Ушел не просто Вячеслав Зайцев, которого похоронят сегодня где-то на неизведанном подмосковном кладбище, — уходит То Время. То — на стыке двух эпох, двух государств, двух народов.
Время фантастов — мечтателей, строителей мостов между прошлым и будущем.
Время фанатиков — отдающих всех себя своим идеям, своему таланту, своему призванию.
Время бескорыстных — тех, кто занимался чёрным трудом, чтобы оплатить свою мечту, свой путь к признанию.
Уходят Те Люди, которые рождались лузерами — в бедных семьях в бедных деревнях, и становились звёздами — кумирами миллионов. Те, кто платил за свою славу не деньгами родителей или любовников, а слезами обид, болью непризнания, потом от работы и кровью от лопающихся от напряжения жил.
Уход из жизни Вячеслава Зайцева так болезнен для общества, потому что вместе с ним похоронили надежду, что будет, будет весь мир рукоплескать Высокой Русской Моде.
Она родилась вместе с ним, с ним пробивалась, потом было расцвела, но начала затухать, боролась из последних сил, теплилась и вот — погасла. И уже никто больше не создаст тот легендарный балахон, между которым и уникальным образом Пугачевой — тогда еще далеко не Примадонны, а просто всеми любимой Алки — стоит жирных знак равенства. Но вся беда в том, что больше и не потребуется таких образов, потому что и в юной Пугачевой больше нет никакой необходимости.
Уходит время тех песен — новые люди не понимают: о чем они? Какая такая жертвенная любовь? Какая такая лебединая верность? А уж, тем более, жертвенность? Когда столько коучей в один голос твердят: люби себя, чихай на других!
Уходит время тех фильмов, их сюжеты становятся непонятны: какой такой дефицит? Какая такая спекуляция валютой? И зачем крокодилу Гене с Чебурашкой какие-то железяки, да еще в помощь каким-то пионерам?
Герои стали выглядеть до смешного наивными, а кумиры того времени, которые их так вдохновенно играли, вызывают лишь сочувствие своей невостребованностью новым временем. Нуждающимся в других песнях — громких, но не доходящих ни до ума, ни до сердца, и в других фильмах — с бесконечной чередой спецэффектов, и экшен, господа, экшен!
А мода? А что мода? Мода на разные носки, старые ботинки, драную одежду, безразмерную и размалеванную как приспичит — это не посыл вновь созданной красоты, смелости и необычности следующему поколению, это банальный плевок в вечность.
Как на Пугачевой и Леонтьеве закончится великая советская эстрада, так с уходом Зайцева захлопнулась дверь Дома Моды СССР. И даже не потому, что Бог больше не посылает на землю таланты, а потому что почву для их взращивания готовит время, а время формируют люди существующими у них ценностями и потребностями.
Время прибылей, желательно быстрых и баснословных, бесконечного потребительства, массового производство настало не только в России, оно повсеместно, и поэтому страны больше не соревнуются гениями, а лишь капиталами и эффективными менеджерами.
И, наверное, это хорошо, что Зайцева похоронят не на Троекуровском кладбище, а, значит, не будет ежедневно водить экскурсовод толпы людей к его могиле со словами: «Здесь похоронен родоначальник российской моды, а теперь давайте пройдём к могиле его ученика Валентина Юдашкина».
Пусть лучше где-то в тиши, там, где покой, граничащий с забвением...
Кто захочет — тот найдёт.
Татьяна Федоткина
