“Полчаса... плюс вся моя жизнь”

…Добронравов — Пахмутова. И нечего больше прибавить. Как Плисецкая — Щедрин, Вишневская — Ростропович — вечные бренды, «роллс-ройсы» нашей культуры, глубоко проросшие в век ушедший и не забытые, не замыленные веком наступившим. Критика, былые упреки-уколы, слухи да сплетни — всё суета. Остается фамилия как синоним достоинства, высокой образованности, даровитости, слепком лежащая на российской истории. «ЛЭП-500», «Знаете, каким он парнем был», «Трус не играет в хоккей» — когда-то просто песни, нынче архетипичные маркеры, основы ментальности, как «Лебединое озеро», «Родина-мать зовет», квадрат Малевича.

А юбилей… просто лишний повод снять трубку, услышать на том конце бодрый, неунывающий голос, постоянные звонки в дверь, на мобильный — легкая деньрожденческая запарка, а главное, неподдельный юношеский задор — этой жажде жизни можно только учиться.

— О, с удовольствием вам отвечу, очень люблю вашу газету, — говорит Николай Николаевич, — ведь именно в «МК» об Александре Николаевне (Пахмутовой) была когда-то самая первая публикация…

— Вот время сегодняшнее располагает к вдохновению?

— Действительно, время это отмечено большей свободой личности; и отсутствие цензуры идеологической — важнейший момент. Ведь у нас хоть и считается, что Добронравов — Пахмутова были обласканы в советское время и все такое, однако вам бы и полполосы не хватило, если начать перечислять все запрещенные песни. И некоторые из них мне очень жалко. Причем я совершенно не отказываюсь от идеалов прошлого; но вот вам такой обидный пример: мы написали песню о Ленине «Ильич прощается с Москвой» о последнем приезде вождя в столицу. Ее запретили на всех радиостанциях и во всех изданиях. За что, спрашивается? Да вы не поверите: мне сказали — как «прощается»? Ильич же навечно в Москве! Ильич в Москве, а эта песня нигде не исполнялась. Это самый вопиющий пример цензуры при советской власти.

— Да, но говорят же, что цензуру идеологическую сменила цензура денег…

— Абсолютно согласен. Именно об этом у меня есть стихотворение в новом сборнике. Хлынул такой поток этой развлекательщины, матерщины, порнографии — а главное, пошлости и безграмотности, что уж и не знаешь… и тогда было плохо, да и сейчас не слаще. Я вспоминаю одно из последних интервью Мстислава Ростроповича, где он вспоминал, как внимательно тоталитарный строй относился к серьезному искусству. «Сейчас же показывают безголосых девчонок, поющих под фонограмму, а СМИ смакуют самые пикантные подробности из их жизни. Россия, до сих пор считающаяся страной Пушкина, Толстого, Чайковского, Шостаковича, превращается в страну «Тату».

— Да, это к вопросу о герое нашего времени…

— Героем наших песен по-прежнему остается человек, который честно работает — учит, лечит, строит, занимается общественно-полезным трудом. Сколько песен написано нами недавно о жителях Севера, авиастроителях… но, к сожалению, ни одна из них ни разу не прозвучала в СМИ. Неформат. И мне обидно не за свои произведения, а за героев этих песен. За честных и порядочных людей, на чьих плечах держится государство в конечном счете.

Нет, мы не обижены, нас передают, но в основном эти песни написаны десятки лет назад, когда их герои были «форматом»… А как нынче говорят? Уже есть попытки уничтожения великого русского языка. Я вспоминаю наше выступление с Олегом Ефремовым в Колонном зале, он сказал тогда: «Мы учились русской речи по радио». А сейчас разве научишься? Что там передают? Слушая радио, вспоминаешь слова Чацкого: «Воскреснем ли когда от чужевластья мод, чтоб умный, бодрый наш народ хотя б по языку нас не считал за немцев…»

— Кстати, по первой профессии вы актер. Однако ж полностью ушли в поэзию…

— Актер, да. И пользуясь случаем, от всего сердца поздравляю своего ровесника, друга юности Алексея Баталова с юбилеем. У Леши, как и у меня, диплом подписан Ольгой Леонардовной Книппер-Чеховой (мы же учились в Школе-студии при Художественном театре). Театр — это моя первая любовь, но стихи были всегда, я же с 5—6 лет стал писать. А привил мне безумную эту любовь к литературе мой главный учитель — директор малаховской средней школы Яков Васильевич Васильев. Когда он узнал, что я пишу стихи, вывел меня на улицу (это класс пятый) и сказал: «Коля, хочешь объясню тебе, почему поэт Пушкин лучше, чем Демьян Бедный?» Эти уроки так на всю жизнь в памяти и остались. Я, например, в детстве выучил целиком «Горе от ума», первую главу из «Евгения Онегина» и сейчас могу с любого места читать. Потому что русская классика — это почти всегда предвидение, предсказание…

— Поэт Андрей Дементьев, отвечая на вопрос: «Как быстро вы пишете?» — признался, что иной раз и два года на песню уходит, а иногда просто едешь в троллейбусе — раз, и песня готова!

— Полностью подписываюсь под этими словами. Да, иной раз над подтекстовкой не один год работаешь, а было так, что и за полчаса стихи рождались. Но кто-то тут же скажет: ой, какая легкая работа! За полчаса написал, денежки получил, здорово! На это я отвечу историей из жизни великого поэта Михаила Аркадьевича Светлова.

Приходит к нему как-то известный кинорежиссер и просит написать стихотворение к песне, в котором были бы бронепоезд, Каховка и девушка. «Устал я, лягу тут посплю, — говорит режиссер, — а ты начни пока писать». Проснулся, Светлов ему протягивает свою знаменитую «Каховку». «Не может быть, — изумляется режиссер, — я спал всего полчаса, а ты за это время написал такие замечательные стихи?» А Светлов ответил: «Ты ошибаешься. Это полчаса и… плюс вся моя жизнь».

— До сих пор не устаешь удивляться вашему союзу с Александрой Николаевной…

— Я человек верующий, и думаю, что такие союзы благословлены небом.

— Но кто-то же должен тянуть одеяло на себя в вопросах творческих…

— Одеяло тянем попеременно. У нас нет такого, что кто-то там главный, не главный. Ни я не подкаблучник, ни она… Когда-то в юности мы вычитали в «Маленьком принце» Сент-Экзюпери прелестную формулу: любить — это не значит смотреть друг на друга, главное — смотреть в одном направлении.

Это на 100% касается всей нашей с нею судьбы. Она, допустим, может не любить Вертинского, а я его давний поклонник, но это частности. А в главном наши взгляды не расходятся, мы всегда вместе.

— На юбилей принято давать отчет — что было, что будет…

— Ну что ж, недавно вышел мой поэтический сборник «Светит незнакомая звезда», причем был переиздан — ведь прежний тираж двухгодичной давности весь раскупили, что опровергает расхожее мнение, будто стихов сегодня не читают. А сейчас работаю над новым сборником… Понимаю главное — интерес к поэзии в нашей стране все-таки остался, я вижу, с какой жадностью слушают меня молодые на концертах, так что надо просто работать, работать и еще раз работать!

Ян Смирницкий