Сахар вреден, сомнений в этом нет и быть не может уже. Растёт число больных сахарным диабетом, однако потреблять его мы не стали меньше. Почему?
Данила Трофимов, редактор 1001.ru
О том, что сахар вреден, известно уже более ста лет. С тех пор его потребление выросло в 10 раз. А редкие прежде заболевания — атеросклероз, рак и диабет — возглавили список самых смертоносных.
Локальная медицинская новость возымела международный резонанс. Один из диетологов был настолько шокирован, что заявил: «Эти результаты ставят под сомнение данные о количестве умственно отсталых среди взрослого населения стран первого мира».
Проблема, конечно, не в IQ родильниц. Радикального пересмотра требуют более фундаментальные вещи. Прежде всего — статус производимых индустрией сахаров в огромном списке потребляемых нами веществ. Нынешний статус давно уже не соответствует научным данным.
Благодаря такой отсталости пищевая промышленность, словно совсем уж дурная мамаша, закормила человечество сахарами до беспрецедентного уровня смертности от сердечно-сосудистых заболеваний. Если бы к сладостям применяли те же стандарты безопасности, что и к пресловутым «лёгким наркотикам», содержащие сахара изделия продавались бы отдельно от настоящих пищевых продуктов, с предупреждением Минздрава на упаковках. И только совершеннолетним гражданам.
Униженные злым диетологом австралийские мамы, должно быть, уверены, что простые углеводы промышленного производства являются пищей. Мамы ошибаются. К пище относятся дары природы, содержащие различные сахара в приемлемых для здорового человеческого метаболизма количествах. А вот пищевая ценность рафинированного сахара близка к нулевой. В нём почти нет нутриентов, одни калории. Якобы полезный коричневый тростниковый сахар содержит некоторое количество минеральных веществ и витаминов, но и это не делает его пищевым продуктом. Сахарозы в нём столько же, сколько в рафинированном свекловичном. Капля клюквенного сиропа в стакане водки не превратит последнюю в витаминный напиток.
Конечно, сахара, которыми в изобилии потчует нас всемогущая пищевая индустрия, химически идентичны натуральным. Они имеют ту же формулу, что и содержащиеся во фруктах, ягодах, мёде. Добывают их из природных источников — свёклы, тростника, кукурузы. И тем не менее промышленные сахара — совсем другая история.
От медицины к рабству
Она началась с древних индийцев, придумавших способ выделять из сахарного тростника кристаллическую сахарозу. Древние индийцы очень отличались от европейцев. Они не стали засаживать весь Индостан сахарным тростником, чтобы вкушать кондитерские изделия на завтрак, обед и ужин. Вероятно, индийскую экосистему спасли обилие сладких фруктов и природная лень аборигенов. До Нового времени сахар оставался редким и дорогим продуктом в основном для медицинского применения — им подслащивали горькие лекарства и высушивали раны.
Но когда индийской технологией овладели пассионарные белые люди, наступила эпоха сахаромании. Одержимость сладкими кристаллами достигла такой мощи, что специально для их производства Европа возродила рабовладение древнеримского, латифундийного, типа.
Это очень интересный момент. Масштабное использование рабского труда — дело довольно хлопотное. Европейская цивилизация отказалась от него на заре Средневековья не из гуманистических побуждений, а из-за нерентабельности. И вернулась к нему через тысячу лет не ради экзотических картофеля, томатов или кукурузы. Даже не ради дорогих специй. Энтузиазм, с которым европейцы создавали рабовладельческие плантации сахарного тростника, сравним лишь с рвением наркопроизводителей, уверенных в своей баснословной прибыли.
Наркокалории
Считать сахар наркотиком, пусть и лёгким, — крайность. Такая же, как и считать его пищевым продуктом. Проблема не в химической формуле сахара, а в сформировавшейся за четыре сотни лет традиции его употребления. Она по сути наркотична. И питательная ценность простых углеводов, снабжающих клетки энергией, тут ни при чём. Так уж устроен человеческий организм, что не только химическая формула, но и происхождение, размер дозы, способ и цель приёма вещества имеют огромное значение.
Запрещая или ограничивая употребление какой-либо субстанции, общество руководствуется в первую очередь её психоактивными свойствами. Насколько они опасны для социального гомеостаза? Не станет ли кайфующий проблемным паразитом из-за своего пристрастия? Физиологический вред учитывается лишь во вторую очередь. А натуральность вещества не играет роли вообще.
Диметилтриптамин натуральней некуда. Он химически родственен серотонину, вырабатывается шишковидной железой (эпифизом). Но экзогенный ДМТ — мощнейший галлюциноген, находится в одном запретном списке с героином. Социум строго следит за происхождением, размером дозы и целью приёма этого загадочного вещества, даже не изучив его как следует.
А вот рафинированными углеводами мы вольны нагружаться в любых количествах. Ведь тут нам грозят не ужасные потусторонние гномы, а всего лишь нарушение обмена веществ, атеросклероз, и то в неопределённом будущем. Что касается зависимости — стоит ли воспринимать её всерьёз? Пищевая индустрия добавляет сахар даже в острые соусы. Ненароком оказаться «на чистяке» у нас не получится. Хотя сладкоежку, решившего совсем завязать, ждут вполне реальные мучения.
Ещё 25 лет назад доктор Дженис Фелпс в своей знаменитой книге «Скрытая наркомания» расставила точки над «i»:
«Люди, о которых мы пишем, — это люди с синдромом пристрастия, действительно пристрастившиеся к одному из самых сильных веществ, которое можно найти везде и всюду, — к рафинированному сахару. Их пристрастие к сахару — это реальная, вредная, весьма губительная для здоровья привычка, столь же изнуряющая, как и пристрастие к любому другому веществу. Как и во всяком пристрастии, в случае необеспечения себя этим веществом они страдают явно опознаваемыми симптомами лишения; как и во всяком пристрастии, процесс утоления их физиологического голода химическим веществом разрушителен для тела; и как и во всяком пристрастии, может наступить момент, когда обеспечение веществом станет столь же мучительным, как и лишение его. Цикл химической зависимости укоренится и станет невыносимым».
Эта цитата взята не из оригинала, а из книги американского этноботаника и философа Теренса Маккенны «Пища богов» (пер. Р.К. Сергачёва). В ней дан весьма своеобразный анализ истории взаимоотношения человечества с различными психоактивными веществами. Сам Маккенна высказался о сахаре так:
«Злоупотребление сахаром — привычка, менее всего обсуждаемая в мире и наиболее распространённая. И это одна из тяжелейших привычек к искусственному удовольствию. Приверженцы сахара могут придерживаться постоянного потребления в умеренных количествах, а могут быть и такими, что наедаются до отвала. Примерами серьёзности пристрастия к сахару служат субъекты, способные в избытке поглощать насыщенную сахаром пищу, а затем вызывать рвоту или пользоваться слабительным, чтобы позволить себе съесть сахара побольше. Представьте себе, что бы произошло, если бы подобная практика была связана с героином. Насколько более одиозным и коварным оказалось бы тогда его потребление!»
Фелпс зарабатывает лечением зависимостей, Маккенна вообще был не от мира сего. Не сгустили ли эти предвзятые авторы краски?
В 2008 году учёный Барт Хоубел из Принстонского университета доказал наркотичность больших доз сахара классическим научным способом — на лабораторных крысах. Первоначальное обжорство сахаром сопровождалось у грызунов выбросом дофамина. Через определённое время его уровень снижался, и крысы увеличивали и без того огромную дозу сахара. Резкую отмену они переживали очень тяжело, по-наркомански. Даже пытались лечиться алкоголем. Когда же доступ к сахару возобновлялся, крысы пожирали ещё большее количество сахара, чем раньше.
Так что сравнивать тростниковых плантаторов Вест-Индии с наркоторговцами — не натяжка. Рабовладельцы Нового времени поставляли на рынок сахарные головы не для того, чтобы обеспечить калориями голодающее население Европы. Первоначально дорогой сахар был доступен лишь сытой элите. Приятный вкус и чувство лёгкой эйфории от резкого наплыва энергии сделали своё дело — аристократия сразу же пристрастилась к сахарозе. Кондитерская отрасль расцвела пышным цветом.
Мало что изменилось со значительным удешевлением сахара после внедрения Наполеоном Бонапартом технологии его производства из особой разновидности свёклы. Кристаллическая сладость осталась, по сути, «лёгким наркотиком», к которому теперь пристрастилось подавляющее большинство.
Любопытные перемены начались в позапрошлом веке, когда был научно доказан вред от злоупотребления сахаром. Многие с удивлением обнаружили, что ограничивать себя в сладком не так уж и просто. А резкий отказ приводит к ощутимому синдрому отмены. Такого синдрома не добиться отказом от икры, трюфелей или какой-нибудь экзотической специи.
На возникшее вдруг желание избавиться от этой зависимости пищевая индустрия ответила сахарозаменителями. Древние греки и римляне подслащивали вино смертельными солями свинца. Полученный в XIX веке из отходов металлургии сахарин стал настоящим прорывом в области искусственных подсластителей — по сравнению с ацетатом свинца он совершенно нетоксичен.
С тех пор эволюция сахарозаменителей не прекращается. Широко используемый современной пищевой индустрией аспартам практически безвреден: чтоб разложить его на яды (метанол, окисляющийся до формальдегида, и фенилананин), требуется высокая температура. Мы же не идиоты, зачем нам подогревать газировку, йогурты или жвачку? Так что бутылка «Кока-колы Лайт» с аспартамом — настоящее спасение для тех, кто боится восьми ложек сахара в баночке классической «Кока-колы».
От Бога
Странный вопрос «Почему нам так нравится сладкое?» может озадачить, но ответить на него легко. Сахар — первое, что попадает в рот младенца поле рождения. Молоко содержит лактозу. Это дисахарид, состоящий из двух простых сахаров — глюкозы и галактозы.
Сладкий вкус подсознательно связан с умиротворённостью после насыщения.
Этот импринт остаётся с нами навсегда. Взрослые люди не будут утолять голод одним лишь тортом, когда есть возможность нормально покушать. Но разве бывает настоящий обед без сладкого десерта? Лишь после него наступает реальная благодать.
Для наших первобытных предков вдоволь наесться сладкого (а именно фруктов, ягод, мёда, если повезёт) перед суровой зимой было очень важно. Организм легко преобразует сахара в жир и складирует его в себе на чёрный день. В дикую эпоху жизни на природе этот метаболический механизм помогал человеку существовать. Сегодня он помогает человеку губить самого себя.
От дьявола
Вред от сахара не исчерпывается лишними килограммами подкожного жира. Постоянный избыток рафинированных углеводов утилизируется в стрессовом режиме вообще всем организмом, забивая его слизью. Поджелудочная железа, вырабатывающая инсулин для регуляции уровня сахара в крови, не способна обслуживать чрезмерные аппетиты сладкоежек и пищевой индустрии. Даже у не страдающего диабетом человека кондитерские изделия нарушают обмен веществ, что приводит к подавлению иммунитета и провоцированию огромного числа заболеваний, от сердечно-сосудистых до болезни Крона. Правда, учёным для составления такого списка требуется та же степень беспристрастности, с какой вот уже почти столетие доказывают опасность конопли. Иначе выйдет что-то слишком умеренное, вроде статьи в англоязычной «Википедии».
А она содержит обнадёживающую информацию. Оказывается, современные эксперты больше не считают злоупотребление сахаром причиной диабета. Оно определённо способствует ожирению, и вот именно ожирение может послужить фактором, вызывающим диабет. Ну конечно, ведь человеческий организм очень сложно устроен! Чем ещё опасен сахар, по мнению авторов статьи? Кариесом.
В начале ХХ века средний американец употреблял около 5 кг сахара в год. Сегодня — около 65 кг. Эти данные неплохо коррелируют с резким ростом заболеваемости, но не кариесом, а атеросклерозом, раком и сахарным диабетом. Впрочем, сладкоежки могут скоррелировать мрачную медицинскую статистику с экологией и не париться. Это лучше, чем загнать себя в глубокий невроз безуспешными попытками слезть с сахарной иглы в обстановке тотальной сахаромании.
Владимир Павловец
