Как-то давно в одном фантастическом рассказе мне попалась любопытная мысль: человек из будущего рассказывал о своей жизни и сообщал, что сослан в прошлое за некое преступление, суть которого он не может объяснить собеседнику, потому что тот живет в совершенно иной технологической и этической ситуации. Этот рассказ был написан ближе к середине прошлого века, и уже сейчас можно легко представить себе те преступления, за которые в наше время наказывают, но суть которых сложно объяснить человеку из предыдущих фаз технологического развития – это в том числе и всевозможные нарушения режима доступа к информации и приватности, интернет-буллинг, троллинг и всякая прочая порноместь.
На наших глазах появляются не только новые преступления, но и новые виды роскоши, доступной немногим, например, данные про обычных людей прозрачны и доступны, а если ты сын прокурора, то твоя фамилия нигде не фигурирует, будучи замененной кодом. Если некто взломает государственные реестры и вместо своих данных впишет туда буквенные коды – это будет преступление, но в описанной выше ситуации мы наблюдаем новую форму роскоши: роскошь быть непроницаемым там, где всем другим надлежит быть прозрачными.
Богатство и преступление
Ничего нового в такой ситуации нет. Во все времена богатый человек – это не только и не столько тот, кто владеет чем-то количественно, сколько человек, имеющий доступ к иному качеству жизни и особые привилегии. И чем дальше развивается человеческая цивилизация, чем важнее будет именно эта тенденция. Помимо качества еды, жилья и комфорта перемещений в пространстве, с самых ранних времен элита общества оставляла для себя и ряд привилегий, то есть делала для себя доступным и легальным то, что для остальных было недосягаемо, порицаемо и даже преступно. Или, при взгляде с интересующего нас ракурса, повышала для себя уровень своей приватности до полной непроницаемости для принятых в остальном обществе норм. Поэтому высшая роскошь – это возможность безнаказанно совершать преступления. Хоть этот тезис и выглядит несколько экстравагантным, но дело обстоит именно так. Весь вопрос, что считать преступлением: как уже упоминалось, в разные эпохи преступлением объявлялись вещи, которые в других временах и странах таковыми не считались.
Например, знаменитый халиф Харун аль-Рашид, вопреки прямому запрету ислама на употребление полученного из винограда алкоголя, любил выпить и, естественно, предпочитал самые лучшие из доступных тогда вин, но официально считалось, что употреблял он исключительно разрешенное пальмовое вино. По сведениям историков, от алкоголизма и его последствий скончались несколько турецких султанов, что, скорее всего, удивило бы их благочестивых подданных, но едва ли те имели хоть какое-то представление о реальной жизни и пристрастиях своих духовных и политических лидеров.
Пресловутый разврат позднего Рима или галантного XVIII века тоже касался исключительно высших слоев общества – и бедные люди, и люди среднего достатка чаще всего жили вполне умеренной и богобоязненной жизнью. Даже если душа требовала чего-то иного, они попросту не имели ни средств, ни времени, ни организационных возможностей, которыми обладали Калигула или маркиз де Сад. Кроме того, за нравственностью населения следили, ведущих антиобщественный образ жизни выявляли и наказывали. Поэтому организационные возможности в данном контексте – это как раз сочетание высокого достатка с высокой же приватностью: для организации оргий нужны деньги, свободное время и изолированное от посторонних взглядов место, куда закрыт доступ в том числе и официальным стражам общественной нормы, морали и нравственности.
До тех пор, пока человек устраивал свое социальное окружение и власть, ему сходили с рук любые девиации и даже преступления, особенно если они были направлены на представителей низших сословий. Уже упомянутый маркиз де Сад, один из богатейших и знатнейших людей Франции, оказался в Бастилии после чреды громких дел, при том что ему задолго до того был вынесен смертный приговор за отравление людей (маркиз переборщил с афродизиаками). Но так как жертвами его развлечений становились люди незнатные, ему все это сходило с рук: он то прятался от правосудия, то отбывал срок во вполне комфортных условиях и в итоге умер своей смертью в 74 года, хоть и не без потерь и бедствий, но пережив Французскую революцию. Откровенно говоря, все проблемы де Сада с законом объяснялись его неуемным авантюризмом и плохими отношениями с тещей, которая, будучи знатной и влиятельной дамой, искала и находила способы призвать зятя к ответственности. Будь он осторожнее и почтительнее к госпоже де Монтрей, возможно, и вовсе не было бы никаких судов и тюрем, во всяком случае до революции.
Кровавая графиня Элизабета Батория и печальная знаменитая Салтычиха – примеры аналогичные: богатство и принадлежность к элите, помимо бытовых удобств, всегда давали еще и повышенный уровень приватности, вплоть до возможности безнаказанно совершать преступления, за которые обычных людей карали немедленно и жестоко.
С тех пор ничего не изменилось. Бедных людей сажают буквально за понюшку, а на яхтах миллиардеров гудят кокаиновые вечеринки, на которые никогда не врывается полиция. Богатые и знатные люди уходят от ответственности после ДТП и пожаров и даже если попадают на скамью подсудимых, получают гуманные сроки и вип-камеры в тюрьмах. Кстати, де Сад тоже отбывал срок в комфортных условиях, с едой из ресторанов и прочими бонусами высокого положения. Недавний скандал вокруг продюсера Вайнштейна потому и стал таким громким, что в очередной раз продемонстрировал миллионам обывателей: для богатых и знаменитых обычные правила поведения не обязательны, если влиятельный человек лезет кому-то в трусики, то, скорее всего, жертва не побежит в полицию. Впрочем, состоялся весь скандал только потому, что посягал похотливый продюсер на половую неприкосновенность других богатых и знаменитых женщин, а не горничных и официанток, и в итоге коса нашла на камень. И даже если влиятельного человека ославляют за неподобающее поведение в отношении обслуживающего персонала, как это случилось в свое время с распорядительным директором МВФ Домиником Стросс-Каном, речь, скорее всего, идет о борьбе внутри элиты, а не о распространении на нее общих для всех правил поведения.
Дивный новый мир
При чем же тут проблема privacy в дивном новом мире цифровых технологий?
Абсолютная цифровая прозрачность рано или поздно станет нормой, более того, обязательной для всех нормой, за уклонение от которой будут наказывать.
Вопреки нагнетающим жуть антиутопиям, ничего особенно страшного в этом нет. Мы уже сейчас, сами и по доброй воле, сообщаем о себе миру почти все, так что по одним соцсетям о жизни любого пользователя можно составить весьма полное представление. В большинстве ситуаций мир будущего будет гораздо удобнее и безопаснее нашего, на столько же, на сколько наш мир удобнее и безопаснее, чем у прошлых поколений. Во всяком случае, так будет в странах, обеспечившим своим гражданам высокий уровень свободы и защищенности личной жизни. Ведь что беспокоит обывателя на самом деле? Если он не торгует наркотиками, детской порнографией и вообще не ведет преступный образ жизни, то волноваться ему особенно нечего: максимум, в чем могут его уличить имеющие доступ ко всем его аккаунтам наблюдатели – супружеская неверность или все те же особенности сексуального поведения, о которых он пока не готов сообщить открыто. Все это тоже крайне неприятно, но тут вопрос не к прозрачности как таковой, а к конкретному государству: если оно стоит на страже прав и свобод человека и честно защищает его право в том числе и на privacy, то у него не будет никакого интереса и даже возможности публиковать детали личной жизни законопослушного гражданина, а если оно заинтересовано в тотальной слежке и сборе компромата на всех подряд, то оно и сейчас все это легко может организовать. Поэтому в странах, где с правами человека и демократией все обстоит плохо, цифровой концлагерь вполне может стать реальностью, и лучше начать менять что-то сейчас, потому что потом бороться с режимом будет гораздо опаснее и сложнее.
Таким образом, проблема сохранения за человеком права на приватность в наступающей эре цифровой прозрачности вовсе не нова и не связана напрямую с новыми технологиями, и обеспокоенным своей возрастающей прозрачностью перед окружающим миром гражданам бороться надо не с цифровыми технологиями, а с плохими правительствами и неработающими механизмами обеспечения прав и свобод человека. Возвращаясь к исходному тезису, можно представить основные вопросы этики будущего цифрового общества: какой уровень privacy должен быть гарантирован каждому? Могут ли отдельные богатые и знаменитые индивидуумы обеспечить себе более высокий уровень непроницаемости? На каком уровне право оставаться в тени превращается из роскоши в преступление?
Федор Крашенинников
Источник
