Пузырьки в бокале игриво подлетали к самой поверхности и разбивались о грань реальности. Напиток благородного жемчужного цвета с золотым отблеском обтирался о грани бокала точно так же, как Сонина подруга за противоположным краем стола всем своим естеством терлась об Евгения. Впрочем, ни Алину, ни Евгения такое расположение вещей не угнетало.
Соня подперла голову рукой и сделала маленький глоток игристого, поверх бокала наблюдая за новоиспеченной парочкой. Надо же, какая интрига! От Жени во вторник ушла жена, а подруга детства Сони вдруг нарисовалась с просьбой пожить недельку на птичьих правах в квартире на Новом Арбате. То есть у Сони. Так уж вышло, что Соня согласилась. Да и причин отказывать не было.
Поэтому предприимчивая молодая журналистка выделила небольшую, но светлую комнату, украшенную несколькими растениями в больших, минималистичного вида, горшках, Прохоровой Алине Павловне. Той самой Алине, что восемь лет назад отбила у Сони парня на школьной новогодней дискотеке. И той самой Алине, что пьяно хихикала в плечо Скороходову Евгению Александровичу, редактору и помощнику Сони.
Впрочем, Соне было все равно. Ни зависти, ни ревности внутри ее грудной клетки не наблюдалось — что послужило поводом для едва ощутимого чувства гордости за саму себя. Все, что она чувствовала, из-под полуопущенных ресниц следя за пальцами Жени, пикантно сжимающими самый кончик рукава Алининой атласной блузки цвета оливы — это интрига. Да, интрига. Это ведь так… непредсказуемо! Перед ней сидят два растоптанных неполноценных человека, отчаянно пытающихся ухватиться за что угодно, лишь бы не разбиться хрустальной каплей о пол.
Они смеются, пьяно улыбаются и, кажется, искренне верят, что наконец-то смогли ухватиться за воздух.
Соня отпила из бокала и сместила взгляд.
Алина написала ей в телеграм полторы недели назад с отчаянной просьбой: ей нужно было временное пристанище, пока Алинин бывший не найдет деньги на оплату своих долгов и не рассчитается с самой Алиной. И острая нужда перемен не оставляла в покое.
— Питер — это по любви, — дрожаще-улыбающимся голосом Алина записывала голосовое полторы недели назад. — Так на кой черт мне здесь теперь делать?
Соня предпочла не давать никаких советов. Пустить пожить к себе — нет проблем. А со своим бывшим Алина и сама как-нибудь справится. Кстати, этот бывший — как раз тот самый Саша с той школьной дискотеки.
— Женя? А что Женя? — Соня легонько пожала плечами самой себе, — Женя ее хороший знакомый, отличный редактор и прекрасный шутник. Не то, чтобы Соня к нему что-то испытывала, кроме дружеской симпатии. И чувство гордости за свой циничный пофигизм крепло с каждым глотком игристого.
— Обновить? — над ухом возник официант, вопросительно указывая на почти пустой бокал. Соня отрицательно мотнула головой и улыбнулась в качестве дежурного «спасибо».
В маленьком кожаном клатче Соня шарила рукой в поисках зажигалки. Потом аккуратно поднялась из-за стола, небрежно накинула модную эко-шубу и вышла на улицу закурить. Отсыревшая сигарета зажглась не сразу — Соня вспомнила, что кто-то из них троих умудрился пролить напиток прямо на ее пачку, — но и в этом препятствии была какая-то романтика.
Горьковатый дым наполняет рот, затем спускается в грудь, а после свободной птицей вылетает через губы на влажную ноябрьскую улицу, растворяясь в сумрачном сером небе. Чертовы эпитеты — подумала с ухмылкой Соня, провожая взглядом новый сизый завиток. Так недолго и романтиком сделаться.
— Да черт с ним! — ответила себе Соня и крепко затянулась, прикрыв глаза, будто целовала давно потерянного любовника. Она же сильный человек. Она может позволить себе эти маленькие пьяные слабости.
Да и плакать, на самом деле, не стыдно. Просто это излишне. Тушь «Ланком» стоила своих денег, и жаль растрачивать ее просто так.
С этой мыслью Соня на мгновение застыла над мусоркой. Интересные у нее мысли от игристого. Может, стоит перед работой повторить такой «экспириенс»?
Бычок, раздавленный о край мусорки, грустно накренился в сторону и провалился в черную бездну помойки. Дверь ресторана на Тверской скрипнула в такт шагам Сони.
Женя и Алина по-прежнему сидели за столом, прижавшись друг к другу бочками, и что-то увлеченно разглядывали в Женином айфоне. Увидев Соню, Алина подпрыгнула на стуле (даже соизволив оторваться на секунду от Сониного редактора) и радостно затараторила:
— Твою статью цитирует «Медуза»! Только что нашли ее ретвит, смотри!..
Не то, чтобы Соня была удивлена такому факту, что «Медуза» заинтересовалась ее работой — такое происходит не в первый раз — однако чувство удовлетворения эта новость принесла. Взяв всученный ей в руки смартфон, Соня махнула рукой официанту и указала на свой допитый бокал.
Действительно, «Медуза» ретвитнула «Субботнюю Москву» с расследованием на тему скандального задержания студента-пикетчика на Пушкинской площади. Пока журналистке несли новый бокал игристого, а Женя с Алиной радостно обмусоливали эту тему, Соня пролистнула свою статью и открыла комментарии. Что же, прекрасно: что ни коммент, то скандал,
Одни писали о либеральных взглядах и противозаконности принятых властями мер, о свободе слова и равных правах всех граждан. Другие — о несмышлености оппозиционера, о его юношеском максимализме и зря потраченном времени. Третьи — любимейшая категория Сониных комментаторов — и первых, и вторых посылали на фиг.
— Сонь, давай за тебя! — поднял бокал Женя. — Ты невероятная, ты талантливая, ты трудолюбивая и не знаешь слов «не смогу»!
— Я поддерживаю-поддерживаю-поддерживаю! Сонь, — Алина отлипла от Жени и села ровно, нагнувшись над столом. — Ты — бриллиант, сам себя огранивший.
Соня посмеялась и пробубнила что-то вроде «перегибаете». Далее — звон бокалов, радостные повизгивания Алины и Женин смех. Игристое влилось в грудь залпом и обожгло желудок.
Но жжет почему-то не только живот. Глаза тоже запекло.
Соня подумала о том, что надо смыться в уборную, однако ей не понравился «романтизм» этого действия, поэтому она просто незаметно прижала палец сначала к одному глазу, затем к другому. Это не сентиментальность. Не радость. И даже не гордость.
Это чертово «ничего».
Сам себя огранивший бриллиант. Ну-ну.
Фу! Отставить самокопание. Не здесь и не сейчас.
Как же я ненавижу этот город.
— Что? — Женя оторвался от щебетания с Алиной и удивленно поднял брови. — Причем тут город?
— Да так, — Соня чертыхнулась про себя. Кажется, пора завязывать с алкоголем на сегодня. — Вспомнила цитату из старого фильма.
Официант подошел сразу после легкого жеста рукой. Соня расплатилась за полный счет, не обременяя себя цифрами и ответами на вопрос, сколько, кто и чего ей должен, обронила что-то остроумное на прощание, схватила клатч, шубу и проскочила через прозрачные двери в массивной деревянной оправе.
Влажный ноябрьский воздух рухнул Соне на макушку мелкими каплями дождя. Рядом проехала машина, едва не окатив грязной водой прохожих на тротуаре. Соня равнодушно осмотрела несколько пятен на кожаных ботфортах, хмыкнула с зажатой во рту сигаретой, прикрыла огонек зажигалки свободной рукой и желанно затянулась.
Вот оно, удовольствие. Наверное, ни секс, ни любовь, ни работа не смогут заменить ей вот этого ощущения — гордого, несгибаемого пьяного одиночества в ночной горящей Москве, с сигаретой в зубах и с «Ланком» на ресницах.
Несколько прохожих в переулках косили взгляды и оборачивались вслед Соне. Шуба, ботфорты, юбка с кокетливым разрезом, дорогой маникюр, ухоженные каштановые волосы, люксовая сумка и абсолютная отрешенность на кончике сигареты. Прогулка до дома показалась Соне хорошей идеей в час ночи. Тем более на пьяную голову.
Хотя это уже излишне — кондиция оказалась самая что ни на есть прекрасная, ровнехонько там, где лучше всего находиться, когда голова еще трезво осознает окружающую реальность и все возможные риски, но уже подвластна той самой пьяной завесе, сквозь которую мир выглядит «романтичнее». Кажется, Соня по дороге даже напевала что-то себе под нос. «Из-за тебя я ненавижу этого город, но я не говорила о тебе плохо…»
Из-за кого Соня ненавидит Москву, она так и не поняла. И даже переступив порог своей квартиры не смогла вспомнить, кому адресовала эти строчки. Поэтому оставалось только грубо сбросить сапоги в сторону, мимолетом погладить белого персидского кота, зажать новую сигарету губами и выйти на балкон, босыми ногами в тонких колготках ступая по холодному кафелю.
О том, что она бросила давнюю подругу ночью одну в Москве, Соня не переживала, вглядываясь в сотни лампочек дорожной гирлянды фар и фонарей. В конце концов, она большая девочка, сама придет, если потребуется. А потребуется такое уж сильно вряд ли; Женя не зря распинался весь вечер перед хорошенькой блондинкой.
Соня поморщилась и толчком выдохнула дым. Фу, опять эта романтичная мерзость. Хотя ее «побег» из ресторана был уж куда более драматичным жестом.
— Ну и пусть. Пусть считают как хотят.
На том и порешили. Пусть считают как хотят. Никто никому ничего не запрещает. Никто никому ничего не должен.
Просто Соня ненавидит этот город.
Наталья Кирюхина
