Осужденные женщины, отбывающие наказание в российских колониях, в этом году стали массово писать прошения о помиловании. Вдохновленные тем, что президент к 8 Марта помиловал больше 50 арестанток, они обращаются к нему как к главной и зачастую последней своей надежде.
Но многие считают: их ходатайства не доходят до адресата. К правозащитникам стали поступать обращения, в которых осужденные сомневаются даже в том, что колония переправила их прошения «куда надо». Дело в том, что нет механизма «обратной связи»: никто не сообщает, принято ли прошение, на каком этапе рассмотрения находится и какой результат. Правозащитники (в числе которых автор этих строк) предлагают это исправить.
«Я дублирую вам свое прошение о помиловании, — пишет осужденная мне как члену Совета по правам человека при президенте. — Это на тот случай, если потеряется письмо, отправленное на адрес Кремля».
«Я переправляю вам копию ходатайства о помиловании моей жены, — а это уже обращается родственник отбывающей наказание женщины. — Она передала мне его на длительном свидании. Жена уверена, что ее прошение не дошло до президентской комиссии».
За этот год таких обращений у правозащитников скопилось уже немало. Хороший вопрос: что с ними делать? Дело в том, что подавать прошение может только сам осужденный. Оно должно быть подписано им, там должна быть указана дата. В статье 176 Уголовно-исполнительного кодекса сказано, что ходатайство осужденный подает через администрацию учреждения, исполняющего наказание. То есть никакие обходные пути невозможны. И в этом, быть может, кроется ответ на вопрос, почему нет ответов на некоторые ходатайства, которые посылали не сами женщины через администрацию колонии, а их близкие с воли.
Но почему арестантки прибегают к таким способам? Не верят ИК? Некоторые говорят, что сотрудники колоний им не рекомендуют или даже прямо запрещают писать обращения президенту. Законно ли это?
Право обратиться с просьбой о помиловании — конституционное право, а само помилование — исключительная прерогатива главы государства. Ни конкретная колония, ни ФСИН вмешиваться в этот процесс не должны, задача тюремных чиновников — просто переправить ходатайство с сопроводительными документами. Соответственно, в колонии фильтровать и тем более «отсекать» обращения женщин к президенту не имеют права.
Писать ходатайство может любой вне зависимости от статьи, по которой был осужден. И здесь стоит рассказать историю врача из Луганска Натальи Савченко, которая просит президента помиловать ее, но боится, что из-за «плохой» статьи ее ходатайства до него не доходят.
«Приговором Военного суда ЛНР от 03 июня 2019 года по уголовному делу я признана виновной в совершении преступления, предусмотренного ст. 335 УК ЛНР, — пишет доктор. — Я обвиняюсь в том, что в октябре 2016 года по просьбе ранее мне знакомого согласилась оказать медицинскую помощь раненому. Согласно приговору, во время оказания медицинской помощи мне стало известно, что ранение он получил при совершении преступления по заданию спецслужб Украины. За оказание медпомощи раненому, согласно приговору, я получила 5000 рублей.
Ни в период следствия, ни в судебном заседании я не отрицала тот факт, что действительно в октябре 2016 года ко мне, врачу-ординатору операционно-перевязочного взвода медицинской роты 2-й отдельной бригады, обратились офицеры Народной милиции ЛНР с просьбой выехать для оказания медицинской помощи раненому. Согласно приказу начмеда, я, как и весь медицинский персонал, была обязана оказывать медицинскую помощь раненым в любое время, в любом месте, не уточняя времени и обстоятельств получения ранения. Об оказании медпомощи раненому я довела начмеду. Я никоим образом не оспариваю фактические обстоятельства, которые положены в основу моего обвинения, тем более что я сама чистосердечно о них рассказала, я просто хочу объяснить свои поступки. В приговоре сказано, что я совершила государственную измену, выразившуюся в оказании иной помощи иностранной организации в деятельности, направленной против безопасности Луганской Народной Республики. Суд первой инстанции назначил мне наказание в виде 14 лет лишения свободы, апелляционная инстанция снизила до 12 лет.
Хочу обратить внимание на то, что в трудное для моей Родины время я стала на ее защиту, отдавала весь свой опыт и знания для борьбы с террористическими батальонами и ВСУ. За мой вклад в защиту Родины я была награждена государственными наградами ЛНР: «За заслуги» 1-й степени, медалью «За оборону Луганска», участник Чернухинско-Дебальцевской операции, кроме того, награждена Юбилейной медалью «70 лет Победы», медалью «Луганцы: Верою и усердием», медалью ЛНОБ «Заря» — за непреклонную стойкость, твердость и исключительное мужество. Ни воинского звания — старший лейтенант медицинской службы, ни наград я не была лишена при осуждении. В настоящее время я достигла пенсионного возраста, по своему состоянию здоровья состою на диспансерном учете с рядом хронических заболеваний, но, несмотря на это, я работаю, стараюсь приносить пользу в благоустройстве ИК-6. Я отбыла более половины назначенного срока, за это время я потеряла дорогого мне человека — маму, и эта потеря и невозможность проводить ее в последний путь стали для меня самым тяжелым наказанием».
16 октября Савченко отправила прошение в комиссию по помилованию при президенте РФ. Ответа пока нет.
«Я боюсь, что мое ходатайство о помиловании послали неправильно, — пишет журналистка Александра Баязитова. — Не в комиссию по помилованию, а в Администрацию президента. Как узнать, дошло ли? Где оно?»
Александра тяжело болеет. Ей сложно переносить все тяготы тюремного заключения (как один из примеров: долгое время ей даже не могли выдать форму в колонии, поскольку нужного размера не оказалось).
Баязитова три месяца назад написала прошение президенту, но никакого ответа не получила. Он вроде как и не предусмотрен действующим законодательством.
Вообще, маршрут движения ходатайства закреплен в Указе президента. Вот как он выглядит: ИК — УФСИН субъекта — региональная комиссия по помилованию — губернатор — комиссия при президенте — глава государства.
Когда помилуют
Указаны даже сроки, в которые может происходить это событие. Так, если женщина осуждена за преступление средней тяжести, то администрация учреждения отправляет прошение в УФСИН не позднее чем через 10 дней со дня его подачи, за тяжкое или особо тяжкое преступление — не позднее чем через 20 дней. Территориальный орган уголовно-исполнительной системы в свою очередь переправляет прошение в комиссию по вопросам помилования на территории субъекта не позднее чем через 5 рабочих дней. Комиссия не позднее чем через 30 дней представляет высшему должностному лицу субъекта заключение о целесообразности применения акта помилования. А губернатор уже в течение 10–15 дней вносит президенту РФ.
Итак, в итоге процесс может занять около 2–3 месяцев. Но беда в том, что осужденные хотят знать, на каком этапе сейчас их прошение, не затерялось ли оно, какое решение принимали инстанции (рекомендовали или нет к помилованию). И решить это можно было бы, законодательно прописав, что осужденного обязаны о каждом этапе уведомить в письменной форме. Это, к слову, не позволит нерадивым сотрудникам колоний в буквальном смысле выбрасывать в мусорку надежды арестантов.
Ева Меркачева
