Родители медсестры из Петербурга Марии Тишко полгода боролись с чиновниками за то, чтобы умершую от коронавируса дочь признали медицинским работником и сделали семье соответствующие выплаты. Они рассказали о том, через что пришлось пройти.
Жизнь 30-летней Марии Тишко была незаметной и короткой. Она работала медсестрой в петербургском госпитале для ветеранов войн. Ухаживала за пенсионерами, инвалидами. На личную жизнь времени не оставалось.
Мария умерла 15 апреля, в разгар первой волны коронавируса. Ее родителям не принесли соболезнования, на сайте госпиталя не опубликовали некролог, а саму Марию не включили в список медиков, скончавшихся от COVID-19.
Первый разговор с родителями Марии Тишко у нас состоялся месяц назад.
- Почти полгода мы пытаемся доказать, что Маша заразилась на рабочем месте, но нас не слышат, - рассказывала Маргарита Степановна, мать умершей. – После смерти дочери нам никто не позвонил из госпиталя, соболезнования не высказал. Как будто не было человека. Настолько обидно.
Мария была единственным ребенком в семье Тишко. После школы поступила в медучилище, затем устроилась работать в питерский госпиталь для ветеранов войн. Марию определили медсестрой в отделение травматологии.
- Работа была тяжелая, пациентов много, в основном, лежачие. Маша хрупкая девочка, ей нелегко было поднимать, таскать на себе больных, - продолжала собеседница. – Дочь стала часто плакала, жаловалась на усталость. Я ее подбадривала: «Терпи, всему научишься». Теперь корю себя за эти слова.
Позже Марию перевели на работу в отделение неврологии.
- Она так обрадовалась переводу. В том отделении были ходячие пациенты, работать дочери стало легче. Коллектив ее принял. Пять лет Маша там отработала. А в конце 2017 года в госпитале сменился начальник. По слухам, кому-то понадобилось место моей дочери. Маше предложили уволиться. Она спорила с руководством, не понимала, за что. За все годы службы у нее не было ни одного нарекания, ни одного прогула, лишь один раз брала больничный. Ей выносили благодарности, у нее много грамот. Заявление об уходе Маша наотрез отказалась подписывать.
Марию все равно отстранили от должности медсестры, перевели медрегистратором в реабилитационный центр госпиталя.
- Дочка надеялась, что работа медрегистратором временная. Надеялась, что рано или поздно ее вернут на прежнее место, - вспоминала Маргарита.
- Что входило в обязанности медрегистратора?
- Она оформляла пациентов, тяжелых сопровождала к врачам. Делала все, о чем просили. Вела учет персонала, часто брала работу на дом. Маша ответственно подходила к делу, считала, что везде должен быть порядок.
- Сколько она зарабатывала?
- Официальная ее зарплата составляла чуть больше 27 тысяч рублей. Она так билась, держалась за работу… Чтобы потом там же и умереть.
«Я умираю, внутри такая боль»
Весной Питер накрыла эпидемия коронавируса. В медучреждениях рабочих рук не хватало. Марию попросили взять на себя дополнительную нагрузку, женщину обязали приезжать в госпиталь к 7 утра, измерять температуру сотрудникам и пациентам.
- Надо значит надо. Маша не отказалась от нагрузки, - продолжала Маргарита. – С 7 до 9.30 она измеряла температуру у пациентов и сотрудников клиники. В один из дней она вернулась с работы, плохо себя чувствовала. Градусник показал 37,5. На ночь дочь приняла таблетки. Утром вроде все прошло. Отправилась на работу со словами: «На мне такая ответственность, не могу подставлять людей».
Днем у нее снова подскочила температура до 38,9. Когда она пришла домой, то в коридоре сползла по стенке: «Я умираю, у меня внутри такая боль». Мы вызвали "скорую". Врачи пожали плечами: наверное, простыла. Выписали лекарства. Мы с мужем всю ночь не отходили от кровати дочери. Сбили температуру до 37.
На следующий день к Марии пришла терапевт из поликлиники. Выписала антибиотики.
- Вроде стало полегче, но температура постоянно скакала. Маша продолжала жаловаться на боль внутри, повторяла, что ничего подобного никогда не испытывала. Через пять дней она стала задыхаться. В ночь на 7 апреля мы вызвали скорую. Врачи заподозрили пневмонию, решили госпитализировать. Маша попросилась в свой госпиталь, где она работала. «Мне там легче будет, свои не бросают», - повторяла она. В тот день мы ее последний раз видели.
Марию Тишко сразу положили в реанимацию.
- Муж каждый день звонили заведующей реанимацией, ему постоянно отвечали: «Вы готовьтесь, мы ее не вытянем, у нее все плохо». 16 апреля Маша умерла. Как рассказывала ее коллега, дочь отключили от аппарата ИВЛ и повезли на КТ. Но не довезли. Случился обширный инфаркт. В свидетельстве о смерти указали - COVID-19.
«Она ведь больных принимала, а не картошку фасовала»
– После похорон мы приехали в отдел кадров госпиталя, где работала дочь, чтобы закрыть ее трудовую книжку. Там я поинтересовалась, положены ли нам официальные выплаты. И услышала: «Ничего вам не положено. Ваша дочь не медик». Я опешила. Она ведь больных принимала, а не картошку фасовала.
Через некоторое время я обратилась в отдел соцстрахования. Мне пояснили, что комиссия Роспотребнадзора будет выяснять у эпидемиолога госпиталя ветеранов, где находилось рабочее место дочери, кем она там числилась и могла ли она подхватить инфекцию на рабочем месте. Прошел месяц. С нами никто не связался. Мы сами позвонили в Роспотребнадзор узнать, как продвигается наше дело. И услышали знакомый ответ: выплаты вам не положены, ваша дочь не медик. А кем же она тогда была?
История Марии Тишко дошла до журналистов.
- Мы не стали ничего скрывать от прессы, рассказывали, как есть. Вышло несколько публикаций - и опять тишина. Люди много писали о нашей трагедии в соцсетях, но дело не двигалось. Нас будто не существовало.
Через некоторое время, семья Тишко связалась с Комитетом Здравоохранения. Записались на прием. В назначенное время явились. И снова услышали: выплаты не положены.
- Я все ждала, что нам позвонит руководство госпиталя, где Мария работала, поддержат нас, принесут соболезнования, хотя бы пару слов скажут, может, совесть у людей проснется. Нет. Ни одного звонка. Даже на сайте госпиталя не опубликовали некролог.
Многие бывшие коллеги Маши узнали о ее смерти из соцсетей. Мы до сих пор не смирились с потерей дочери. Плачем с мужем постоянно, успокаиваем друг друга по очереди. Больше никого у нас нет, вдвоем остались.
«Зачем вы нас гоняете, у нас нет сил»
С того разговора с Маргаритой Тишко прошел месяц. Мы не публиковали текст, все ждали, вдруг что-то изменится. Два дня назад мы снова связались с женщиной.
- Пару недель назад на нас неожиданно вышел следственный комитет, - рассказала Маргарита. - Прокурор нашего района сообщил, чтобы они пока открыли административное дело по нашему поводу. Я дала показания, рассказала, как все было. Нам пояснили, что в госпиталь отправляют следователей, те будут выяснять детали, опрашивать сотрудников о том, какую функцию выполняла Мария, с кем контактировала.
- Вам из госпиталя так и не позвонили?
- Начальник отдела кадров вызывал наc с мужем. Мы пришли. Нам зачем-то стали объяснять, почему Машу перевели из медсестер в регистраторы. Оправдывались, что хотели облегчить девочке условия труда. Я им сказала: «Зачем вы нас гоняете, треплете нервы, у нас нет больше сил». С этим мы и ушли.
- От прокуратуры пока нет новостей?
- Пока тишина. Наверное, про нас опять забыли. Мы уже не знаем, к кому обращаться. Нам посоветовали записать видеообращение к Путину. Сейчас с мужем составляем текст, даже не представляем, как правильно действовать. Не знаю, что их этого выйдет. 15 октября полгода, как нет с нами Машеньки. А мы все продолжаем бороться. Наверное, уже нет смысла. Как думаете?
Маргарита ошибалась. 20 октября семья получила письменное распоряжение от Администрации Невского района Санкт-Петербурга «о предоставлении социальной поддержки в виде единовременной выплаты в размере 1 миллиона рублей членам семьи медицинского работника, пострадавшего вследствие оказания помощи пациента с ковид».
На то, чтобы покойную Марию Тишко признали медиком, ее родителям потребовалось полгода унижений.
Ирина Боброва
