Народ не против: согласно результатам свежего опроса ФОМ, посвященного борьбе с экстремизмом в Интернете, 55 процентов респондентов согласны с тем, что уголовную ответственность должны нести не только авторы экстремистских материалов, но и их распространители. То есть, получается, в том числе те, кто делает репосты и ставит «лайки» в соцсетях. Данные, которые вряд ли вызовут энтузиазм у борцов с неправомерным антиэкстремизмом. Тем не менее было бы большой ошибкой расценивать это как согласие общества с нынешним методами выкорчевывания экстремистской крамолы.
Опрос, по сути, свидетельствует не столько об отношении общества к проблеме, сколько о степени его информированности. Всего 31 процент респондентов ответили утвердительно на вопрос, встречали ли они в СМИ сообщения об уголовных делах за посты, которые правоохранительные органы сочли экстремистскими. Из тех же, кто «в теме», относительное большинство, 43 процента, считает, что «в большинстве случаев уголовные дела за публикации в социальных сетях возбуждаются необоснованно» — противоположного мнения придерживаются 36 процентов.
Кстати, 36 процентов опрошенных ФОМ россиян вообще не пользуются социальными сетями. А 8 процентов «сетевых» (12 процентов пользователей «Одноклассников», 13 — «ВКонтакте», 16 — Facebооk) на вопрос: «Бывало ли, что вы решали не делать публикацию в своих социальных сетях из опасений перед правоохранительными органами» — признались: «Бывало». Иными словами, люди хотели выразить свою мнение по тому или иному вопросу, но побоялись сделать это из боязни, что их упекут за решетку. Возможны два объяснения феномена: 1) почти десятая часть участников российского интернет-сообщества являются неразоблаченными экстремистами; 2) общество сковано страхом, сопоставимым по силе с временами, когда любые общественно-политические дискуссии не выходили за пределы кухонь.
Кто-то наверняка выбрал бы — и уже выбирает — первый вариант. К счастью, пока их не так много. Нынешние масштабы борьбы с «мыслепреступлениями», слава богу, несопоставимы со сталинской или даже брежневской эпохой. Тогда, образно говоря, работали «по площадям», сейчас же практикуются точечные удары. Но постичь логику этих «прицельных бомбометаний», пожалуй, еще сложнее, чем советскую борьбу с антисоветчиной.
Никто ведь не утверждает, что все размещенные в Интернете материалы одинаково полезны и/или безвредны. Можно лишь согласиться с позицией президента, высказанной им во время июньской «Прямой линии»: «Если речь идет о распространении именно такой информации, которая является экстремистской, то... должны применяться общие правила: нарушил — ответь... Ну кто же будет спорить с тем, что нужно поставить заслон пропаганде суицидов, особенно среди молодежи?.. Или распространение фашистских каких-то идей».
В том же выступлении Владимир Путин призвал «определиться с самими понятиями, что это такое» — то есть что такое экстремизм, — дабы не «доводить все до маразма и до абсурда». И это тоже можно только приветствовать. Странно лишь, что эта замечательная идея — «определиться с понятиями» — не овладела властями предержащими до широкого наступления на экстремизм.
Президент пообещал «проанализировать, что происходит»: Общероссийскому народному фронту поручено представить в сентябре свои предложения по этой теме. Но пока маразм лишь крепчает: без сообщений о странных уголовных и административных делах, возбуждаемых в отношении интернет-пользователей, не проходит практически ни дня. Людей привлекают к ответственности за репосты карикатур на патриарха («оскорбление чувств верующих»), за распространение политических анекдотов («возбуждение ненависти к социальной группе»)... И даже за цитирование французских философов-просветителей.
Да-да, эксперты, привлеченные ГУ МВД по Краснодарскому краю, сочли экстремистскими слова Вольтера: «Бог помогает не тому батальону, который больше, а тому, который лучше стреляет». К счастью, в статусе экстремиста старик Вольтер пробыл недолго: суд в итоге признал экспертизу неквалифицированной. Но у просветителя много других интересных высказываний, которые однажды также могут заинтересовать российских правоохранителей. К примеру, такое: «Короли знают о делах своих министров не больше, чем рогоносцы о делах своих жен». Тут тебе и оскорбление, и возбуждение нехороших чувств. И, возможно, объяснение тому, почему блюстители закона не обращают внимания на, казалось бы, четкие сигналы сверху.
Есть, правда, версия, что истинные сигналы несколько отличаются от публичных и что видимая нелогичность антиэкстремистских репрессий имеет под собой четкую логику: отсутствие четких критериев дозволенного заставляет всех подданных вести себя с удвоенной осторожностью и все чаще выбирать от греха проверенный временем кухонный формат дискуссий. Что ж, решения, которые будут приняты в Кремле по итогам «анализа происходящего», — прекрасная возможность проверить эту гипотезу.
