Во вторник в самом большом и самом парадном выставочном зале Зимнего дворца, Николаевском, открылась выставка «Эпоха Рембрандта и Вермеера. Шедевры Лейденской коллекции». Выставка переместилась в Петербург из Москвы и пополнилась тут восемью работами из Эрмитажа, которые, как знак качества, удостоверяют немыслимый в современном коллекционерском мире уровень собрания американской четы Каплан. Рассказывает Кира Долинина.
Хозяев у «Лейденской коллекции» двое — американский миллиардер Томас Каплан и Дафна Реканати-Каплан, происходящая из знаменитой израильской семьи банкиров. Однако на людях за свое собрание представительствует один лишь муж, жена предпочитает оставаться в тени. Лицо у самой молодой и самой знаменитой на сегодня частной коллекции старого искусства, таким образом, очень определенное: 55-летний красивый джентльмен, с оксфордским выговором, учебой в Швейцарии и Англии, несколькими годами жизни во Франции, устойчивым бизнесом по инвестированию в добычу самых стабильных металлов (золото, серебро, платина) и тремя детьми. Акула капитализма, селфмейдмен, отлично вложивший и многократно приумноживший деньги своей богатой жены.
Томас Каплан произносит вкрадчивым голосом выверенные до блеска фразы, нигде не перегибает с комплиментами, но и не забывает поблагодарить ни одного из участников процесса, шутит изящно, помнит о своем еврействе и отдает ему должное, но спокойно увлекается вроде бы далекими от этого европейским искусством и связями с арабскими странами. Он историк по образованию и к каждой из своих страстей подходит фундаментально: будь то голландское искусство XVII века или коллекционирование истребителей Второй мировой войны. Эта-то правильность в каждом жесте и обеспечила уникальность его собранию — тут все как по маслу.
Капланы начали собирать голландское искусство в 2003 году. Рассказ о том, что Рембрандт поразил мальчика в Музее Метрополитен еще в шестилетнем возрасте, слишком банален, а вот то, что коллекционировать Томас Каплан начал по совету своей умной, конечно, российского происхождения израильской тещи, куда более убедительно. Тем более что жена к тому времени уже давно увлекалась европейской мебелью 1940–1950-х годов. Томас Каплан рассказывает, что совет собирать ему дал не кто иной, как сэр Норман Розенталь, прославивший Королевскую академию художеств в Лондоне своими провокационными выставками. Понятное дело, что Розенталь имел в виду прежде всего коллекционирование современного искусства, но Каплан признался в любви к голландскому Золотому веку. То, что вещи этого периода, включая самого Рембрандта, нередкие гости на рынке, стало для бизнесмена откровением. Принялся за дело он как настоящий биржевой бык: первая картина, кисти Геррита Дау, была куплена Капланами в 2003 году; первые пять лет покупки совершались практически каждую неделю. По скорости и интенсивности собирания всего, что только есть интересного на рынке, Капланов называли «пылесосами». А за бездонный кошелек их активность The New York Times сравнила с «кутежами» великих коллекционеров прошлого.
Капланам такое сравнение нравится: почти за 15 лет своего собирательства они приобрели около 250 работ, из них 14 полотен Рембрандта. Отбор исключительно субъективный. Капланы покупают вещи учителей и учеников Рембрандта, композиции должны быть с людьми, никаких натюрмортов или пейзажей, сюжеты довольно часто нравоучительны, много портретов. Как и положено хорошему собранию, это похоже на своих хозяев.
В Эрмитаже «Лейденской коллекции» (с принципиальной скромностью названной не именем коллекционеров, а по имени родного города Рембрандта и многих художников его круга) очень хорошо. Но и страшно: в рембрандтовском наследии Амстердам — это «Мекка», а Эрмитаж — «Медина» (отменная шутка Каплана), именно тут самое большое собрание его работ за пределами Нидерландов, да и все остальные голландцы тут блистательные. Однако никакого самоуничижения не получилось. Уверенность Капланов в качестве своего собрания получила подтверждение в виде прямых аналогий из эрмитажного собрания. А Ян Ливенс так и вовсе стал открытием даже для искушенной эрмитажной публики. Полутемный Николаевский зал освятил, вслед за Лувром и ГМИИ, этот проект. Зрелище получилось великолепное. Томас Каплан, кстати, виртуозно сравнивает себя как коллекционера с Екатериной Великой. Нет-нет, ну не совсем, конечно, но ведь коллекционерский натиск и скорость и впрямь с императорским размахом.
