Жоэль Шапрон считает, что русские блокбастеры ничем не уступают американским, знает, что объединяет фильмы бывшего Советского Союза, и надеется, что французские кинематографисты будут работать в России. Об этом руководитель отдела Восточной Европы в Unifrance и отборщик Международного кинофестиваля в Каннах рассказал «Известиям» накануне старта очередного каннского цикла.
— Вы каждый год отсматриваете для Каннов новые российские фильмы. Наше кино становится лучше?
— С технической точки зрения — намного. Если речь идет о блокбастерах типа «Салют-7» или «Притяжения», они ничем не уступают качеством — я говорю о технологиях — аналогичной американской продукции. Это большой шаг вперед. Неудивительно, что подобные картины привлекают российских зрителей. Абсолютно нормально, что они отдают предпочтение своему кино, когда оно отвечает уровню международного.
Качество авторского кино тоже меняется к лучшему. Сегодняшние дебютанты лучше владеют профессией, чем те, кто дебютировал лет 10–15 назад. Я помню, как отсматривал для Канн фильмы, которые были сделаны абсолютно непрофессиональными людьми. Сейчас таких минимум. И если мы что-то не отбираем, то это не значит, что снято непрофессионально, а значит лишь то, что данный фильм не соответствует уровню Каннского фестиваля.
— К фестивалю этого года вы просмотрели несколько десятков фильмов с постсоветского пространства, а в различные секции Канн с вашей подачи вошло только пять. У форума настолько высокая планка?
— Мы получаем фильмы со всего мира и пять — с территории бывшего СССР — это много. Две российские, украинская, латвийская и грузинская картины: из них получился спектр абсолютно разных жанров, панорама того, что делается сегодня на постсоветском пространстве. Я был очень доволен именно широтой палитры.
— Национальную кинематографию СССР объединяло общее понятие — советское кино. Сейчас у этих фильмов есть что-то общее?
— На Facebook я опубликовал пост о пяти картинах из бывшего Советского Союза в Каннах-2019, а кто-то обиделся: как я мог их объединить? А что вообще объединяет фильмы? Скажем, Западной Европы или Азии? Я не знаю. А у фильмов постсоветского пространства, мне кажется, есть что-то общее. Страны, где они сняты, были частью одного государства. Сейчас стран 15, но всё равно что-то общее осталось.
Самоидентификация ведь напрямую связана с тем, в какой стране прошло детство, — скажем, в независимой Латвии или в Советском Союзе. Мне кажется, почти все, кто сейчас снимает кино, родились еще в СССР. Рожденные в СССР… Это какая-то печать.
Пройдет еще лет десять, и в кинематографе активно заявит себя постсоветское поколение. У него будут свои сюжеты, свои герои. А сейчас посмотрите — во всех фильмах есть персонажи, которым за 40, за 50 или за 60 лет. То, как их описывают уже на уровне сценария, тесно связано с их прошлым. На экране появляются люди, которые родились в СССР, выросли там, работали. За их плечами Советский Союз. Пока есть такие герои, эти картины не исторические. Это сегодняшнее кино.
— Почему вы назвали «Дылду» Кантемира Балагова лучшим российским фильмом этого года? Были же и другие достойные, тот же «Однажды в Трубчевске», который вы очень тепло представляли.
— Между лучшим и достойным есть разница. Мне кажется, что у Балагова кроме таланта режиссера и умения работать с актерами есть очень интересный взгляд на историю собственной страны. Тем более поразительный, что он, еще очень молодой человек, затронул далекую от него тему. Речь идет о женщинах, которые возвращаются с войны и пытаются войти в новую жизнь. Если «Теснота» — это жизнь близких ему поколений, его регион, то «Дылда» с реалиями послеблокадного Ленинграда от него далека. Но он все-таки сумел перешагнуть порог и занялся этой темой. Плюс там потрясающие актрисы, работа оператора — всё совпало.
Это не значит, что «Однажды в Трубчевске» плохое кино, но там все-таки нет такой силы, такого масштаба, притом что я очень люблю режиссера Ларису Садилову и мне нравится ее фильм. Но «Дылда» реально нас тронула. К тому же этой темы еще не было в кино, только в литературе у Светланы Алексиевич.
— А «Крылья» Ларисы Шепитько?
— Это совсем другое. У Шепитько прошло лет 15 после войны. Героиня уже более или менее освоилась с мирным бытом, стала директором училища. Но картин о том, как женщины, только что прошедшие войну, пытаются выжить, я не помню. А ведь то, что женщины пережили, как входили в послевоенную жизнь, очень тесно связано с историей России. И это важная тема, потому что практически нет стран, где женщины воевали бы на фронте. У нас во Франции они участвовали в Сопротивлении, но это всё же не фронт.
— Вы каждый год бываете в Онфлере на фестивале российского кино. Форум — региональный, дистрибуторы туда не заезжают. Есть ли у подобных форумов практическая ценность?
— Прокат — это фильмы по отдельности. А главной задачей таких фестивалей, в том числе фестиваля в Онфлере, является продвижение русского кино в целом. Только форумы, посвященные срезу конкретной кинематографии, в состоянии это сделать. Не могу сказать, что когда выходит, например, фильм Андрея Звягинцева или Кирилла Серебренникова, он представляет российскую кинематографию. Эти картины представляют сами себя. Поэтому фестивали, подобные Онфлеру, когда в конкурсе и вне конкурса присутствуют фильмы абсолютно разных жанров, так важны. Это кино для всех — кому-то что-то не нравится, кому-то нравится. Люди не теряют нить российского кинематографа — это главное.
— Вы привели интересную статистику — выяснили, какие русские фильмы предпочитают французы. Выяснилось, что им понравились «Лето» и «Нелюбовь». В то же время не вызвало отклика популярное в России «Движение вверх». С чем связан интерес вашей аудитории к авторскому кино?
— У этого интереса давняя история. Она началась в послевоенные годы и напрямую связана с изменением имиджа Советского Союза в сознании французов. Мы вместе победили в 1945-м. Был очень короткий период, буквально года два до начала холодной войны, когда советское зрительское кино пользовалось огромным успехом во Франции, именно потому что было снято людьми, победившими вместе с нами.
Потом был большой перерыв до XX съезда — и с 1956 года, благодаря некоторым фильмам, включая «Летят журавли» Михаила Калатозова, во Франции возрождается интерес к советскому кино, но уже к авторскому. Блокбастеры, например «Войну и мир» Бондарчука, французы тоже видели, но картины Чухрая, Калатозова пользовались большим успехом. Период с 1956 по 1966 год был, думаю, самым блистательным для советского кино во Франции. После пражских событий 1968-го интерес к нему начал падать — и чем хуже было с имиджем СССР в мире, тем сильнее ухудшалась посещаемость советских картин.
Но синефильский интерес к советскому сохранялся всегда — и, вместо того чтобы пойти по пути коммерческих фильмов Рязанова и Гайдая, мы пошли по авторской дорожке Тарковского, Параджанова, Муратовой, Германа и так далее. Она прокладывалась как раз в эти годы — конец 1960-х — начало 1970-х. А коммерческие советские картины так и не вернулись. Были редкие случаи, но они заканчивались провалом. Последняя попытка — «Ночной дозор». В 2004-м у нас его выпустила 20th Century Fox, и фильм собрал меньше зрителей, чем «Возвращение» Звягинцева. Тогда все подумали — если и Fox не может, то кто мы, чтобы выпускать подобные картины?
Могли бы, честно говоря, иметь успех «Статский советник», другие фильмы про Фандорина, все-таки XIX век: костюмы, анархисты, бомбы, приключения. Почему нет? Но это не фестивальные картины — мы не знаем ни одного актера, ни одного режиссера.
Мы понимаем, кто пойдет на Звягинцева и Серебренникова, но не представляем, кто пойдет на «Статского советника» и «Ночной дозор». Поэтому в их продвижение надо вложить намного больше, привлечь зрителя, который заинтересуется коммерческой картиной. Нужны рекламные ролики, дубляж. Это решается только деньгами.
— Кто должен платить?
— Прежде всего желание по-настоящему вложиться в экспорт своей кинематографии и реально помочь зарубежным дистрибуторам должно быть у российской стороны. Но пока наши кинодеятели голые, когда выбирают русскую картину. Им не помогают ни «Роскино», ни Фонд кино, ни посольство. Звягинцева приглашали во Францию за счет дистрибутора. А вот когда Фанни Ардан и Венсан Кассель были недавно в Москве и представляли свои фильмы, поездку организовывала французская сторона.
— В этом году во Франции вышло восемь российских фильмов, в то время как UniFrance продвигает в России от 50 до 60 ежегодно. Количество зависит от вложений?
— В основном да, но не только. Имидж французского кино всегда был положительным и в Советском Союзе, и в России. Мы никогда не теряли русского зрителя. Был период в начале 1990-х годов, когда люди вообще не ходили в кинотеатр, но всё равно наши картины показывали по телевизору. С возрождением российской кинофикации вновь появились и французские фильмы. Естественно, мы их продвигаем, вносим свой финансовый вклад. Российские дистрибуторы знают: мы всегда готовы помочь. А когда мы выпускаем русское кино во Франции, то не чувствуем никакой поддержки.
— Сейчас у есть масса возможностей смотреть кино на разнообразных носителях. Насколько велика в этом случае угроза прокату?
— Пока новые носители не ставят под угрозу посещаемость кинотеатров, как ни странно это звучит. По статистике в этом году во Франции будет больше зрителей в кинозалах, чем в прошлом, и, может быть, больше, чем в позапрошлом. Положительным фактом считаю то, что стриминговые платформы покупают российские блокбастеры, но это не угроза для кинопроката, поскольку там их нет. Для авторского кино носители — шанс пересмотреть или догнать упущенное в кинотеатрах. И хорошая возможность смотреть фильм не в ущерб кинотеатральному показу.
— В России внедряется система ребейтов, позволяющая вернуть часть затраченных на съемки средств. Стала ли наша страна более привлекательной площадкой для зарубежных кинематографистов, в частности, французских?
— На сегодняшний день нет, это слишком недавно произошло. Вполне возможно, я смогу подробно ответить на этот вопрос в следующем году или через год. Ребейты уже практиковались во Владивостоке, Санкт-Петербурге, но мало кто из наших кинематографистов знал об этом. Сейчас пошла рекламная кампания, продюсеров приглашали в Москву, показывали и рассказывали. В этом плане всё хорошо.
Я пока не вижу результатов, но это неудивительно, всегда нужно время. К тому же в России есть ряд других проблем — например, визы. Знаю, что он решается, но и для этого нужно время. Плюс страховка, стоимость гостиниц. Если московские гостиницы стоят так дорого, насколько выгодно французам снимать в Москве? Посмотрим, что будет дальше, это только начало. И я рад, что Россия занимается этими вопросами.
Светлана Наборщикова
