Последнее время в информационном шуме все громче слышны голоса, что «Россия переживает небывалый расцвет поэзии». Газеты и каналы все чаще сообщают, что в поэзию пришло много новых имен. Что пришло время говорить о некоей «новой поэзии». И что нынешний «поэтический бум» сравним с «оттепелью»
Поэтических вечеров в Москве действительно много. И аудитория у них не самая маленькая — по сравнению с пятью годами ранее хотя бы. Новые авторы формируются в Сети, в маргинальных журналах — или приходят из клубов. Часто неизвестного поэта «проводят» через новую литературную премию. Так или иначе в пространстве современной поэзии новые авторы занимают все больший сегмент. И пользуются регулярным вниманием прессы и аудитории.
В этой заметке я не буду называть имен, поскольку широкой аудитории имена эти ничего не скажут. Речь не об именах, а о тенденции. Которая на сегодняшний день просматривается довольно отчетливо, резко.
Одно из принципиальных свойств «новой поэзии» заключается в том, что она говорит на языке общества, которое сформировалось у нас к настоящему времени. Назовем его «новое общество». «Новая поэзия» является частью этого общества, как рекламный плакат является частью улицы, а пробка — городского перекрестка. И «новое общество», и «новую поэзию» объединяет несколько вещей. А именно умение раствориться в потоке времени. Нежелание менять направление этого потока. Неумение преодолевать, в поэзии — инерцию языка и мира, в обществе — то, на чем это общество держится. «Новая поэзия» подстраивается под современный язык — и под внешний мир, каким он виден невооруженным глазом. Но точно так же «подстраивается» и общество — не желая знать, почему все происходит так, а не иначе, и кто за это отвечает.
В «новой поэзии» нет превращения, прорыва. Она, как и общество, чудовищно лояльна. Равнодушна, некритична — на уровне языка, мысли — ко всему, что вокруг происходит. Важнейшего для поэзии акта, познания — смыслового скачка — в «новой поэзии» нет. Узнавание, инерция — ее родовые свойства. Покажи читателю то, что он знал, просто не мог сформулировать — покажи остроумно, талантливо, ярко, — и за радость узнавания он будет платить обожанием и деньгами. То же самое происходит и в обществе, которое предпочитает вернуться к старым, знакомым по «совку» схемам — нежели сделать над собой усилие, шаг вперед.
С этой точки зрения сравнение «новой поэзии» с «оттепелью» не кажется таким уж диким. И тогда, и сегодня на первый план выходит поэзия лояльная, поверхностная. Терапевтическая. Поэзия, эффектно и яростно глаголящая о вещах, нестерпимо банальных, внешних. Которые человек знает про себя и так, просто загнал внутрь и не умеет выразить.
«Новая поэзия» выросла из клубных и сетевых сообществ, то есть из сферы социальной, коммуникативной. Межличностной. И является, по сути, еще одной социальной сетью, где важнейшим из чувств является чувство локтя. Коллектива. «Новое общество», сплоченное нехитрыми — перелицованными советскими в сущности — идеями, ждет от «новой поэзии» разговора на понятные, близкие темы. Как правило, это темы физиологии, быта и потребления. То темы из тех областей, где членам «нового общества» еще оставлена относительная свобода. И «новая поэзия» обслуживает заказ — с охотной готовностью, поскольку feedback, то есть «откат», в такой ситуации поступает сразу: в виде признания аудитории и внимания прессы.
Еще недавно я готов был списать все это на путаницу в понятиях. На то, что любое «в столбик» у нас традиционно называют «стихами», а пишущих таким образом «поэтами». Однако тот факт, что официальные источники информации (а значит, в перспективе и преподаватели, и библиотеки, и массовый читатель) проявили реальный интерес именно к «новой поэзии» — а не к серьезной, письменной (университетской, как ее называют в развитых странах), — говорит о показательной чуткости. Современные СМИ — как и современная власть — в выборе партнера не ошибаются.
Поэзия всегда обращается к индивидуальному в человеке. Божественному, экзистенциальному, метафизическому — называйте как вам удобно. Показывает горизонты его сознания, души — если хотите. Дает возможность ощутить безграничную свободу, которая заложена в каждом из нас по происхождению — и в языке, на котором такая поэзия пишется. Именно эта поэзия, которая: 1) сообщает человеку и обществу их подлинный масштаб и значимость; 2) сохраняет и выражает высший смысл времени, само время, каким бы оно ни было; 3) передает это знание по цепочке в будущее в качестве информации к размышлению о времени и языке для новых поколений — именно такая поэзия (которую сегодня производят единицы) не находит себе места в «новом обществе». Именно этой поэзии общество боится и поэтому оставляет невостребованной. Именно
Глеб Шульпяков
