Руслан сидел в подземном переходе около метро “Улица 1905 года» три недели. На вид парню можно было дать не больше шестнадцати. На плакате над ним был нарисован флаг ДНР, ниже - написано от руки: «Помогите собрать деньги матери на лечение». Дело было накануне Нового года. Сердобольные прохожие охотно кидали купюры в пластиковый пакет, подкармливали молодого человека, приносили теплую одежду. По словам Руслана, сам он из Донецка, в Москву приехал собрать денег на химиотерапию для матери. У женщины — рак. Лечение на Украине стоит огромных денег. После новогодних праздников Руслан пропал... Набрал нужную сумму? Прогнали? Закончилась регистрация?
«Сейчас все нищие разом переквалифицировались в беженцев с Донбасса, — удивляются наивности москвичей люди, которые давно занимаются проблемами попрошаек. — В Донецке лечение больных раком проводится бесплатно, ни одна онкологическая больница не разрушена». Выходит, врал пацан? Репортеры «МК» решили на день превратиться нищих. Простояв на морозе с протянутой рукой, мы поняли, как попрошайкам удается наживаться на чужом горе, кто в столице «крышует» нищенский бизнес, сколько можно заработать на паперти и какие из мест самые прибыльные.
Оденьтесь поскромнее, но не неряшливо — людям бомжеватого вида сейчас подают неохотно. Косметику с лица лучше смыть — внешний вид должен вызывать сочувствие, — дает нам наставления лидер общественного движения «Альтернатива» Олег Мельников, который, участвуя в эксперименте, провел на городских улицах в роли нищего полтора месяца. — Заранее продумайте легенду. Стойте молча, не разговаривайте друг с другом. Страшно первые пять минут. Затем неловкость улетучивается.
Маскировочный наряд не понадобился. Пуховики, джинсы, сапоги. Повседневный уличный прикид. Таких, как мы, на улицах Москвы тысячи. Для антуража одна из нас накинула на куртку плед от кресла… Наша цель — выделиться из серой массы, приковать к себе внимание. Для этого берем заранее заготовленную картонку с текстом, начертанным на беглую руку: «Помогите собрать деньги на билет до Донецка».
— На билет хорошо дают, — одобрил идею Олег. — Если пойдут расспросы, уверенно говорите, что вы беженцы, были вынуждены уехать от войны. В Москве работы не нашли, деньги закончились, приходится возвращаться на родину. С такими легендами сегодня каждый третий нищий стоит. Она работает безотказно. Проверено.
Первая точка — Курский вокзал.
— А вы почему баулы с собой никакие не взяли? — журит за недоработку Мельников. — Правдоподобнее с узлами-сумками выглядели бы...
Заняли позицию около выхода из метро, где всегда многолюдно. В руках — плакат. У ног для денег поставили небольшую коробку из-под обуви. 10 минут переминаемся с ноги на ногу. Прибыли ноль. Людской поток, пробегающий мимо, не притормаживает ни на секунду. Кажется, народ даже не успевает прочитать, на что мы, собственно, просим. Равнодушие. Холод. Подмерзаем.
— Возьмите, — стучит по плечу пожилой мужчина интеллигентного вида в серой куртке, очках, кепочке.
Зажимаем в кулаке первый полтинник. Нас накрывает чувство стыда. Судя по внешнему виду, тот человек сам нуждался в помощи. Может, отдал последнее? Спешно прогоняем от себя эти мысли. В деле нищих главное — не думать, последнюю рубашку человек отдал или с легкостью выкинул завалявшуюся в кармане сотку. И тем более не корить себя. Рядом с нами пританцовывают молодые парни, распространители бесплатных газет.
— Плохо девки подготовились, — кидают в наш адрес. — Объявление только что написали, свежее, сразу видно. Ничего интереснее не могли придумать?
Не реагируем. Время проносится быстро. Денег в копилке не прибавляется.
— Возьмите коробку в руки, люди не станут наклоняться, чтобы кинуть монетку, — как из-под земли перед нами вырастает наш «учитель» Олег. — И разверните плакат в сторону прохожих, чтобы все смогли прочитать.
Следуем инструкции. Через 10 минут в короб летит 100 рублей. Мужчина лет 30, в дорогой куртке, стильных джинсах, кажется, даже не посмотрел, на что собираем. Купюру кинул будто мимоходом. Не проходит и 5 минут, как сзади раздается мужской голос:
— Девчонки, зачем вам в Донецк-то?
— Домой надо вернуться... — вздыхаем.
— Нечего там делать. Сам из Донецка, — в коробку опускается очередная сотня.
Кажется, дело пошло. Понимаем, что страх, неудобство, чувство вины улетучились. Уже оторвали взгляд от земли. Вжились в образ.
Даже группа крепких парней в бушлатах с надписью на спине «Полиция» не отреагировали на нас. Лишь бросили брезгливый взгляд в нашу сторону. Вероятно, решили, что мы новенькие, разговаривать с нами бессмысленно — у Курского вокзала есть свои хозяева нищих, с них и спросят. Тем временем наша коробка пополнилась еще двумя 50-рублевыми купюрами. Деньги пожертвовали мужчина и женщина средних лет. За какие-то полчаса выручка составила 600 рублей. Не мелочился народ. Еще пара часов, и мы легко могли бы уехать на Донбасс.
Вторым пунктом нашего временного пребывания стала площадка у столичного храма. У намоленных мест прихожане наверняка должны жертвовать с большей активностью.
— К нам приходит масса жалоб, что одной из самых «хлебных» точек является Елоховская церковь. Там мощная мафия нищих кучкуется. Зарабатывают они прилично, — Олег предлагает переместиться к святому месту.
Нам уже все равно, где стоять и о чем просить. Вот уж верно, что аппетит приходит во время еды. Около Елоховского собора немноголюдно. Пристраиваемся около центрального входа на территорию храма. Первыми, кто протянул руку помощи «беженцам с Донецка», оказались дети. Звон монет. 14 рублей. Не густо. Вслед за детьми не поскупились на материальную помощь старушки, покидающие церковь. Еще рублей 20 мелочью. Бумажными купюрами около храма не раскидывались. Не прошло и пяти минут, как нас окликнул мужчина.
— Здесь стоять нельзя, — рявкнул он в нашу сторону.
— А вы кто? — не растерялись мы.
— Служитель церкви. Сторож, — буркнул под нос собеседник.
— Где же нам еще стоять?
— У калитки нельзя, так велел настоятель. Отойдите сто метров и там просите денег.
— Так у вас тут всегда ведь нищие собираются, никто их не прогоняет, — искренне удивляемся мы.
— Сегодня и завтра к нам начальство серьезное приезжает. Нельзя. А вообще сомнительных персонажей много тут ходит. Знаете, чем мне приходится заниматься? Вытаскивать из туалетов бомжей, которые заходят в кабинку, чтобы погреться, да так там и остаются.
Слушаем молча. С места не двигаемся. К беседе присоединяется представительный крепкий мужчина в костюме. «Здесь стоять нельзя. Отодвиньтесь подальше и там просите себе на билет сколько угодно», — наклоняется к нам и демонстрирует потертую «корочку» ФСБ. С таким серьезными людьми спорить и пререкаться бессмысленно. Открываем карты.
Мужчина улыбнулся. Махнул рукой. Еще около получаса топчемся близ церковной оградки. Наш призыв помочь доехать до Донбасса на верующих не действует. Кажется, люди бросают монетки по инерции, думают, раз около храма стоят, на храм собирают. В итоге 60 рублей наскребли. На хлеб хватит. На билет до Донецка — вряд ли. Есть строгий закон у нищих — во время работы категорически запрещается вступать в долгий контакт с прохожими, нельзя отвлекаться от процесса. Пока ты болтаешь, потенциальные «даватели» пробегут мимо. Даже если хотели кинуть денежку, останавливаться не станут, корил позже Олег за наш провал. Нам показалось, что около церкви в тот вечер даже без наших случайных собеседников вряд ли нам удалось бы собрать нужную сумму. Ну, или просто это был не наш день...
«Мафию нищих» ловили на живца»
— Если подаете нищему или инвалиду, знайте, что отдаете деньги мошеннику или поддерживаете рабство, — говорит лидер общественного движения «Альтернатива» Олег Мельников.
Недавно инициативная группа провела эксперимент. Переодевшись бомжами, они решили выйти на «крышу» нищих.
— Определили самые «хлебные» точки: у Покровского ставропигиального женского монастыря на Таганке, в подземном переходе на проспекте Мира, а также у Троице-Сергиевой лавры в Сергиевом Посаде, — рассказывает Олег.
Надо сказать, что внедряться в преступную группу активистам Мельникова было не впервой. Шесть лет они занимаются борьбой с рабством как в Дагестане, так и по всей России. За эти годы без поддержки правоохранительных органов (которые чаще, напротив, препятствовали) и помощи постоянных спонсоров группе Мельникова удалось освободить более ста человек. К нынешней акции готовились так же основательно. В эксперименте участвовали шестеро. В группу включили крепких ребят на случай, если завяжется потасовка. Гример изобразил на лицах синяки и кровоподтеки. С одеждой проблем не возникло, Олег побыл на Донбассе, у него осталось много камуфляжа.
— Первой точкой выбрали храм Блаженной Матроны на Таганке. Там независимо от сезона стоит всегда длинная очередь. Поклониться чудотворной иконе люди едут из самых дальних мест. Чем и пользуются многочисленные нищие.
По легенде, Олег был инвалид, беженец из Луганска, передвигался на коляске. Когда его выгрузили из машины, он попытался было подъехать к храму самостоятельно, но увяз в снегу. Его довезли до места активисты. Один из них, Артем Подорожко, изображал «хозяина» Олега.
— Первый день был самым сложным, не в физическом плане, а в психологическом. Тяжело было встать с протянутой рукой. Деньги подают ведь, как правило, не обеспеченные люди, а те, кто сам еле-еле сводит концы с концами. Помню, когда мне давал десятку дед в стоптанных ботинках, мне хотелось буквально кричать: «Что ж вы делаете?! Посмотрите, кому отдаете свои последние копейки».
Не просидел Олег и пятнадцати минут, как к нему подошла одна из нищих, просящая подаяние по соседству.
— Она мне с ходу заявила: «Здесь просто так стоять нельзя, это место принадлежит двум бывшим каратистам. На них мы все и работаем». Я прикинулся простачком: «А можно я к ним тоже пойду работать?». Женщина возразила: «Ты же при «хозяине», разве не знаешь, что переходить нельзя, могут и убить? Таких случаев полно было». Обведя рукой территорию около храма, она объяснила: «Здесь они уже две коляски ставят, больше не будут. Уже давно распределено, кто, где и сколько часов стоит».
Это была удивительная женщина. Уже два года она собирала себе 100 тысяч на операцию. Я наблюдал, как она нагло подбегала к людям, причитала: «Подайте бабушке, ну, дайте бабушке». На самом деле ей 35 лет, а выглядит как бабушка, потому что крепко пьет. Когда люди кидали ей монетки и отходили, она злорадно шипела: «Тебе самому надо помочь, а ты мне копейки свои кидаешь». При этом «нищая» зарабатывала в день порядка 20 тысяч. Призналась, что ровно половину отдает хозяину точки. Подают люди на самом деле очень активно. На второй день мы утеплились, поддели термобелье, две пары носков. Ко мне присоединился друг и напарник на коляске. Появился некий азарт, мы стали соревноваться, кто больше соберет денег. Не напрягаясь, никого не прося, сидя молча, мы собирали от 700 рублей до 3,5 тысячи за час.
— Никто не интересовался вашей судьбой?
— Спрашивали, откуда родом, как попал в Москву, где получил ранение. Я рассказывал: «Из Луганска. Там война, хлопцы. Предложили поработать, приехал на Москву. На стройке поломал ноги». Никто не усомнился, коробка наполнялась и наполнялась деньгами.
Мы ждали, когда явится «смотрящий» за точкой. Рядом со мной периодически появлялся мой начальник. По легенде - бывший ополченец, который был ранен и теперь живет в России. Он хорошо вошел в роль, с украинским акцентом басил: «Теперь здесь будет стоять Украина! Это моя точка». Результат не заставил себя ждать. Через два дня ко мне подошел некий Антоха лет пятидесяти, сплюнув в снег, на блатной манер спросил: «Ты от кого здесь стоишь? Это мое место, я за эту точку плачу. Тут все наши. Не уйдешь — будут проблемы».
Только он пошел разбираться с моим «хозяином», как стоящий недалеко нищий в рясе священника ему что-то шепнул на ухо и показал на машину, где сидели журналисты. Не афишируя свою деятельность, на противоположной стороне дороги они снимали репортаж о попрошайках. Антоха прошел мимо. В тот день мы его упустили. Потом мы выяснили, что «священник», предупредивший «смотрящего», имеет пять судимостей. После отсидки на него составлено с десяток административных протоколов, но он продолжает по-прежнему просить подаяние. На Таганке он стоит уже второй год, сначала собирал деньги на какой-то несуществующий храм в Ростовской области, сейчас — на восстановление церкви в Донецкой области. Стоит в рясе, но в церковь никогда не заходит. А ведь люди ему верят и подают!
— А местный батюшка или другие церковнослужители не могли на него как-то воздействовать и разоблачить?
— Нет, всем безразлично, кто и на что собирает у храма милостыню. Между тем нам рассказали, что Русская православная церковь вообще не практикует подобные сборы средств за пределами храма. У них это написано в регламенте. Если деньги кто-то собирает за забором, он мошенник. Все, кто ходит по электричкам с ящиками для сбора пожертвований, — не более чем ряженые, собранные деньги идут им в карман...
— Сотрудники полиции к вам не подходили?
— Когда сидели у храма Блаженной Матроны, на второй день подошел мужчина в кожаной куртке, стал расспрашивать, откуда мы, здесь мы здесь стоим. Потом давай ругаться: «Идите отсюда, я сейчас участковому позвоню». На самом деле стал кому-то звонить, но ему не ответили.
«Смотрящего» за точкой Антоху активистам удалось поймать через неделю.
— Все наши с ним разговоры мы писали на диктофон. У нас была запись вымогательства, четко слышен голос Антохи, он говорил: «Должны платить мне. Половину собранных денег должны отдавать мне». Все это, как и заявление, и показания свидетелей, мы передали правоохранительным органам. Сейчас Антоха в следственном изоляторе. Выяснилось, что в свое время его судили за убийство, но оправдали. А вообще в личной беседе один из полицейских признался, что в их внутренние разборки они стараются не соваться.
«К концу дня парализованная бабушка бодро шла к метро»
Следующей точкой, на которой работали нищими активисты, был переход около станции метро «Алексеевская».
— Легенду не меняли, чтобы побольше давали денег, повесил свои личные ордена, которые получил за оборону Славянска и сбитый вертолет в Снежном, — продолжает рассказывать Олег.
В этом переходе нас пытались выгнать работающие там инвалиды. Колясочники кричали нам: «Валите, пока руки-ноги целы», «С вами скоро разберутся». В переходе на проспекте Мира нас пытались выдавить охранники. Аргументы у них были следующие: «Вон, видите, инвалиды стоят, они подошли по-хорошему, договорились заранее с нами, теперь стоят. Пусть ваш хозяин нас найдет, все уладит». Пока мы этот ЧОП трогать не стали, но дойдет дело и до них.
— Вам не было страшно?
— Конечно, есть определенный риск, но чувство опасности перекрывает азарт. Хочется переиграть своих противников-«рабовладельцев», быть умнее и хитрее их. Я немало поколесил по России, освобождая людей, попавших в рабство. Страх, он притупляется. Вот и сотрудник полиции у меня недавно спросил: «Не страшно тебе стоять, бороться с «мафией нищих»? У них много денег, связей…» А чего бояться? Эти люди сами всего боятся, потому что понимают, что занимаются преступной деятельностью. Они понимают только силу.
За время, пока Олег Мельников нищенствовал с активистами, они не раз наблюдали картины чудесного исцеления. Например, бабушка, которая сидела у самого входа в храм на коляске с неизлечимой болезнью ног, вечером вставала и бодро шла, толкая в снежной каше коляску вперед.
— Это мир притворства. Помню, встала как-то со мной рядом слепая старушка, которая постоянно причитала: «Слепну день ото дня. Вижу только темные контуры, помогите собрать деньги на операцию». А сама, как только мне кинули купюру, отозвалась: «Что, сто рублей уже дали? А мне что-то сегодня одни монеты кидают».
Если поднять бабушек в платках, которые сидят, низко согнувшись, постоянно молятся и бьют поклоны, то в большинстве случаев вы увидите 20–25-летних девушек, которые работают на «хозяина».
Олег Мельников подчеркивает, что милостыню просят профессиональные нищие. Те, кто действительно сильно нуждается, редко идут на паперть.
— Простые люди попрошайничать не могут по одной простой причине: у «мафии нищих» все места уже поделены. За каждую точку, локацию из четырех человек, хозяева местным участковым платят порядка ста тысяч рублей в месяц.
Сейчас нищие активно паразитируют на трагедии в Донбассе.
— Цыгане, например, сплошь стали косить под беженцев. Я видел одну из них, что около храма Блаженной Матроны представлялась православной, причитала, как ей тяжело, просила: «Христа ради, помогите…» А потом увидел ее в пятницу на проспекте Мира около мечети, с той же интонацией она вышибала слезу, приговаривая: «Братья-мусульмане, помогите!»
Или встретили как-то с протянутой рукой девушку, которая, показывая документы, собирала деньги на операцию ребенку в Славянске. Тихим голосом она говорила: «Славянск бомбят. Сыну ноги перебило, срочно нужно оперировать, помогите, люди добрые, останется без ног». Начали расспрашивать, где они живут в Славянке, а она не могла назвать ни улицу, ни дом.
Мы стали настаивать: «Давайте ребенка вывезем в Россию, здесь сделаем операцию». Женщина с причитаниями, что «сын не выдержит дороги», растворилась в толпе. Попросту от нас сбежала. Потом ее наши волонтеры видели в другом районе, у нее уже ранена была в голову дочь… Потом встретили еще одну мамашу, которая собирала деньги на операцию сыну из-за ранения. По словам женщины, у ее ребенка не было половины спины и руки. Думали, что из-за выстрела гранатомета. Начали смотреть документы. Выяснилось, что сын живет в Хмельницком, где никаких боевых действий не велось. Тогда женщина неохотно призналась, что ранили ее сына 8 лет назад, случайно выстрелив из ружья картечью. Стали интересоваться, почему она не работает. Услышали: «По нынешнему курсу доллара получать 30 тысяч рублей — это, считай, ничего не получать». Спрашиваем: «А сколько удается вам собрать за день с протянутой рукой?» — «Рублей 200–300». Это у них стандартный ответ. То есть за 30 тысяч она не хочет работать, а за 9 тысяч условно она готова стоять на паперти. И ведь каждый день сидит, рассказывает, как им, русским, тяжело жить на Украине среди бандеровцев.
Раем для псевдобеженцев стали и электрички.
— Я не раз видел женщину в электропоездах Тверского направления, которая, переходя из вагона в вагон, плакала: «Я из Донбасса, беременна, денег нет, документы сгорели. Дайте мне денег, я хочу вернуться домой, привезти еду и лекарства своим троим детям». Спустя полгода ехал в электричке с Сергиева Посада, увидел ту же женщину. Она по-прежнему кричала, что беременна, и собиралась вернуться в Донбасс.
Я не встречал ни одного истинного беженца, который бы пошел попрошайничать. Около украинского посольства я периодически вижу людей, которые потеряли документы. Они стоят, честно просят денег на билет. Пока оформляют им справки, они просят соотечественников предоставить им на время кров.
«Я помню бабу Катю из Луганска»
Редко ныне увидишь попрошаек в изорванной одежде.
— Все они сейчас неплохо одеты. Их нисколько не заботит, что на них новые куртки с меховой оторочкой и сапоги-угги. Все так называемые нищие живут очень и очень неплохо. А их «хозяева» — вообще богатые люди.
— Но почему люди продолжают давать им деньги?
— Однажды мне одна женщина сказала: «Я уже три года даю денежку одной бабушке. Она мне уже как родная». Старушка каждый день надевает черное пальтишко, как униформу, и заступает на вахту, чтобы «наскрести себе денег на лекарство».
А проходящему мимо человеку хочется сделать что-то хорошее. Рассуждает он примерно так: «У меня мелочи полный карман, почему бы не дать пару монет нуждающемуся?» Опустил монетку и чувствуешь себя душевным и сердобольным. Таким образом и покупается собственное душевное спокойствие. Люди думают, что дают бабушке на хлеб, а на самом деле спонсируют мошенника, на которого она работает. Помочь по-настоящему, остановиться, поговорить, изменить ситуацию готовы немногие.
Я помню бабу Катю из Луганска, которую мошенники заманили в Москву из дома-интерната еще до военных событий, в 2013 году. Она была слепая, по какой-то несуществующей программе ей посулили сделать операцию и восстановить зрение. Вместо этого по приезде в столицу ей на веки наложили швы и поставили попрошайничать на Курском вокзале. Старушка там простояла целый год!
И если молодых девчонок, попавших в рабство, закутывали в платки и заставляли бить поклоны у земли, эту луганскую бабушку настоятельно просили, наоборот, задирать подбородок вверх, чтобы были видны ее увечья. Когда начинались холода, у нее начинали гноиться глаза. И в это время ей давали еще больше денег. И никто не задумывался, как она, слепая и беспомощная, добирается до вокзала. Почему она стоит строго по часам, зачем ей нужны деньги? Почему она находится не в больнице, а именно на вокзале? Однажды с ней заговорила девушка и связалась с нами. Мы забрали ее с вокзала, купили билет на поезд, помогли вернуться на родину.
Действующий Уголовный кодекс предусматривает ответственность за использование рабского труда и незаконное лишение свободы (не говоря уже о побоях, отъеме денег и нанесении увечий). Однако в правоохранительных органах подобные дела считаются невероятно трудными. Когда доходит до возбуждения уголовного дела, «рабы»-попрошайки нередко меняют данные ранее показания или вовсе уходят в отказ. В Санкт-Петербурге уже полтора года в рамках уголовного дела прокуратура пытается доказать вину двух арестованных цыган, которые надзирали за семерыми нищими, занимавшимися попрошайничеством.
— Полицейские крайне неохотно занимаются подобными делами. Была у нас девушка Наташа, которая стояла вечно беременной, со специально надетым бандажом, в Мытищах. Ей помогли, ее «хозяев» задержали. Наташа поделилась, что и раньше неоднократно обращалась за помощью к полицейским, но они ее откровенно посылали.
Молодых девчонок заманивают в Москву, суля работу нянечки, продавца, уборщицы. Под предлогом покупки билета забирают паспорта. Отправляя попрошайничать, говорят: «В полицию не суйся, она вся куплена».
— Инвалидов стараются привозить из дальних регионов, чтобы они не смогли убежать. Их заставляют всячески привлекать внимание к своим увечьям, если нет рук, надевают на них безрукавку, если нет ноги — на передний план выставляют культю. Куда он без документов на коляске пойдет? В социальный приют они идти боятся, говорят: «Я и так инвалид, а там еще и туберкулез подцеплю».
Олег Мельников вспоминает еще одну нищую-«рабыню», Людмилу с Украины, которую с рук на руки им сдали в одном из полицейских участков.
— Она рассказала, что, попав в рабство, не сдавалась, обошла несколько отделений полиции и везде слышала: «Ты кто такая? Нет документов? Иди отсюда!» Только из четвертого по счету участка позвонили нам, откровенно сказали: «Мы не знаем, что с ней делать. Ну, примем мы ее заявление, а что дальше? Нам негде ее селить, нам не на что ее содержать на время расследования». Такой вот замкнутый круг.
Как тут не вспомнить и бабушку Жанну, которой сломали ногу и заставляли попрошайничать. Она также писала заявление на своих мучителей, над ней просто смеялись, говоря: «У нас целый ящик ваших заявлений». В большинстве случаев они остаются без внимания. Пока в наших силах вытащить этих бедолаг из лап рабовладельцев и отправить домой. Отправка одного человека нам обходится в среднем в 7 тысяч рублей. Надо привлекать дополнительные ресурсы и хороших, опытных юристов.
Всем же, кто хочет помочь стоящим на паперти, мы настоятельно рекомендуем не давать деньги, а подходить и спрашивать, чем конкретно вы можете помочь человеку. Если нищий просит на хлеб, предложите купить ему продукты. Если нужны лекарства, предложите вместе с ним дойти до аптеки. Внимательно смотрите на документы и справки, которые показывают просители.
Олег Мельников рассказывает, как недавно они подошли к женщине, которая собирала деньги на детский дом от имени благотворительного фонда «Надежда».
— Она долго и душевно рассказывала, чем мы можем помочь обездоленным деткам. Ввертывала фразы типа: «С каждого понемногу — спасенная жизнь!» С прозрачной пластиковой коробкой она стояла на одном месте не первый год. Когда к ней подошел оператор, чтобы снять на камеру название фонда, она коробкой с деньгами чуть не разбила ему технику. Тихую женщину с придыханиями как подменили. Это была уже фурия, которая исторгала сплошь матерные слова. С криками, что «все равно вы правду не покажете, а только все переврете», она подхватила поклажу и сбежала от нас.
Нам удалось связаться с фондом «Надежда», от имени которого женщина собирала деньги для сирот, хотя это было непросто. У них был свой сайт, но контакты на нем указаны не были. Представители фонда были очень удивлены, что кто-то от их имени собирает деньги в Москве. Это был совсем маленький фонд, зарегистрированный в одном из сел Тульской области. Его работники оказались порядочными людьми, рассказали нам, что никогда не собирают деньги в коробках, закон запрещает им это делать. Все перечисления у них идут по безналичному расчету. Единственное, что у них есть, это счет и реквизиты. Наличные они получать не могут, иначе их сразу закроют. Единственное, что они практикуют, когда собирают деньги в селе на операцию какому-то ребенку, так это публикуют его личный счет, чтобы самим не вести отчетность. Услышав про женщину, прикрывающуюся фондом «Надежда», они сказали: «Это мошенница. У нас нет денег и времени, чтобы доехать до Москвы, чтобы с ней разобраться».
Как прекратить деятельность организованных сообществ, паразитирующих на чувствах людей? Олег Мельников говорит: «Не оставайтесь безучастными. Если узнаете, что человека насильно заставляют попрошайничать, сообщите в полицию или свяжитесь с активистами нашего общественного движения «Альтернатива». И помните: подавая нищим, вы отдаете свои деньги фактически в руки преступных сообществ, которые используют рабский труд несчастных и обездоленных».
P.S. Милостыню, которую мы собрали, мы передали движению «Альтернатива».
