В наступающем году в прокат выйдет документальный фильм о самой, пожалуй, скандальной, мифологизированной и трагической фигуре среди русских коллекционеров — Николае Харджиеве (1903–1996). Фильм назван «Последний русский футурист», что ставит ученого и собирателя в ряд с теми, чьим единственным наследником и правопреемником он себя почитал. На предпремьере в Санкт-Петербурге побывала Кира Долинина.
Николай Харджиев был филологом и писал о литературе русского футуризма (прежде всего он является крупнейшим специалистом по Хлебникову, Маяковскому и Крученых). Но общаться и дружить предпочитал с художниками — с Малевичем, Татлиным, Матюшиным, Митуричем, Бурлюком и многими другими. Его профессией были слова, но жизнь свою он строил из образов, образов художественных и жизнетворческих. Про друга своего Татлина он как-то сказал: «Татлин был человеком с чудовищным характером — маньяк, боялся, что у него украдут какие-нибудь профессиональные секреты». Говорил будто про себя самого. И если украсть у Татлина можно было только идею, то у Харджиева действительно было чем поживиться. О его коллекции в Москве ходили легенды, но никто не знал во всей полноте, что в ней имеется. Узнали, когда уже было поздно — коллекцию почти всю разворовали, а архив почти во всей своей полноте только недавно стал доступен исследователям после долгих пертурбаций с таможней, нелегальным вывозом, торжественным возвратом в Россию, запретом доступа на 25 лет.
История Харджиева, конечно, тянет не просто на документальный фильм, а на высокобюджетный голливудский байопик. Чего стоят истории, как он убирал с фотографий «лишних» в его представлении людей, чтобы остаться на каноническом изображении вдвоем с Малевичем. Или образ шведского слависта Бенгта Янгфельдта, который из почтенного ученого и друга Бродского в этой истории перевоплощается в нуарного скандинавского злодея, укравшего у стариков четыре работы Малевича. А шикарная блондинка Кристина Гмуржинска, владелица галереи Gmurzynska в Кельне, которая обаяла Харджиева и за смешные $2,5 млн получила в свое распоряжение полотен на сумму как минимум в десять раз больше! А инфернальный русский актер-эмигрант Борис Абаров, сплошной стеной окруживший Харджиева и его жену Лидию Чагу по приезде 90-летней четы в Амстердам и ставший вдруг наследником коллекционера! Про случайность или нет смертельного падения Лидии Чаги с лестницы мы не узнаем никогда. Но заброшенная могила с кириллическими буквами на амстердамском кладбище Зоргфлит остается немым упреком.
Фильм, поставленный молодым режиссером Лилией Вьюгиной, рассказывает, в общем, уже известную историю. Известную на родине Харджиева по многочисленным публикациям, а за рубежом по жесткой книге-расследованию голландской журналистки Хеллы Роттенберг. То есть не в фактах тут дело, хотя история ограбления одинокого сумасбродного старика, который всю жизнь никому не доверял и даже почтальону дверь приоткрывал через цепочку, в любом изложении омерзительна. Но через голоса, свидетельства, стены бывшей квартиры Харджиева на Пречистенке, через откровенную ложь в камеру Бориса Абарова, бегающие глаза сотрудников голландского фонда «Харджиев—Чага» все это приобретает совершенно инфернальный характер.
Харджиев был, как говорят, сам не невинен. Разные люди, вдовы и наследники интересовавших его персонажей, много раз обвиняли его в том, что он брал и не возвращал те или иные документы. Его проклинали не раз и не два. Одного только страстно выплюнутого в сторону Харджиева Надеждой Мандельштам определения «евнух и мародер» хватило бы на то, чтобы убить добрую память о любом. Тот факт, что у Харджиева не было ни единого документа, подтверждающего его права на живописные работы из его коллекции, которые у него потом будут украдены, стал ловушкой, в которую он сам и попал: опротестовать их продажу почти невозможно.
Капризный, невыносимый, ругающийся на всех и вся, отказывающий даже словам в их праве на существование: «Серебряный век — миф», Родченко — «дрянь и ничтожество полное», Филонов — «маньяк, безумное существо», Шварц — «дурак, пошлятина, буржуазный господин». Скупой рыцарь русского футуризма, дрожавший над каждым из тысяч своих листочков, одного себя считавший достойным с ними работать. Но даже самая длинная человеческая жизнь оказывается конечной, и конец его был страшен. И большинство его «листочков» так и не вошли в научный оборот. Теперь, после издания трехтомника его архива, все меняется. Не меняется только вот эта непробиваемая тьма над историей Харджиева. Вроде бы уже почти все знаем, основные воры известны, а большие солидные музеи нет-нет да купят черт знает у кого картины, происходящие из харджиевского собрания. Как будто никто не боится за свою репутацию. И это в век, когда вроде бы музеи на печальном опыте узнали, что бывает, когда хранишь неправедно отобранную собственность. Все узнали, но туман над русским авангардом от этого знания слабей не стал. Тут можно только еще и еще раз напоминать. Что, собственно, фильм Вьюгиной и книга Роттенберг и делают.
Кира Долинина
