Незадолго до главного весеннего праздника 8 Марта произошло не слишком замеченное, но рубежное событие: Министерство юстиции России составило протокол о нарушении Закона об иностранных агентах, причисленных к таковым центр «Насилию.нет» и его главу А.Ривину, посчитав политической деятельностью стремление организации «сделать проблему домашнего насилия видимой и создать такие условия, при которых пострадавшие знали бы, куда обращаться за помощью, а общество перестало бы обвинять их в произошедшем».
Иначе говоря, Минюст посоветовал российским женщинам (а они становятся жертвами насилия в семье более чем в 80% случаев) умирать молча, а обществу рекомендовал не сомневаться в том, что такое положение следует считать нормальным. Особенно впечатляет, что все это случилось на фоне двух резонансных дел: В.Техов из Владикавказа получил 16 лет за убийство своей бывшей жены, 22-летней Р.Гагиевой; в Кемерове начался суд над В.Канюсом, три часа с особой жестокостью убивавшим свою 23-летнюю экс-подругу В.Пехтелеву, а также над полицейскими, отказавшимися приехать на место происшествия по многочисленным вызовам соседей.
Российское общество, несмотря на дежурные фразы о необходимости гендерного равноправия, становится все более и более маскулинным. Сам по себе этот тренд не вызывает удивления: риторика «безопасности», «войны», «противостояния» повышает ценность «силы» и не признает слабость достойной защиты. Количество насильственных преступлений против членов семьи в России уверенно росло начиная с 2000-х годов – причем к 2016 году оно достигло 65,5 тысячи, или 18,7% всех преступлений против личности.
Однако вместо того, чтобы серьезно бороться с самым гнусным из всех видов насилия, власти решили попросту отмахнуться от проблемы: Государственная дума не только не приняла ни один из 40 разработанных за последние тридцать лет законопроектов о предотвращении домашнего насилия, но в начале 2017 года декриминализировала его Федеральным законом №8-ФЗ «О внесении изменений в ст. 116 Уголовного кодекса Российской Федерации» (заметим: с 2011 года этот акт стал единственным прецедентом смягчения российского Уголовного кодекса). С этого момента криминальная статистика радикально изменилась к лучшему – в отличие от реальности.
Статистические ряды, охватывающие период с 2012 по 2016 год, свидетельствуют: число женщин – потерпевших от преступлений, сопряженных с насильственными действиями в отношении членов семьи, выросло за эти пять лет вдвое (причем женщины и дети становились жертвами насилия в 94,7% случаев). Более продолжительные наблюдения за статистикой убийств в России указывают: доля женщин в общем числе убитых выросла с 20,9% в 2000 году до 31,1% в 2017-м. При этом женская преступность в России удивительно низка по сравнению с другими странами: в 2016 году российские женщины совершили 14,6% от зарегистрированных преступлений, тогда как, например, американские в том же году – 26,9%. В случаях особо тяжких преступлений против личности около 80% приходилось на действия, подозрительно похожие на самооборону. Однако уже в 2017 году случаи насилия в семье «сократились» более чем вдвое по сравнению с 2016-м, а получение собираемой МВД подробной статистики о состоянии домашнего насилия стало возможно только по официальному запросу в министерство, так как ее открытая публикация была прекращена.
Сегодня достаточно сложно сказать, насколько большое число женщин становится жертвами домашнего насилия в России: по подсчетам экспертов Консорциума женских неправительственных объединений, в 2018 году погибли не менее 5 тысяч женщин, тогда как статистика МВД говорит о 253 случаях. Однако сложно усомниться в том, что власти последовательно проводят курс на фактическую легитимизацию насилия в семье: уголовные дела по жалобам потерпевших женщин возбуждаются неохотно, до суда доходит менее 10%, мужчины-насильники часто получают условные сроки. Хотя полицейские говорят о 200 тыс. стоящих на учете в системе МВД «семейных дебоширов», с принятием закона о декриминализации бытового насилия их крайне сложно привлечь к ответственности вплоть до момента совершения ими непоправимых действий. Когда в декабре прошлого года в Нижнем Новгороде муж убил пытавшуюся уйти от него жену на глазах их общего ребенка, брат потерпевшей, кадровый полицейский, вынужден был признать, что у него и его коллег «руки были связаны законодателями», которые практически исключили все возможности профилактической работы с потенциально опасными для своих близких людьми.
Все сказанное, заметим, относится только к тяжким и особо тяжким преступлениям против женщин – хотя спектр домашнего насилия намного шире и включает также неравное использование семейного бюджета (в последнее время встречается все больше расследований о том, как женщины в российских семьях банально недоедают), а также многочисленные формы психологического насилия. Сколько бы добрых и возвышенных слов по приличествующим поводам ни говорили в России в адрес женщин, они занимают в нашем обществе подчиненное по отношению к мужчинам положение, и такое состояние никто менять не собирается.
Причина кажется нам банальной: по мере нарастания экономических и социальных проблем власть становится кровно (простите за каламбур) заинтересована в том, чтобы зреющие в обществе недовольство и злоба находили выход в любом направлении, кроме протестной активности. Принятие закона о декриминализации домашнего насилия зимой 2016/17 годов – после трех лет ускорявшегося падения реальных доходов россиян – не кажется нам простой случайностью. Власть заставляет самых слабых членов общества становиться «громоотводом» в ситуации, когда не собирается ничего делать для утверждения в обществе подлинной справедливости.
К чести наших сограждан, нужно сказать, что они понимают опасность формирующегося тренда. Согласно опросу «Левада-центра» (также своевременно внесенного в список «иностранных агентов»), сегодня около 80% россиян считают своевременным принятие закона о домашнем насилии, в поддержку чего выступают лишь единичные депутаты Государственной думы (как, например, О.Пушкина). Сегодня такие законы существуют в 76% стран мира, а во многих государствах имеются специальные министерства по делам женщин, гендерного равенства, равноправия и социальной интеграции (первое из них, в Швеции, было учреждено еще в 1954 году). В России же, где «отраслевые омбудсмены» плодятся с удивительной скоростью, защитой прав женщин на федеральном уровне не занимается никто.
Между тем в большинстве развитых стран совершение насилия над членами семьи рассматривается не столько как заслуживающее снисхождения деяние, сколько как серьезное отягчающее обстоятельство. Согласно обобщающему докладу министерства юстиции США, доля осужденных за насильственные действия по отношению к своим близким выше, чем в целом за преступления подобного типа (87 против 78%), а назначенные им сроки тюремного заключения значительно больше (в среднем 6 лет против 3 лет и 3 месяцев). И такой подход правилен, так как, не противодействуя формированию в семье культа насилия, нельзя предотвратить его распространение в обществе.
Кроме жесткого ответа на физическую агрессию в отношении женщин и детей американское законодательство, начиная с принятого в 1994 году Закона о насилии в отношении женщин (Violence Against Women Act, VAWA), предусматривает различные меры превентивной защиты, включая запрет на приближение к жертве вербального или нравственного насилия или любой контакт с нею: судебных решений такого рода в США выносится более 1,5 млн в год, и их несоблюдение может легко закончиться уголовным приговором, даже если жертве не причинен физический ущерб. Эта практика получила признание во всем мире, и подобные нормы действуют в десятках стран – даже, прости Господи, в Белоруссии, – и мы не видим причин, по которым они не могут быть приняты и в России.
На наш взгляд, в последние годы российские граждане становятся все более расположенными к принятию ценностей современного общества, формированию толерантных отношений между людьми, уважению человеческого достоинства соотечественников. Однако то, как ведет себя российская власть, фактически потворствуя низменным инстинктам наиболее неуравновешенных граждан, формируя атмосферу подозрительности и ненависти, абсолютизируя значение силы, говорит о том, что утверждение власти права над произволом не находится у нее в числе приоритетов.
Между тем изменение отношения к женщинам является куда более важной задачей, чем формирование гражданского общества или борьба с коррупцией: в данном случае цель выглядит более естественной, чем задачи любой оппозиционной деятельности, и более благородной, чем частное усовершенствование социальных институтов. Как бы ни хотела российская власть навязать обществу ценности, называемые ею «традиционными», но выглядящие проявлением махрового фундаментализма, утверждение полного гендерного равноправия является важнейшим условием социальной модернизации страны.
Можно сколько угодно насмехаться над «загниванием» Запада, но сложно не замечать того, что роль женщин в обществе, соблюдение их прав и создание условий для развития их талантов давно стали не только показателем абстрактного гуманизма, но интегральным индикатором успешности и конкурентоспособности той или иной страны. По состоянию на конец 2020 года в семи из десяти государств – лидеров международного рейтинга качества жизни (в котором Россия находится в этом году на 67-й строке из 83) исполнительная власть находилась в руках женщин – и год от года этот новейший тренд будет проявляться все сильнее. Наша страна, к сожалению, является одной из немногих, кто не только не обращает на него внимания, но явно пытается ему противостоять.
Это значит, что проблемы, о которых общественники и правозащитники говорят в последнее время все громче, еще много лет не получат своего решения, а слезы и кровь российских женщин будут проливаться и дальше. За исключением, быть может, незаметно прошедшего праздника 8 Марта…
Евгений Верлин, Владислав Иноземцев
