Театр, как известно, начинается с вешалки. Однако не только с нее. Если на улице, скажем, тепло — какая ж вешалка? Театр во многом и для многих начинается с билетера, которого вообще-то издавна в театре называли красиво и церемонно — капельдинер. Что это за профессия, насколько важна и как реалии меняют ее? Обозреватель «МК» поработала капельдинером и выяснила для себя много интересного из прошлого и настоящего капельдинерской жизни. А также:
● насколько непредсказуем сегодня зритель и чего он больше всего стесняется;
● где капельдинер может стать артистом;
● чего никогда не допустит капельдинер в Европе и какая фраза под запретом в Михайловском театре.
Стоит у дверей зрительного зала; называется капельдинер
В самом деле, кого нервно глазами ищет публика в фойе, чтобы разрешить свои маленькие насущные проблемы? Конечно, человека в униформе, чтобы спросить у него: «Где у вас тут это... туалет? А на каком этаже буфет? У меня 22-е место, в какую из дверей лучше войти?» А еще хорошо бы купить программку или поинтересоваться «мол, по какой такой причине в актерском составе у вас замена?» Все это знает (или обязан знать) капельдинер. Согласитесь, слово несколько старорежимное и в переводе с немецкого — kapelldiener — означает (вот удивитесь!) помощник руководителя оркестра, который прежде занимался нотами, свечами, настройкой инструментов — одним словом, завхоз по оркестровой части. Музыкального хозяйства теперь у театрального капельдинера точно нет, а вот слово от старого режима осталось, хотя его у нас настойчиво пытаются переделать в билетера или того хуже — в контролера. Но истинные театралы признают только винтаж — капельдинер.
А вот как в начале прошлого века об этой профессии рассказывал детям знаменитый теоретик, автор, режиссер, историк русского театра и масон в эмиграции Николай Евреинов. Он вводил детей в театр, артистично комментируя каждый свой шаг: «...Служащий при театре, который — видите, дети, — стоит у дверей зрительного зала; называется капельдинер. У него в руках программы сегодняшнего спектакля...
— Скажите, капельдинер, сейчас начало?
— Это первый звонок, — отвечает на ваш вопрос капельдинер. — Еще два звонка будут, — говорит он успокоительно и приглашает вас снять пальто, потому что в театре и так тепло: во-первых, его отапливают, а во-вторых, много публики, то есть таких же зрителей, как и мы с вами...
— Сюда, пожалуйста, — любезно указывает нам капельдинер на ближайшую дверь в зрительный зал» (конец цитаты).
Слушаешь господина Евреинова, которого и взрослым не грех послушать, и живо себе представляешь, как капельдинер учтиво (седой, улыбка, вежливый жест рукой в перчатке) провожает на место благородную публику, которая так же учтиво благодарит капельдинера (ответная улыбка, кивок головой). Или как перед представлением эти служители фойе и зала снимают с кресел чехлы, протирают зеркала, отражаясь в них всей своей благородной статью: только мужчины с тщательно выбритыми лицами и только в золоченых ливреях. В общем, слушаешь Евреинова и осознаешь: да, присутствие капельдинеров таки подчеркивало роскошную атмосферу в театре. Но сегодня...
Сегодня у них совсем не простая и не столь красивая, как может показаться, жизнь. Новое время, новая публика и интернет-реальность требуют от капельдинера новых знаний, временами ему надо быть психологом, если не психиатром. С современным зрителем, говорят они, держи ухо востро и не расслабляйся. Почему?
«А я все равно сяду куда хочу»
Действительно, сегодня редкий спектакль обходится без билетов-двойников (ошибка кассира или сбой на билетном сайте), значит, надо как-то уговорить зрителей разойтись с миром. Кому-то позарез надо войти в зал с бутербродом или бутылкой пепси. А мобильные телефоны, которые, несмотря на предупреждения записанными или живыми голосами, все равно сверкают вспышками в самый неподходящий момент действия? Но есть пострашнее беда, рядом с которой мобильники покажутся детской забавой, — страсть некоторых обладателей дешевых билетов усесться на дорогие места. И такое сегодня в театре, как я выяснила, сплошь и рядом. А значит, конфликт, скандал и головная боль любого капельдинера.
Сначала отправляюсь во взрослый и самый сегодня успешный театр — в Вахтанговский. Капельдинеры здесь — только женщины и не молодые. Моя добрая знакомая Лариса Матвеевна (маленькая, с аккуратной стрижкой) — сама учтивость и мастер разрешать трудные ситуации, но и она порой теряется.
— Помню, 9 Мая один ветеран пришел с барышней в партер, а у него билеты — сторублевые. Я его не пускаю (ведь зрители с билетами не все пришли), а он орет на меня как резаный: «Вы еще узнаете, кто я! Я найду на вас управу!!!». Я ему вежливо: «У вас же билеты на балкон». — «А я все равно сяду куда хочу».
— И часто вам с такими приходится сталкиваться? Статистику не ведете?
— Хамье обязательно попадается: примерно на тысячу человек один раз в неделю да будет. С такими все бесполезно, хоть охрану, хоть директора зови: скандалить нарочно будет громко, знает, что спектакль не сможем начать. И еще потом напишет начальству, что участника войны не пустили в театр Вот и изгаляешься как только можешь перед ними, лишь бы утихомирить, и чтобы они другим не мешали.
В «Театриуме на Серпуховке» от старейшего капельдинера Зинаиды Гавриловны (уложенная прическа, лицо ухожено) узнаю способ, как без скандала занять чужое место. Ловкие граждане покупают два билета: дорогой — в партер, дешевый — на балкон. Складывают их как бы в один и, толкая перед собой ребенка, предъявляют капельдинеру партерной стороной. Так ловкачи попадают в зал, и оттуда их уже не выкурить. «Как? — возмущается мать. — Я что, ребенка одного тут оставлю?!» И начинается: родители скандалят, соседи возмущаются, ребенок рыдает, спектакль задерживают, пока бедный, весь в мыле и в стрессе капельдинер всем не угодит. Что интересно, наглецов и любителей халявы из партера уже не выведут, (целый ряд надо поднимать, а спектакль-то уже начался), усадят на свободное место, потому что он — потребитель, а тот всегда прав.
В европейском театре подобная ситуация исключена: потому что не принято занимать чужое место, в противном случае — штраф. Но у нас... наглым, конфликтным и склочным людям в помощь не только книга жалоб и предложений, но и сайты театров, куда можно возмущенно пожаловаться, соцсети, порталы департаментов и министерств, которые обязаны тут же реагировать на сигналы граждан. Вот граждане и сигнализируют.
Я много наблюдаю за служителями театров и могу подтвердить, что среди капельдинеров есть фанаты своего дела, есть достаточно формальные, встречаются, но изредка, равнодушные, считающие, что «за такие деньги нечего убиваться», но хамоватых и агрессивных точно нет. Каким бы ты ни был по характеру, но первое профессиональное требование к капельдинеру — вежливость и умение работать с публикой.
В Театре Образцова включаю агрессивную торговлю
Так, разговоры разговорами, но пока не испытаешь на себе, не поймешь чужие проблемы, не увидишь «ручейки/пригорки» профессии. Поэтому в главном кукольном театре страны — имени Сергея Образцова — две милые администраторши, Катя и Кристина, смеясь, выдают мне форменный костюмчик — красно-коричневого цвета юбку ниже колен (мне это, увы, не идет), жилет и светлую блузку в тонкую полоску. Юбку Кристина подхватывает ремешком — агент-капельдинер к работе готов! Поскольку мне достался шедевр самого Образцова 1940 года — «Волшебная лампа Аладдина», так и хочется сказать публике: «Слушаюсь и повинуюсь!»
И вот я с веером программок уже занимаю исходную позицию аккурат напротив входа, за спиной у меня — музей, основанный великим Образцовым. Мария Николаевна — мой инструктор (седая, рассудительная) — предупреждает, что молодые родители не очень-то покупают программки.
— Спрашивают: «А зачем?» — «Ну как же, — отвечаю, — вам будет что с детьми вспомнить», — а они: «А содержание там напечатано?»
Пошла публика. Когда ты среди нее и сам — зритель, особо никем не интересуешься. А вот с позиции капельдинера она выглядит совсем иначе. Так вот, редкий зритель входит в театр спокойно и радостно (все-таки искусство — другая реальность). В основном зритель врывается в театр заполошенный, озабоченный, глаза в разные стороны, пытается с ходу понять все и сразу — где туалет (а ребенок в театре непременно захочет писать), где буфет (он и пить захочет) и в какой зал бежать? А тут уже третий звонок, а ребенок канючит: «Хочу мороженого». На 12-часовом спектакле я насчитала, может, с десятка три зрителей, которые пришли на «Волшебную лампу» без суеты, с пониманием, куда и зачем ведут ребенка.
Права Мария Николаевна — программки не берут… Включаю агрессивную торговлю с нарочито громким голосом (до чего ж он у меня противный!). А что делать? Надо продать: 12 процентов с продажи — все ж таки небольшая, но прибавка к жалованью.
— Мимо не проходим. Мамочки, берем программку, программку берем — легендарный спектакль, красивые картинки... Папочки, не проходим мимо...
За семь минут до начала меняем с Марией Николаевной дислокацию — уже стоим на втором этаже, проверяем билеты и ловим опоздавших — у тех совсем обезумевший вид. Про себя думаю: «Родители, ну придите в театр на полчаса раньше — сделайте ребенку праздник: тут музей с уникальными куклами, мороженое, зимний сад». Но при этом я не должна спускать глаз с барьера, чтобы какой-нибудь гиперактивный проказник не перевесился и не грохнулся вниз.
Надо сказать, агрессивная торговля результат принесла: 10 программок продано — и мой скромный вклад внесен в пользу профсоюза капельдинеров. А они сказали, что сегодня мне повезло — обошлось без хамства со стороны публики. Все хорошо в Доме у дедушки Образцова, но вот что бы я поменяла в Образцовском театре — это костюмчик. У современных капельдинеров другой тренд, о чем рассказ впереди.
Дешевле стоил только прокат студенческого сюртука
Кстати, за какие деньги служит капельдинер и за какие суммы на рабочем месте испытывает уважение или терпит унижение? Деньги за работу со зрителем, прямо скажем, платят небольшие. Да и в старину труд капельдинера ценился невысоко. В архивах Бахрушинского музея в приходно-расходной книге Казимира Викентьевича Бравича на 96 листах упоминаются все расходы за осень 1903-го и весну 1904 года по гастрольным поездкам частной труппы великой актрисы Веры Комиссаржевской.
Читаю: «Чистка ковров — 8 рублей и еще что кому причитается в качестве задатка. А именно: портному Илье — 50 рублей, парикмахеру — 175. Телеграмма в Пермь и Екатеринбург — 8». А вот какие в начале века были заработки у артистов: самый большой аванс — премьеру А.А.Мирскому — 475 при жалованье 550 в месяц. А вот артистка Кондратьева имела всего 15. Видимо, из начинающих и, как Нина Заречная из «Чайки», ездила с купцами в вагоне третьего класса.
И вот наконец (!!!) в перечне гастрольных расходов нахожу запись: «Капельдинерам — 10 рублей». Дешевле тогда стоил только прокат студенческого сюртука для спектакля (4 рубля) да расклейщик афиш (2 рубля). Казимир Викентьевич был еще тот начетчик: строго записывал даже чаевые — бутафорам по 5 руб. а техникам по 3. На первый взгляд сущие копейки, но... покупательная способность рубля в начале прошлого века была совсем иной. Скажем, вырезка парной телятины (1 кг) — 70 копеек, говяжья лопатка (1 кг) — 45 копеек, свежий окунь речной шел по 28 копеек, а мороженый осетр (за 1 кг) по 90. Не говоря уже про икру черную паюсную 1-го сорта — 1 рубль 80, а 2-го — 1 рубль 20.
Заработок капельдинеров первой четверти XXI века во многом зависит от финансового положения театра и уважения дирекции к своим служащим. Но в среднем по Москве капельдинеры получают в месяц от 20 до 50 тысяч. А вот в парижском Theatre des Champs Ekysee капельдинеры не получают зарплату. Заработок состоит из театральных «чаевых», которые капельдинеры имеют, провожая зрителя на его место, — 1 или 2 евро. Не знаю, делится ли вечерний заработок между всеми или каждый получает свое, но, говорят, что у капельдинеров выходит неплохой навар. Если зритель иностранец и не знает правил «игры», сами капельдинеры дадут ему понять — просто вежливо протянут ладонь.
Где у вас маленький домик для мальчиков?
И все же капельдинер — это тоже лицо театрального быта, его имидж. А «лицо» должно выделяться, запоминаться и отличаться от других. Как? Например, в капельдинерах, как в джазе, числятся только почтенные дамы или девушки. Только юноши или зрелые мужи. Почтенного возраста господа с пышными усами стоят в Петербурге в Александринском театре, где до сих пор строго соблюдают правила, введенные еще в царские времена. Согласно им в партере, в царской ложе и в бельэтаже работают капельдинеры-мужчины, а выше первого яруса капельдинерши, но молодые. В «Геликон-опере» у Дмитрия Бертмана публику встречают и весь вечер сопровождают юноши.
— Мы их называем стюардами, — объясняет мне худрук «Геликона». — В 1996 году в Ирландии на фестивале я впервые увидел капельдинеров-мужчин. Странно, подумал тогда, мы-то в России привыкли больше к бабушкам. Стал наблюдать за ними и понял, что капельдинеры там, если надо, могут эвакуировать публику во время пожара. И когда вернулся в Москву, мы сделали первый набор стюардов.
— А бабушек куда дели?
— Ни одну не уволили, всех перевели на другую работу. Конкурса тогда еще не было, но из того первого набора впоследствии выросли замечательный художник по свету Денис Енюков, мой заместитель Володя Горохов. Многие администраторы вышли из стюардов. Сейчас уже конкурс — 15 человек на место, но берем мы только студентов: кто-то учится на врача, а значит, может оказать первую медицинскую помощь, кто-то физкультурник — может, если потребуется, декорации помочь двигать. Помимо основных обязанностей стюарды у нас часто выполняют и другую работу. Я не говорю про то, что в обязательном порядке они владеют информацией о здании, спектакле, артистах.
В Петербурге в Михайловском театре в капельдинерах — студенты только 3–5-х курсов — смешанный состав (13 девочек и 7 мальчиков). Предпочтение здесь отдают только тем, кто владеет иностранным языком. Обязательное требование к внешнему виду — отсутствие яркого макияжа, аккуратно убранные волосы. Капельдинеры-студенты много чего должны делать (в специальной книжке прописаны их обязанности), но не должны одного — произносить фразу «этого я не знаю». Поэтому капельдинеры Михайловского готовы ответить на вопросы творческие (скажем, кто худрук балетной или оперной труппы, кто солист и так далее), экономические (цены на билеты, льготы и пр.). А зритель пошел продвинутый, любит поговорить и поставить капельдинера в тупик своими вопросами.
— У меня вот один раз спросили: «А вас правда зовут Капельдинер или это ваша фамилия?» — рассказывает Матвей Гопоченко, (учится в архитектурно-строительном университете). А у его коллеги в антракте на балете «Спартак» поинтересовались: «Тигр живой? Или это голограмма?»
Но удивляет и даже смущает капельдинеров в современной, казалось бы, свободной публике ее зажим: отчего-то многие стесняются спросить про туалет. Понизив голос, они спрашивают: «Где у вас тут дама в шляпке», «тайный уголок». Топ возглавляет «Маленький домик для мальчиков?».
Главное, чтобы костюмчик сидел
Так вот, о костюме капельдинера. Только в советские времена капельдинеры выглядели как дети одного народа (советского) из одного (советского же) театра — юбка, жилет или пиджак (иногда то и другое) — только цвета разные. В императорских театрах предпочитали ливреи, и, кстати, даже мятежные революционные настроения, вероломно избавлявшиеся в театрах от всех атрибутов царизма (в Мариинском театре, например, заменили знаменитый занавес с двуглавым орлом Головина), раззолоченные ливреи почему-то пощадили. А уж теперь... капельдинеров хоть на подиум выводи. В некоторых театрах униформу для них разрабатывают театральные художники и модные дизайнеры. В этом сезоне в Академическом имени Евгения Вахтангова театре традиционные юбки и пиджаки цвета бордо, по задумке известного художника Максима Обрезкова, сменили элегантные брючки цвета антрацита и длиной по щиколотку, плюс жилет, белая рубашка. Образ завершает шейный платок. В Александринке на капельдинерах черные смокинги сидят как влитые. Во всем черном же — мальчики из «Геликона»: костюмы, рубашки и только бабочка фирменного геликоновского цвета — оранжевая — вносит хулиганскую нотку в их строгий вид.
В Михайловском театре модель разрабатывала известный дизайнер Ася Когель. Кстати, здесь к элегантным серым у девушек костюмам с вензелями театра добавлены кожаные сумочки с несколькими карманами — для денег и рации, которая есть у каждого из 20 капельдинеров. А для тех, кто встречает публику в кассовом зале, где в холодную погоду совсем не жарко, пошиты стильные черные пальто. Если б не золотой росшив по вороту — сама носила бы. Кстати, в Театре Образцова для капельдинеров тоже теперь разработали новую, более современную форму.
Молодежный прикид у персонала в «Гоголь-Центре», у Сергея Женовача в СТИ — черно-белая классика, в Театре Наций к костюму добавлен трикотажный свитер. А в Европе самый эффектный костюм я наблюдала в Ла Скала: на молодых женщинах (возраст от 20 до 40) — брюки, хорошего сукна френч-пиджак чуть выше колен и большая золотая цепь с медалью.
Мой старый приятель — меломан Ренато, объездивший много оперных театров мира, рассказывает:
— Просто так в зал в Ла Скала ты не войдешь. Нужно ждать, пока до тебя дойдет очередь и важного вида капельдинер тебя персонально проведет до места. То же самое в «Опера Гарнье» в Париже. А у нас самые вежливые капельдинеры в Большом: если ты опоздал, тебя все равно проведут на твое законное место и, не дожидаясь конца балетной вариации или оперной арии, запустят на законное место.
Меломан со стажем уверяет, что в работе капельдинеров наших и их европейских коллег есть кое-какие отличия — там капельдинер никогда не посадит без денег своих знакомых или знакомых начальства — это категорически запрещено.
— У нас же бывает, что сажают, и даже в Большом театре, по поводу чего случаются скандалы: скажем, люди заплатили по 6–8 тысяч за билеты, а тут перед тобой ставят стул в проходе. Все конфликты происходят именно из-за желания сесть на дорогие места с дешевыми билетами. Хотя существуют цивилизованные способы: в Венской опере, например, минут за двадцать до начала спектакля капельдинеры быстро переписывают все свободные места в партере и на каждом этаже, а за пять минут до начала спектакля отдают их малоимущим, студентам, инвалидам.
Опоздавшие и плачут, и даже бьют нас
Сегодня цех капельдинеров резко обновляется. Профессия помолодела и рассматривается не как основной заработок, а скорее своего рода приработок для студентов. Небольшой, разумеется, но в качестве бонуса к нему прилагается театр как место культурное, с интересными людьми. В Студии театрального искусства Сергея Женовача я нашла капельдинера даже с актерским образованием. Илья — выпускник Щепки, в СТИ трудится уже три с половиной года.
— После выпуска я не нашел себя в актерской профессии, решил пойти в театр работать хоть кем-то. Был уверен, что временно, но… я не ухожу. Знаете почему? Таких театров, как наш, мало, а может, и вообще нет.
— За эти годы вы узнали тонкости и секреты работы капельдинера?
— Нашу работу в первую очередь можно назвать общением со зрителем. Ты не только с ними общаешься, а начинаешь дружить по жизни. Есть, например, такая замечательная тетя Роза, она называет себя моей бабушкой. Я к ней в гости езжу, мы вместе блины печем, чай пьем, я ей советую, какие фильмы посмотреть. Мне многие зрители пишут на FB, спрашивают, «как прошел спектакль» или «почему у вас была замена актера?» Сейчас, знаете, зрители все хотят знать. Когда человек попадает в театр и ему нужно что-то узнать, к кому он обращается? К билетеру. Хотя мне больше нравится название капельдинер.
Кстати, именно у Сергея Женовача капельдинер может почувствовать себя человеком, то есть артистом. Большой режиссер, мастер точного прочтения классики нередко свои спектакли начинает буквально с порога: так, на «Мастере и Маргарите» билеты у публики проверяют санитары из сумасшедшего дома, куда, как известно, помещен поэт Бездомный. А на «Трех сестрах» именно Илья со товарищи приглашает зрителей на именины к Ирине.
— Мне в других театрах ваши коллеги рассказывали, что часто приходится сталкиваться с хамством. У вас как с этим?
— Бывает, к сожалению, даже у нас. Как-то на входе одна женщина не смогла сразу в телефоне открыть электронный билет. Я корректно объяснил ей, как зайти в почту, но у нее не получилось. И тогда она стала в лицо мне тыкать телефоном, как будто я был виноват в ее неумении. Подошла ее дочь, все сделала и спрашивает у меня: «Сколько идет спектакль?». Так мать ее грубо оттолкнула: «Ты у него ничего не спрашивай. Он здесь для мебели стоит». Я на такие вещи не обижаюсь и про себя думаю: «У нас в фойе такая мебель дорогая, Александр Давидович Боровский ее долго собирал по антикварным магазинам. И раз я — мебель, значит, чего-то да значу». Очень зрители обижаются, что мы не пускаем в зал после третьего звонка, а мы не можем пустить, у нас же нет балконов, ярусов. И еще к тому же такие у нас спектакли, что если войдут во время действия, нарушится его целостность. А опоздавшие и плачут, и даже бьют нас.
— Вы это серьезно — рукоприкладство? С билетерами?
— Да, были такие истории. Или на «Мастере и Маргарите» опоздавшие так разозлились, что включили пожарную сигнализацию. Пришлось начинать спектакль заново, а Сергей Васильевич потом извинялся перед зрителями. Я общаюсь с коллегами из других театров, и они рассказывают, что зрители и ручки ломают у дверей, когда их в зал не пускают, и толкают билетеров, а те падают с лестниц. У нас все-таки приличная публика, и если мы с этим сталкиваемся, то это скорее исключение, чем правило.
Хорошо, что исключение и не все так трагично: в массе своей наша публика — культурная и даже не в пример европейской зимой берет в театр туфли, чтобы в храме не грязными сапогами по паркету... «Дети после спектакля «спасибо» мне кричат — как будто я спектакль ставила», — говорит Зинаида Гавриловна из «Театриума». А Лариса Матвеевна из Вахтанговского припоминает, как на днях подошли к ней трое молодых ребят, показали сторублевые билеты, но при этом вежливо попросили: «Вдруг в партер кто-то не придет, пожалуйста, посадите нас тогда», — я же вижу: студенты, денег мало, ну на второй акт их и посадила на откидные в партере. А после узнала, что они, оказывается, из Петербурга специально приехали на спектакль «Ветер шумит в тополях». Молодежь понимает, а вот со старшим поколением трудно разговаривать: ведь тому ветерану под 90 было».
Марина Райкина
