Искусство одухотворяет – думаю, многие согласятся с этими словами. Но проблема в том, что звучат они как-то… Казённо, что ли.
Право же, мало кто способен по-настоящему поверить, что подлинная сила может из маленького и ничтожного создать великое и сильное. Ну, казалось бы, невозможны такие метаморфозы на нашей грешной земле! Однако у автора романа «Колокола» Ричарда Харвелла иное мнение, которое он обозначил в своём произведении. Эту книгу можно с полным правом назвать полноценным открытием в современной литературе.
Другое дело, что это ощущение одухотворённости, полёта, возвеличивания не вечно. Всё-таки приходится периодически спускаться с небес на землю. Но это, как говорится, дело десятое – когда ты на небе, когда ты счастлив, не хочется верить, что под тобой холодная и жестокая твердь…
Дмитрий Меньшиков, редактор 1001
«…именно поэтому нам нужна красота в нашей жизни: чтобы напоминать нам, какими хорошими мы могли бы быть»
Помните то известное выражение: «Говорить о музыке – все равно что танцевать об архитектуре»? Вам никогда не приходило в голову, почему нельзя исполнить танец об архитектуре? Спеть о живописи. Сыграть на гитаре о театре. Почему нет? Ричард Харвелл утверждает обратное. Он не просто говорит о музыке, он слагает пятисотстраничный гимн красоте, воплощенной в звуке.
Роман «Колокола» уже признан мировой критикой как один самых значимых в современной литературе. К сожалению, пока не самый известный и популярный, но тем не менее значимый. В этих словах нет патетики и преувеличения, так как дебютная книга Харвелла действительно вознеслась до уровня шедевра. Автор уверенно вступил на тропу, проложенную Достоевским, Диккенсом и Гюго. После Харвелла можно вздохнуть с облегчением: в современной литературе есть что почитать помимо беллетристики.
С чего вдруг читателю и критику оставлять такой хвалебный отзыв, чем же он мотивирован? Попробуем обосновать. Роман «Колокола» сделан столь же качественно, сколь ужасает и одновременно восхищает его содержание. Он – контраст, он – историческое полотно, воплощенное столь мастерски, что самое время усомниться: действительно ли автор наш с вами современник?
Итак, по одну сторону баррикад мы видим мрачный быт, сопряженный с бедностью и унижением, по другую – свет, радость и красоту, воплощенные в искусстве. Читатель то погружается в глубины глубин самых низменных человеческих мерзостей, то вместе с прекрасными голосами возносится под купол храма. Ужасы жизни и спасение, которое герой обретает не в религии и монашестве, а в пении.
У главного героя – маленького Мозеса – нет семьи и дома, нет своего «я» и поначалу нет даже имени. У него нет возможности любить, быть рядом с друзьями. Он не наделен силой, чтобы отбиться от унижений, хитростью или великим умом. У Мозеса нет ничего. Он сын деревенской сумасшедшей, слабый и грязный приемыш сильного и властного аббата. Возможно, довольно высокая плата за то, чтобы иметь самый прекрасный голос. Как только Мозес понимает, что умеет петь – в нем загорается первая искра зарождающейся личности. Он страстно желает приблизиться к красоте искусства, которую поначалу видит в белоснежных стенах строящейся Штаудаховой церкви: «И я запел. С идеальным слухом, который был дарован мне матерью; с крошечными легкими, которые руки Ульриха научили дышать; с телом, которое могло зазвенеть от пения… Звучание моего хрупкого тела эхом отзывалось в ротонде и в самых дальних уголках нефа, и тогда первый раз в жизни я почувствовал себя громадным, таким же огромным, как церковь Штаудаха».
Пение действительно делает героя больше, его сердце так хочет обрести дружбу, тепло и защиту, открыться и заявить миру: «Вот он я, Мозес. Я умею петь и хочу сделать все вокруг себя прекрасным». Но, как часто бывает, великий дар не приносит Мозесу счастья. Ни сейчас, ни потом, когда он станет старше. Конечно, никто не может отнять мгновения светлой радости и единения с Красотой, когда он поет. Но после он всего лишь маленький мальчик, которому не под силу вынести всю злобу мира на своих хрупких плечах.
Это чередование света и тьмы погружает читателя в особое состояние. Надрыв, грань, предел – все это колокола, которые преследуют Мозеса всю его жизнь. Возвещают о грядущей подлости, скорбят о боли беспокойного сердца. И ангельское пение на фоне этой тревожной россыпи полутонов, которую воспел Ричард Харвелл. Открывайте «Колокола» и приготовьтесь слушать, потому как автору действительно удалось перенести музыку – величайший из даров человечества – на страницы своей книги.
