В руках врага Малоярославец, Верея, НароФоминск, Таруса, Руза…Бои на Волоколамском направлении.
10 октября из Москвы в Куйбышев эвакуируются многие правительственные учреждения, Дипломатический корпус, Большой театр.
- октября Государственный Комитет Обороны принимает постановление об эвакуации столицы СССР: «ввиду неблагоприятного положения в районе Можайской оборонной линии». Иностранным миссиям предписано сегодня же ехать в Куйбышев. В этот же день эвакуировался Президиум Верховного Совета СССР и правительство во главе с Молотовым… «В случае появления войск противника у ворот Москвы поручить НКВД… произвести взрыв предприятий, складов и учреждений, которые нельзя будет эвакуировать».
- октября постановление Государственного Комитета обороны:
- Ввести с 20 октября в городе и прилегающих районах осадное положение.
- Воспретить всякое уличное движение как отдельных лиц, так и транспорта с 12 часов ночи до 5 часов утра, за исключением транспорта и лиц, имеющих специальные пропуска.
- Нарушителей порядка немедленно привлекать к ответственности с передачей суду Военного Трибунала. Провокаторов, шпионов и прочих агентов врага, призывающих к нарушению порядка, расстреливать на месте.
- октября утром не открылись двери метрополитена. Отменены многие маршруты троллейбусов и трамваев, идет демонтаж эскалаторов подземки – метро готовили к разрушению; единственный день в истории метро, когда оно не работало. Сталин, узнав об этом, приказал немедленно восстановить транспорт. В тот же день, около 19 часов, первые поезда метро вновь пошли по линии Сокольники – Парк культуры.
Утром того же дня пять немецких мотоциклистов с пулеметами мчались по Ленинградскому шоссе. До центра Москвы оставалось 15 км.
- октября у мамы день рождения. В этот день и особенно накануне, 16-го – страшная паника. Москва стала прифронтовым городом. Об этом писал Наум Коржавин:
Календари не отмечали Шестнадцатое октября.
Но москвичам в тот день – едва ли Им было до календаря.
Лев Колодный в книге «Москва в улицах и лицах» объясняет причины той внезапной паники. «В Кремле принято было решение об эвакуации иностранных миссий и правительства. Последний пункт документа гласил: «Тов. Сталин эвакуируется завтра или позднее, смотря по обстановке». Не дожидаясь этого, параллельно с организованным отъездом начался стихийный исход, приостановленный все тем же диктатором, не уехавшим из осажденного города».
Я стою у окна. Воротниковский переулок, обычно тихий и пустынный, буквально кишит женщинами с детскими колясками. На колясках тюки-мешки, дети семенят рядом. Холодно, моросит дождь со снегом. Все двигаются в одном направлении, на восток, к Казанскому вокзалу, к шоссе Энтузиастов.
- Наверное надо было уезжать, – вздыхает бабушка.
Она пытается соорудить праздничное меню: все-таки день рожденья! На столе будет «стружка», фирменное блюдо военной поры: сырая картошка, протертая через крупную терку, поджаренная на подсолнечном масле. И оладьи. Хорошо, что запаслись мукой!
Открыли мешок, а там черви. Бросились к Марье Ивановне:
- Моя ничего не знает…
Просеивали раз десять. И червяков страшно оставить, но еще страшнее лишнюю щепотку муки выбросить.
21 октября появился приказ о возведении баррикад на улицах и площадях Москвы. К счастью, они не понадобились. Враг дрогнул.
6 ноября торжественное заседание в метро «Маяковская». 7 ноября – парад на Красной площади.
На душе стало полегче:
- Хорошо все-таки, что не уехали!