Воспоминания Надежды. Её размышления на тему любви.
(Григорий Гречкин, редактор сайта)
Когда-то давно, кажется, уже в другой жизни, такая встреча произошла и у меня. Я и снова была бы готова встретиться со своей первой любовью, но, увы, его уже нет на этом свете.
Только вот расстаться с его письмами до сих пор не могу. Они написаны сорок лет назад, и в них – безграничная любовь ко мне и дикая ревность, мольбы о прощении, оправдания, упрёки и снова любовь. Для юности это нормально, в молодые годы нужна драма в отношениях. А вот хранить столько лет свои чувства в запылённой связке старых писем могут только люди, ненормальные на всю голову, как говорит моя подруга. А я не только хранила и перечитывала их, но и следила за его жизнью, знала обо всех изменениях в судьбе, хотя нас разделяли тысячи километров. Он жил в Якутии, а я в Ташкенте.
А ещё я писала ему. Выговорюсь, измучаю сердце, выплесну на бумагу боль, а утром перечитаю написанное и сожгу. Так, по совету психологов, пробовала лечиться от любви, только в моём случае средство оказалось неэффективным.
В шестом классе влюбилась в мальчика – на моё счастье или, наоборот, несчастье, он в меня тоже. И пошло-поехало: дразнилки в мой адрес, подножки, отбирал у меня рукавички или шарфик. Потом – катал на санках, велосипеде. На мотоцикле – тоже только с ним.
10 июня 1963 года, мне 15 лет, окончила восьмилетку. Выпускной вечер: торжественное вручение первого документа об образовании, танцы, потом – гуляние по ночному посёлку. За рекой цветёт черёмуха, её аромат растекается по округе. Со мной мальчик, ему 16. Это его взгляды ещё с шестого класса я ловила на себе, а теперь он идёт рядом, и больше никого вокруг, все разошлись кто куда.
Он меня спрашивает:
– Помнишь, я тебя предупреждал, что после выпускного что-то скажу?
– Да, помню. Говори.
– Ты скажешь, что я дурак.
– Не скажу.
– Дай честное комсомольское, что не скажешь.
– Честное комсомольское, не скажу, что ты дурак.
– Я тебя люблю.
– Дурак.
– Так и знал, что так будет!
Повернулся и быстро зашагал прочь.
– Постой! – закричала ему вслед. – Я тоже тебя люблю!
Он резко развернулся, и мы побежали навстречу друг другу. Он нежно взял меня за плечи, наклонился, и наши губы соприкоснулись. Я закрыла глаза. Что-то тёплое, ранее незнакомое, разлилось внизу живота; ощущения были настолько яркими, что у меня закружилась голова. Я плакала и смеялась. Это было счастье!
А потом три года он ко мне не прикасался. На моих глазах целовал всех подряд, шутил, рассказывал анекдоты, кого-то тискал, кого-то гладил, а со мной обращался, как с фарфоровой куклой: бережно охранял, сдувал пылинки.
Когда его провожали в армию, признался мне, что я ему дороже всех на свете и что он так сильно меня любит, что боится обидеть даже прикосновением, не говоря уже о поцелуях. И перед отъездом отцеловал меня за все три года.
Потом полетели письма, в которых были любовь, ревность, ссоры, примирения. 115 писем! Все пронумерованы, на каждом сделаны пометки моей рукой.
Демобилизовавшись, мой любимый стал работать и учиться, а я оканчивала институт.
Он предложил мне стать его женой, а я… В десятом классе прочитала «Войну и мир», впервые плакала над судьбой литературных героев. Я не сентиментальна, но строки Толстого задевали за живое. Когда читала сцену смерти Андрея Болконского, со мной случилась истерика: такого впечатления ни до, ни после на меня не производила ни одна книга, хотя читаю довольно много.
И вот, вместо того чтобы броситься в его объятия со словами: «Я согласна!» – буднично так ему сказала:
– Пока не прочтёшь «Войну и мир», не стану твоей женой.
Дело в том, что всё это время роман Толстого не давал мне покоя, будоражил. Представьте его лицо, это надо было видеть! Он даже потерял дар речи, не понял меня, обиделся.
Шло время, он принципиально не читал роман, а я принципиально выставляла перед ним четыре тома Толстого. И это не было блажью: я искренне верила, что уважающий себя человек обязан знать «Войну и мир». И ещё: мой муж должен понимать меня, а он, как мне казалось, никак этого не хотел.
В конце концов очень тяжело, с болью, мы расстались. Потом мой любимый женился на женщине, которой, видимо, неважно было, читал ли он «Войну и мир».
Я продолжала его любить и страдать, ждала его, перечитывала по ночам письма и плакала. Никто, кроме него, не был мне нужен – ни с интеллектом, ни без.
Прошло три года. Подумала, что надо вышибать клин клином, и вышла замуж – к тому времени все сверстницы уже создали семьи. Мой брак оказался временным, через два года мы легко расстались.
А вот второе замужество затянулось. Жизнь в браке была ровной, без сцен, без страсти. Поглядеть со стороны – идеальная семья, а в свою душу я никого не пускала. Стала матерью двоих детей, назвала сына именем своей первой любви.
Снова и снова перечитывала письма любимого и сочиняла на них ответы. Но писала уже о том, что чувствовала не наивная девчонка, а побывавшая замужем женщина.
Моя любовь приобрела форму хронической застарелой болезни. Я жила, дышала детьми, делала карьеру и мечтала о встрече с тем, в кого влюбилась школьницей. И дождалась!
У нас состоялась встреча выпускников. Я плюнула на все условности и на неделю заполучила своё бабье счастье. Знала, что не навсегда, что мы разъедемся – каждый в свою семью, но хотела запастись эмоциями, страстью. Моя душа пела, а тело получало то, чего было лишено 18 лет. Но самое главное, он мне сказал:
– А ведь я прочитал «Войну и мир».
Я была счастлива: значит, он тоже всегда меня любил.
Но теперь не понимала другого. Помните, в фильме «Мужики» герой Александра Михайлова говорит: «Ничего-то вы, бабы, о нас, мужиках, не знаете: почему мы любим одних, а женимся на других?» Вот и мой любимый мне сказал:
– Если бы сегодня стоял выбор, на ком жениться, на тебе или на моей жене, я бы снова женился на ней.
Это был удар не только по моему самолюбию – его слова прозвучали как приговор:
– Тебе «Война и мир» тогда оказалась дороже нашей любви.
Вот так, получила! Было очень больно. Увидев мою реакцию, он сказал:
– С моей женой мне жить легче: назвал её твоим именем – она промолчала. Проснулась среди ночи – я лежу рядом с ней и разглядываю твои фотографии, она отвернулась к стене, её плечи задрожали, но ни слова не сказала. Пришёл пьяный – приняла, ещё и в постель уложила. Изменил – поскандалила, поплакала и простила. А с тобой я должен был бы выверять каждый свой шаг, поступок. Мне было бы очень трудно.
Тогда-то и наступило прозрение: вот почему мужчины любят одних, а женятся на других! Они не хотят осложнять свою жизнь. Оказывается, проще надо быть.
Нам было по сорок лет, когда состоялся этот разговор, несколько дней мы ещё были вместе, а потом я его провожала в аэропорту.
Объявили посадку. Я смотрела в его глаза – в них была такая тоска!
– Скажи, ты действительно любил меня? – спросила я.
– Что люблю тебя, я сказал десятого июня шестьдесят третьего года. И это навсегда.
И, как тогда, бережно взял меня за плечи, привлёк к себе. Его губы коснулись моих, и уже не тепло разлилось по низу живота, а горячая волна захлестнула всё тело. Это был последний поцелуй человека, которого я любила всю жизнь.
И я бы сделала всё, чтобы встретиться вновь со своей первой любовью, чтобы снова оказаться в стихии огня и боли. Но это уже невозможно.
Только вот расстаться с его письмами до сих пор не могу. Они написаны сорок лет назад, и в них – безграничная любовь ко мне и дикая ревность, мольбы о прощении, оправдания, упрёки и снова любовь. Для юности это нормально, в молодые годы нужна драма в отношениях. А вот хранить столько лет свои чувства в запылённой связке старых писем могут только люди, ненормальные на всю голову, как говорит моя подруга. А я не только хранила и перечитывала их, но и следила за его жизнью, знала обо всех изменениях в судьбе, хотя нас разделяли тысячи километров. Он жил в Якутии, а я в Ташкенте.
А ещё я писала ему. Выговорюсь, измучаю сердце, выплесну на бумагу боль, а утром перечитаю написанное и сожгу. Так, по совету психологов, пробовала лечиться от любви, только в моём случае средство оказалось неэффективным.
В шестом классе влюбилась в мальчика – на моё счастье или, наоборот, несчастье, он в меня тоже. И пошло-поехало: дразнилки в мой адрес, подножки, отбирал у меня рукавички или шарфик. Потом – катал на санках, велосипеде. На мотоцикле – тоже только с ним.
10 июня 1963 года, мне 15 лет, окончила восьмилетку. Выпускной вечер: торжественное вручение первого документа об образовании, танцы, потом – гуляние по ночному посёлку. За рекой цветёт черёмуха, её аромат растекается по округе. Со мной мальчик, ему 16. Это его взгляды ещё с шестого класса я ловила на себе, а теперь он идёт рядом, и больше никого вокруг, все разошлись кто куда.
Он меня спрашивает:
– Помнишь, я тебя предупреждал, что после выпускного что-то скажу?
– Да, помню. Говори.
– Ты скажешь, что я дурак.
– Не скажу.
– Дай честное комсомольское, что не скажешь.
– Честное комсомольское, не скажу, что ты дурак.
– Я тебя люблю.
– Дурак.
– Так и знал, что так будет!
Повернулся и быстро зашагал прочь.
– Постой! – закричала ему вслед. – Я тоже тебя люблю!
Он резко развернулся, и мы побежали навстречу друг другу. Он нежно взял меня за плечи, наклонился, и наши губы соприкоснулись. Я закрыла глаза. Что-то тёплое, ранее незнакомое, разлилось внизу живота; ощущения были настолько яркими, что у меня закружилась голова. Я плакала и смеялась. Это было счастье!
А потом три года он ко мне не прикасался. На моих глазах целовал всех подряд, шутил, рассказывал анекдоты, кого-то тискал, кого-то гладил, а со мной обращался, как с фарфоровой куклой: бережно охранял, сдувал пылинки.
Когда его провожали в армию, признался мне, что я ему дороже всех на свете и что он так сильно меня любит, что боится обидеть даже прикосновением, не говоря уже о поцелуях. И перед отъездом отцеловал меня за все три года.
Потом полетели письма, в которых были любовь, ревность, ссоры, примирения. 115 писем! Все пронумерованы, на каждом сделаны пометки моей рукой.
Демобилизовавшись, мой любимый стал работать и учиться, а я оканчивала институт.
Он предложил мне стать его женой, а я… В десятом классе прочитала «Войну и мир», впервые плакала над судьбой литературных героев. Я не сентиментальна, но строки Толстого задевали за живое. Когда читала сцену смерти Андрея Болконского, со мной случилась истерика: такого впечатления ни до, ни после на меня не производила ни одна книга, хотя читаю довольно много.
И вот, вместо того чтобы броситься в его объятия со словами: «Я согласна!» – буднично так ему сказала:
– Пока не прочтёшь «Войну и мир», не стану твоей женой.
Дело в том, что всё это время роман Толстого не давал мне покоя, будоражил. Представьте его лицо, это надо было видеть! Он даже потерял дар речи, не понял меня, обиделся.
Шло время, он принципиально не читал роман, а я принципиально выставляла перед ним четыре тома Толстого. И это не было блажью: я искренне верила, что уважающий себя человек обязан знать «Войну и мир». И ещё: мой муж должен понимать меня, а он, как мне казалось, никак этого не хотел.
В конце концов очень тяжело, с болью, мы расстались. Потом мой любимый женился на женщине, которой, видимо, неважно было, читал ли он «Войну и мир».
Я продолжала его любить и страдать, ждала его, перечитывала по ночам письма и плакала. Никто, кроме него, не был мне нужен – ни с интеллектом, ни без.
Прошло три года. Подумала, что надо вышибать клин клином, и вышла замуж – к тому времени все сверстницы уже создали семьи. Мой брак оказался временным, через два года мы легко расстались.
А вот второе замужество затянулось. Жизнь в браке была ровной, без сцен, без страсти. Поглядеть со стороны – идеальная семья, а в свою душу я никого не пускала. Стала матерью двоих детей, назвала сына именем своей первой любви.
Снова и снова перечитывала письма любимого и сочиняла на них ответы. Но писала уже о том, что чувствовала не наивная девчонка, а побывавшая замужем женщина.
Моя любовь приобрела форму хронической застарелой болезни. Я жила, дышала детьми, делала карьеру и мечтала о встрече с тем, в кого влюбилась школьницей. И дождалась!
У нас состоялась встреча выпускников. Я плюнула на все условности и на неделю заполучила своё бабье счастье. Знала, что не навсегда, что мы разъедемся – каждый в свою семью, но хотела запастись эмоциями, страстью. Моя душа пела, а тело получало то, чего было лишено 18 лет. Но самое главное, он мне сказал:
– А ведь я прочитал «Войну и мир».
Я была счастлива: значит, он тоже всегда меня любил.
Но теперь не понимала другого. Помните, в фильме «Мужики» герой Александра Михайлова говорит: «Ничего-то вы, бабы, о нас, мужиках, не знаете: почему мы любим одних, а женимся на других?» Вот и мой любимый мне сказал:
– Если бы сегодня стоял выбор, на ком жениться, на тебе или на моей жене, я бы снова женился на ней.
Это был удар не только по моему самолюбию – его слова прозвучали как приговор:
– Тебе «Война и мир» тогда оказалась дороже нашей любви.
Вот так, получила! Было очень больно. Увидев мою реакцию, он сказал:
– С моей женой мне жить легче: назвал её твоим именем – она промолчала. Проснулась среди ночи – я лежу рядом с ней и разглядываю твои фотографии, она отвернулась к стене, её плечи задрожали, но ни слова не сказала. Пришёл пьяный – приняла, ещё и в постель уложила. Изменил – поскандалила, поплакала и простила. А с тобой я должен был бы выверять каждый свой шаг, поступок. Мне было бы очень трудно.
Тогда-то и наступило прозрение: вот почему мужчины любят одних, а женятся на других! Они не хотят осложнять свою жизнь. Оказывается, проще надо быть.
Нам было по сорок лет, когда состоялся этот разговор, несколько дней мы ещё были вместе, а потом я его провожала в аэропорту.
Объявили посадку. Я смотрела в его глаза – в них была такая тоска!
– Скажи, ты действительно любил меня? – спросила я.
– Что люблю тебя, я сказал десятого июня шестьдесят третьего года. И это навсегда.
И, как тогда, бережно взял меня за плечи, привлёк к себе. Его губы коснулись моих, и уже не тепло разлилось по низу живота, а горячая волна захлестнула всё тело. Это был последний поцелуй человека, которого я любила всю жизнь.
И я бы сделала всё, чтобы встретиться вновь со своей первой любовью, чтобы снова оказаться в стихии огня и боли. Но это уже невозможно.
Из письма Надежды,
Красноярский край
Фото: Fotolia/PhotoXPress.ru
Красноярский край
Фото: Fotolia/PhotoXPress.ru
