«Отец показывал нам фокусы»

Сергей КАПИЦА для большинства наших сограждан является воплощением образа идеального ученого. И дело не столько в том, что Сергей Петрович — президент Евразийского физического общества, вице-президент РАЕН, профессор, доктор физико-математических наук и многое, многое другое, а в том, что уже более 30 лет он ведет программу «Очевидное — невероятное». При этом круг научных интересов Сергея Петровича также чрезвычайно широк — более 150 работ в области аэродинамики, электродинамики, синхротронного излучения, ядерной физики, истории науки, проблем народонаселения… Огромный вклад он внес и в развитие отечественного образования, долгие годы возглавляя кафедру общей физики Московского физтеха.

— Судя по тому, что Резерфорда, в лаборатории которого Петр Леонидович проработал больше десяти лет, он называл в письмах «крокодилом», у вашего отца было развито чувство юмора?

— Отец любил цирк, даже умел кой-какие фокусы показывать, которые на меня, мальчишку, производили большое впечатление. Например, глотал нож: брал перочинный ножик, подносил его ко рту, а потом прятал в руке. В общем, простой фокус, но нас с братом он приводил в восторг. Папа замечательно играл в шахматы. Помню, к нам приезжал Василий Смыслов (7-й чемпион мира по шахматам, международный гроссмейстер. — «РД»), который был постоянным партнером отца.

— Знаю, что ваши дети и внуки продолжают научную династию.

— Я не очень верю в династии в науке. Но, так или иначе, все мы связаны с наукой. Внук закончил ВМК при МГУ (факультет вычислительной математики и кибернетики. — «РД»), сын занимается филологией, дочь — психологией, младшая внучка тоже закончила психфак.

— Как вы думаете, ваше имя им помогало или мешало?

— Я всегда говорил, что в равной степени помогало и мешало, баш на баш. Чем помогает, думаю, понятно. Ну а мешает по целому ряду причин: всегда будут упрекать, сравнивать, говорить, что детям, внукам Капицы открыты любые двери. Хотя, разумеется, это не так. И всего, чего они добились, они достигли сами. Что касается меня, то тоже было по-разному. Когда-то я окончил МАИ, работал в авиации, но меня из этой отрасли выгнали, потому что у отца возникли сложности в отношениях с нашим правительством. Для меня это был крутой перелом в научной карьере: к тому времени я уже закончил (и вполне успешно!) работу над диссертацией, но мне пришлось все бросить и переключиться на другую тему.

— Это был момент противостояния вашего отца с Берией, как ваша семья пережила тот трудный период? Страх перед системой был?

— Конечно, основания опасаться были. Скажем, отец дружил с известным режиссером Михоэлсом, и его трагическая судьба (он был убит) могла быть «наукой» — такова была реальность времени… Мы остались живы, уже хорошо. Мы все были настолько дружны, что двух мнений быть не могло: все были на стороне отца. Отец был мужественный человек. Его уверенность невольно передавалась другим. Кроме того, мы хорошо понимали, что вечно жить под влиянием страха нельзя, иначе он тебя раздавит.

«В наши дни происходит одичание народа»

— Большинству наших сограждан вы известны прежде всего как ведущий «Очевидного — невероятного». Программа выходит уже более 30 лет, а с чего она начиналась?

— Меня пригласили выступить в научно-просветительской передаче для школьников. Перед 16-миллиметровой камерой я рассказал о законах сохранения энергии и импульса. Моя запись чем-то привлекла внимание теленачальников, и вскоре мне предложили стать комментатором — ведущим научно-популярного кино. Я должен был выступать посредником между зрителем и киноматериалом. Но очень скоро всем стало ясно, что требуется делать нечто большее: нужны не только научные факты, но и отношение к ним, авторская позиция. Главной нашей целью стала проблема общественного восприятия науки.

— Как родилось запоминающееся название программы?

— Словосочетание «Очевидное — невероятное» появилось благодаря редактору Железовой. Она подняла его из некоего фильма, снятого на Киевской студии. А режиссер Легкович вспомнил строки Пушкина, которые стали прологом передачи. Кстати, эти стихи никогда не были написаны поэтом, они рассыпаны по его рукописям. И только в конце XIX века пушкинисты собрали их в единый текст, который попал в полное собрание сочинений. А вот последней строчки «И случай, Бог изобретатель» — самой гениальной — ужасно боялись на советском телевидении.

— В годы застоя вы испытывали идеологическое давление?

— Нет, я даже не был членом партии, что, казалось бы, предопределено для человека, оказавшегося в те годы на телевидении…

— Я подозреваю, что многие удивляются: зачем вам, известному во всем мире ученому, нужна эта программа, ведь ни славы, ни значительных денег она вам не добавит?

— Люди работают не только ради славы или денег. Наука занимает очень важное место в современной культуре, и в том, как она входит в эту культуру, средства массовой информации (и особенно телевидение) играют существенную роль. Поэтому я и отдал столько лет «Очевидному — невероятному». И в наши дни, когда происходит одичание народа, а просветительская функция большинства СМИ ушла на второй план, существование нашей программы кажется мне очень важным. Невозможно представить современный мир без научных представлений, без понимания значения достижений науки — как практических, так и концептуальных, в мировоззренческой области. Я всегда рассматривал просветительскую деятельность как одну из функций ученого. Работа на телевидении — это возможность выступать перед аудиторией не из двадцати студентов, а из двадцати миллионов человек.

— Правда, последние годы судьба программы складывается очень непросто.

— И не говорите. Сейчас мы выходим на телеканале «Россия». Длительность программы меньше, чем в первоначальном варианте, зато формат более подвижный.

— Некоторые говорят: Сергей Капица выбирает темы, которые интересны только ему.

— Это довольно примитивная точка зрения, ведь нас смотрело и смотрит достаточно большое количество зрителей. Наука имеет массу измерений, и должна быть не одна передача вроде моей, а пять, шесть. Их нет, поэтому предъявлять претензии мне несправедливо. В свое время «Очевидное — невероятное» закрыли на одном канале, поскольку тогдашнее телевизионное руководство давало дорогу всяким ведьмам и колдунам, так что любая «чертовщина» могла выйти на всероссийский уровень через телевидение, и от меня тоже начали требовать мистики, рассказов о так называемых паранормальных явлениях. Но сказка, предание — это определенная стадия развития, как бы детство науки, поскольку древний человек называл чудом то, что не мог объяснить. Наивные фантазии и мифы сделали возможным появление высокого искусства. Ребенку сказки нужны, но мне кажется, что многие взрослые люди так и не вышли из детства, а многие в наши дни уходят от серьезного отношения к вещам. И вот какая-то школьница из Петербурга усомнилась в основах эволюционных представлений и подала в суд на Министерство образования и науки за то, что ей не преподают идеи креационизма (божественного происхождения человека). Может, прежде чем идти в суд, школьнице стоило прочесть блестящую книжку нашего выдающегося биолога Н.Н.Воронцова «Развитие эволюционных идей в биологии»?! Мы сами довели ситуацию до такого состояния. Почему это так, надо спрашивать у руководителей телевидения: какие задачи они перед собой ставят? В лицензионных документах всех каналов сказано, что они должны выполнять в том числе и просветительские функции, но этого на нашем телевидении практически нет. Телевидение в основном подчинено самым низменным интересам. Яркий пример — программа «Дом-2». Говорят, что если вы хотите человека лишить возможности существовать, надо лишить его разума, так и наше телевидение лишает страну разума.

— Сейчас действительно много говорят и пишут про различные паранормальные явления. Как вы относитесь к таким сообщениям?

— С моей точки зрения, это симптом глубокого кризиса общественного сознания. Никакого объективного содержания в сообщениях об экстрасенсах, магах и гадалках нет. Единственно, о чем все это говорит, так только о том, что в умах и душах наших людей что-то не в порядке. Например, на разные лады людьми тасуются такие понятия, как «энергетика», «биополе». Но что такое биополе? Неизвестно. Его никто никогда не видел, не фиксировал, не измерял. О нем только все говорят в точности так же, как и о нечистой силе, ауре, святой воде, инопланетянах.

— Неужели вы никогда не заглядываете в свой гороскоп?

— Нет, никогда. Это бессмысленно. Если, допустим, сравнить предсказания погоды, печатающиеся в различных газетах, то за исключением деталей они примерно одинаковы. А если из тех же газет вы возьмете гороскопы, то они будут принципиально отличаться.

«Через 100 лет на Земле будет 12 миллиардов человек»

— Последние годы вы занимаетесь гуманитарной наукой — демографией, а не физикой.

— Я занимался ускорителями, мы создали машину, которая имела два важных практических применения. Она позволяла просвечивать корпуса ядерных реакторов, а также использовалась для лечения раковых заболеваний. Мы сделали шесть таких машин, которые до сих пор работают. Первая была поставлена в Герценовском институте, и за 15 лет с ее помощью вылечили более десяти тысяч больных. Шла речь о начале серийного производства, но тут все рухнуло, и только сейчас с большим трудом возобновляется этот процесс. Мы ищем и униженно просим деньги, а когда их находим, правительство говорит: докажите, что это нужно.

— И тут вы обратились к демографии…

— В начале 90-х, когда у нас был полный распад, я почти год в Великобритании занимался проблемами динамики народонаселения при поддержке английского Королевского общества. Жили мы с женой там довольно скромно, по их понятиям, хотя, конечно, комфортнее, чем в России. В результате исследований я обнаружил, что понять многое из происходящего сейчас можно через демографическую картину мира. Главная особенность сегодняшнего момента заключается в том, что человечество находится на самом пике демографического перехода от безудержного роста, который происходил раньше, к насыщению. Наше руководство все чаще говорит о демографических проблемах в России, но во всех развитых странах ситуация не лучше и не хуже. Там только живут намного дольше. Мужчины в Японии переживают наших на 20 лет. Но рождаемость везде сокращается. В Испании число детей на каждую женщину сегодня — 1,2, в Германии — 1,41, в Японии — 1,37, у итальянцев, несмотря на молитвы Папы Римского, — 1,12, у нас — 1,3, в Украине — 1,09. Тогда как для простого воспроизводства нужен показатель 2,15. Когда рост стабилизируется, население Земли будет в два раза больше, чем сейчас, то есть порядка 10—12 миллиардов. На этот уровень мы выйдем приблизительно через 100 лет. Произойдет существенное старение человечества. В развитых странах мы уже это наблюдаем, да и у нас гораздо больше пенсионеров, чем было 50 или 100 лет назад, и намного меньше молодежи.

— Вот странно, нет мировых войн, болезни все лучше лечатся. Человечество живет сейчас, в сущности, в тепличных условиях, а рождаемость падает.

— Важно понять, что дело не в ресурсах, и от того, что мы будем платить женщинам по 250 тысяч за ребенка, ситуация существенно не изменится. И это не сугубо российская проблема, а кризис всей цивилизации. Судите сами: если бы мы шли по тому, что раньше, пути развития, сейчас нас было бы не шесть миллиардов, а восемь. Получается, два миллиарда мы потеряли на этом переходе. Это больше, чем на всех войнах ХХ века. Когда общество цивилизуется, возникают другие ценности: работа, карьера. К тому же у нас очень затянутый период образования. Вместо того чтобы жениться, заводить детей, люди получают дипломы, ученые степени. И вот результат.

— У вас есть английское гражданство, а также домик в Кембридже. Желания переехать туда насовсем не возникает?

— Да, у меня есть английское гражданство, которое я получил по рождению в Англии. Когда приезжаем в Англию, почти всегда останавливаемся в нашем домике в Кембридже. Но переехать не хотим. Там, конечно, хорошо, но все-таки наш дом здесь.

Александр Славуцкий