Пятьдесят лет назад, 18 мая 1959 года, на
Впереди было почти полвека творчества, борьбы, лишений, опалы, эмиграции, возвращения, признания, всемирной славы — и всё это безусловно началось с успеха «Ивана Денисовича».
3 августа 2008 года, в 23:50, на
Ничего удивительного в том, что на
Слово «срок» неизбежно тянет за собой цепь ассоциаций:
Мы говорим Солженицын — подразумеваем «Архипелаг ГУЛАГ».
Именно это, собственно, и останется от Александра Исаевича — «писателя, публициста, общественного деятеля», как говорится в энциклопедиях. Тяжёлая планета «Архипелага» и родственные ей спутники — роман «В круге первом», два рассказа — про Ивана Денисовича и Матрёнин двор. Возможно, выживет и «Раковый корпус».
Остальное — даю самоуверенный прогноз — будет забыто.
Стихотворения, цикл миниатюр «Крохотки», пьесы, эпопея про красное колесо и всё то, что называется «огромным публицистическим наследием», — словом, процентов восемьдесят написанного Александром Исаевичем за всю жизнь, — уйдёт «тёмной материей» в архивы, станут предметом изучения узких специалистов.
Вроде бы это грустно.
А с другой стороны — чем раньше забудется второстепенное, тем скорее сойдёт на нет и основанное на этом второстепенном, абсолютно ненужное «
Это «
Солженицына обвиняли в стукачестве — мол, во время заключения он таки писал доносы под псевдонимом Ветров, а утверждает, что не писал. Обвиняли в том, что он практически не воевал, не был на передовой.
Искали компромат в личной жизни — нарыли, что в армии была «походно-полевая жена», упрекали, что бросил первую, ну и так далее.
Пока Александр Исаевич Солженицын считался Главным Русским Диссидентом (деля, впрочем, это место с более «безусловным» Андреем Дмитриевичем Сахаровым), критика с либеральной стороны была как бы с оглядкой — не вредит ли она общему делу борьбы против советского строя? Вот когда советский строй развалился — известно мнение, что «Архипелаг ГУЛАГ» этому серьёзно способствовал, — «зоилы» пошли в новую радостную атаку на Солженицына.
Он вернулся в Россию в 1994 году — упрекнули, почему не сразу, чего выжидал.
Выступил в Думе перед озабоченными «первоначальным накоплением» депутатами — никто его толком не слушал (как за пять лет до того не выслушали и Сахарова), старого, оторванного от жизни идеалиста.
По той же причине — могучий старик «не сёк фишку» в краю малиновых пиджаков — в насмешливое небытие провалились его книги «Как обустроить Россию», «Россия в обвале» и нравственные проповеди по телевизору.
Легендарный герой, чужой и ненужный, стал особо лакомой мишенью для товарищей стервятников, санитаров леса.
Главной червоточинкой, которая и позволила вновь и вновь вгрызаться «румяным критикам, насмешникам толстопузым», был «антисемитизм» Александра Исаевича.
Литератор Владимир Войнович (вообще склонный сводить в своих книжках личные счёты — например, обрушился в своё время целой повестью «Иванькиада» на чиновника, обошедшего его в очереди на квартиру в писательском кооперативе) сначала высмеял Солженицына в романе-фельетоне «Москва-2042», затем написал книжку «Портрет на фоне мифа» — первый серьёзный удар «либеральной интеллигенции» по Солженицыну. Одно из примечательных в этой книжке (тут вообще лейтмотив всей критики) — где Войнович упрекает Солженицына в том, что он перечисляет имена главных начальников строительства Беломорканала — а они все еврейские: мол, ну нашёл бы, ну постарался бы, хоть одно русское или ещё какое имя («Неужели среди начальников Беломора вообще не было русских, татар, якутов или кого еще?») — вот их бы и выложил, а этих — не надо.
А главное «ату» пошло, знамо дело, после вышедшей в начале
Теперь всё это неважно. «После смерти начинается история», как справедливо заметил Довлатов.
Будет ли она, история, благосклонна к Александру Исаевичу как к «великому писателю земли русской», ВПЗР, как иронически назвал его тот же Войнович (к которому история, впрочем, будет и вовсе равнодушна)?
Солженицына станут помнить, повторюсь, прежде всего как автора грандиозной работы «Архипелаг ГУЛАГ», а работа эта в первую очередь всё-таки не писательская, а скорее журналистская: сбор информации, обработка, комментарий. Этого, впрочем, достаточно для бессмертия.
Ещё Солженицыну не повезло (может быть, пока не повезло) с экранизациями — самым эффективным в последние десятилетия способом «продвинуть искусство в массы».
Самый кинематографичный его роман, полагаю, «В круге первом». Рай для режиссёра, визуальное пиршество и, если говорить штампами, «галерея ярких образов». Прочитайте — если кто не читал — роман, убедитесь.
Представьте «гламурного подонка» той поры, молодого денди-дипломата Иннокентия, вдруг решившегося, в
Феерия великолепных образов. А в итоге имеем абсолютно забытую скромную киноподелку, кое-как снятую в
Не получается достойно экранизировать Солженицына. Почему? Не хочется или не можется?
Одно рассуждение в «Архипелаге ГУЛАГ», возможно, многое на этот счёт проясняет:
«Наши русские перья пишут вкрупне, у нас пережито уймища, а не описано и не названо почти ничего, но для западных авторов с их рассматриванием в лупу клеточки бытия, со взбалтыванием аптечного пузырька в снопе проектора — ведь это эпопея, это еще десять томов „Поисков утраченного времени“: рассказать о смятении человеческого духа, когда в камере двадцатикратное переполнение,а параши нет, а на оправкуводят в сутки раз! Конечно,тут много фактуры, им неизвестной: онине найдут выхода мочиться в брезентовый капюшон и совсем уж не поймут совета соседа мочиться в сапог! — а между тем это — совет многоопытной мудрости,и никак не означает порчи сапога, и не низводит сапог до ведра. Это значит: сапогнадо снять,опрокинуть, теперь завернутьголенищенаружу-ивотобразуетсякругожелобчатая, такая желанная ёмкость! Но затосколькимипсихологическими извивами западные авторы обогатили бы свою литературу (без всякого риска банально повторить прославленных мастеров), если бы только знали распорядок той же минусинской тюрьмы: для получения пищи выдана одна миска на четверых, а питьевой воды наливают кружку на человека в день (кружки есть). И вот один из четверых управился использовать общую миску для облегчения внутреннего давления, но перед обедом отказывается отдать свой запас воды на мытье этой миски. Что за конфликт! Какое столкновение четырех характеров! какие нюансы! (И я не шучу. Вот
так-то и обнажается дно человека. Только русскому перу недосуг это описывать, и русскому глазу читать это некогда…)».
Да, русскому перу недосуг, русскому глазу некогда… Продвинутым русским перьям и глазам предписано по поводу таких вещей иронически хмыкать: чернуха, мол, на невзыскательный вкус рассчитанная. Не так давно местная кинематографическая тусовка «прокатила» пронзительный фильм «Бабуся» — мол, «снят для иностранцев». Та же тусовка с брезгливым недоумением относится к фильмам Павла Лунгина — настоящей «энциклопедии русской жизни».
Солженицын — со своим «ГУЛАГом», с простым Иваном («в
По некоторым данным, заключённых в нынешней России больше, чем в сталинские времена, ну а насколько быт лагерей ГУИНа отличается в лучшую сторону — судить только самим заключённым. Насколько можно понять по тому, что просачивается в народ и прессу, принципиальных отличий нет. Но не волнует это нашу гламурную тусовку — и не понимает она, почему это волновало Солженицына.
Александр Исаевич достаточно проехался по «образованцам». Процитирую здесь не самый известный фрагмент «Архипелага ГУЛАГ»:
«В Советском Союзе это слово [интеллигенция. — Авт.] приобрело совершенно извращенный смысл. К интеллигенции стали относить всех, кто не работает (и боится работать) руками. Сюда попали все партийные, государственные, военные и профсоюзные бюрократы. Все бухгалтеры и счетоводы — механические рабы Дебета. Все канцелярские служащие. С тем большей легкостью причисляют сюда всех учителей (и тех, кто не более, как говорящий учебник, и не имеет ни самостоятельных знаний, ни самостоятельного взгляда на воспитание). Всех врачей (и тех, кто способен только петлять пером по истории болезни). И уж безо всякого колебания относят сюда всех, кто только ходит около редакций, издательств, кинофабрик, филармоний, не говоря уж о тех, кто публикуется, снимает фильмы или водит смычком. А между тем ни по одному из этих признаков человек не может быть зачислен в интеллигенцию. Если мы не хотим потерять это понятие, мы не должны его разменивать. Интеллигент не определяется профессиональной принадлежностью и родом занятий. Хорошее воспитание и хорошая семья тоже еще не обязательно выращивают интеллигента. Интеллигент — это тот, чьи интересы и воля к духовной стороне жизни настойчивы и постоянны, не понуждаемы внешними обстоятельствами и даже вопреки им. Интеллигент — это тот, чья мысль не подражательна».
Вечная память истинному интеллигенту, автору «Ивана Денисовича» и «Архипелага ГУЛАГ» Александру Исаевичу Солженицыну.
