Сергей Степашин: «Детективы заменяют мне снотворное»

С Сергеем Степашиным я разговаривал, когда он еще занимал пост министра внутренних дел России. Последующие пара месяцев вознесли Сергея Вадимовича на вершину исполнительной власти, сделав генерала милиции премьер-министром державы, давно тоскующей по сильной руке. Годится ли Степашин на роль, которая ему отведена? Думается, ответ на сей вопрос можно поискать и в строках этого интервью:

— Сергей Вадимович, трудно жить без родины?

— Странный вопрос: В каком смысле? Я ничего не терял, живу с родиной и на родине. Или речь идет о месте моего рождения? Тут вы отчасти правы, я же уроженец Порт-Артура.

— Который ныне называется совершенно непроизносимо.

— Люйшунькао. Китайская Народная Республика.

— Как вас занесло на край света?

— Мой отец служил на флоте, был морским офицером.

— Наверное, в детстве пришлось немало покататься по гарнизонам?

— После Порт-Артура были Владивосток, Вторая Речка, Петропавловск-Камчатский, Хабаровск: Потом Хрущев начал круто сокращать вооруженные силы, и отцу пришлось демобилизоваться, он оставил флот, пошел в органы внутренних дел. Мы переехали в Ленинград, и только там я, наверное, по-настоящему понял, что закончился один из интереснейших этапов моей жизни. Да разве только моей? Уже в зрелом возрасте я прочитал известный роман «Порт-Артур», проверил свои ощущения: Этот город-легенда — и слава наша, и позор, но все-таки больше — слава. К слову, не считаю, что Россия бесповоротно потеряла Порт-Артур. Да, с легкой руки Никиты Сергеевича мы ушли, но наше присутствие в городе ощущается по сей день: китайцы очень бережно сохраняют русские и советские памятники, поддерживают в отличном состоянии.

— После пятидесятых годов вы бывали в городе?

— Не довелось. Но я неоднократно встречался с мэром Порт-Артура, извините, Люйшунькао.

Вы спрашиваете, трудно ли без родины? Да, даже, если это родина малая. Конечно, я был пацаном, несмышленышем, но все равно мои первые детские воспоминания оттуда, из Порт-Артура. Иногда накатывает ностальгия. Но что поделаешь? Мы все обречены одно терять, другое находить. Сегодня мой родной город Санкт-Петербург. Я провел в Питере лучшую часть жизни, у меня там мама с папой живут. Когда умирать буду, попрошу, чтобы меня в этом городе похоронили.

— С питерскими друзьями поддерживаете отношения?

— Это святое.

— Вы, кажется, дружны с Олегом Басилашвили?

— Уже много лет. Недавно ходил на спектакль, в котором Олег играет вместе с Геной Хазановым. Кажется, «Ужин с дураком» называется. После представления посидели, поговорили. Видимся реже, чем хотелось бы, но при встрече обязательно вспоминаем Питер, Георгия Товстоногова. Я ведь вырос на спектаклях БДТ. У меня в школе были замечательные учителя литературы, они часто водили нас в театр.

О ленинградском периоде жизни всегда говорю с грустью. Для меня даже проблема, когда «Зенит» с московским «Динамо» в футбол играет. За одну команду болею сердцем, а за другую по долгу службы. К счастью, в прошлом сезоне обе игры завершились вничью — 1:1. Я был на стадионе, но весь матч просидел молча, чтобы не показать своих симпатий.

— У вас ведь родня по женской линии из Питера?

— Да, мама пережила блокаду, тушила немецкие бомбы-«зажигалки», за что девчонкой получила медаль «За оборону Ленинграда».

— Слышал, вы и кандидатскую диссертацию посвятили матери?

— Ей и всем тем, кто спас город от гибели. Я писал о противопожарной обороне Ленинграда в годы Великой Отечественной. В монографии много интересных аспектов — даже не столько пожарно-технологических (их, собственно, у меня и нет), сколько историографических. Мне очень помогло знакомство с легендарным Борисом Ивановичем Кончаевым, который с 37-го по 74-й год возглавлял главное управление пожарной охраны Ленинграда. Уникальный человек! Он дружил с моим отцом и передал ему бесценные архивы, на основании которых я за восемь месяцев и написал диссертацию, выпустил книжку. По-моему, получилось неплохо. Правда, потом журналисты долго ерничали, упражняясь в остроумии и обзывая меня пожарником, будто в этой профессии есть что-то унизительное. Впрочем, я уже не обижаюсь, лишь надеюсь, что когда-нибудь эти остряки сгорят от стыда.

— Ох, не думаю.

— Тогда сгорят в буквальном смысле слова. И тушить мы их не будем!

— А вы добрый, Сергей Вадимович, ой, добрый:

— А как по-другому? Правда, в последнее время пожарную тему перестали эксплуатировать, не напоминают мне ее. Даже обидно за огнеборцев, которые, кстати, меня любят и уважают, считают своим.

— Наверное, для предъявления иска министру пресса нашла темы посерьезнее, нежели его диссертация. Скажем, одна из последних претензий — увольнение со службы вашего заместителя, генерала Романова, который лечится в госпитале после тяжелейшей травмы, полученной в Чечне.

— Мы сделали все возможное, чтобы ничем не ущемить интересы генерала. Романов назначен на должность консультанта, ему присвоен ранг государственного советника с окладом, превышающим зарплату замминистра. За семьей сохранена служебная машина, оставлен генеральский адъютант. Словом, перед тем, как поднимать шум, хорошо бы разобраться.

Если таким образом пытаются вывести меня из равновесия и испортить настроение, то зря стараются. У меня психика устойчивая. Кошмары во сне не мучают. Мне дневных хватает. Сплю нормально, иногда даже летаю, хотя по возрасту вроде бы уже и не положено.

— Наверное, продолжаете расти. Осталось выяснить, куда?

— И мне интересно.

— Кстати, о кошмарах. Я вот о Чечне подумал…

— Не хочу к этой теме больше возвращаться. Надо не в прошлом копаться, а думать, как сегодня проблему решить.

— Уже нарешали, Сергей Вадимович. И не без вашей помощи.

— Да, я один из немногих, кто занимался Чечней до 94-го года, во время войны, после ее окончания, и сегодня не снимаю с себя ответственности за происходящее в республике. Я постоянно помню, что Чечня находится не на Луне и не в Африке, а в России, что там живут наши с вами соотечественники, которым очень трудно.

— В очередную годовщину штурма Грозного одна из газет опубликовала пространное интервью с экс-президентом Чечни Зелимханом Яндарбиевым, который открыто назвал вас в числе главных виновников войны.

— Я несу свой крест, ни от чего не отказываюсь. Да, был членом Совета безопасности, да, руководил контрразведкой страны, но: Резче, чем я сам, меня за Чечню никто не критиковал. Я за совершенные ошибки отвечу, однако у нас все перепуталось. Не Яндарбиев ли с товарищами пошел в 91-м году на нарушение Конституции, что привело к беззаконию, разграблению воинских частей, издевательству над русскими людьми и, в конечном итоге, к войне? С интересом я посмотрел бы и на молодого коммуниста Мовлади Удугова, на секретаря горкома комсомола Гудермеса Салмана Радуева. Значит, они чисты, а во всем виноват Степашин? Уверяю вас, не одна страна не допустила бы на своей территории того, что терпим мы сегодня. И терпим, к слову, даже не с 94-го года. Если уж говорить о проблемах Чечни, то надо идти с начала, а не так, как хочется, допустим, Сергею Ковалеву. Кстати, что-то я давно не видел в Грозном этого выдающегося правозащитника. Мы с Сергеем Адамовичем теперь встречаемся преимущественно в Страсбурге на сессиях Совета Европы. Болтается там. Спрашивается, чьи права он во Франции защищает? Ехал бы в Чечню, где людям головы отрезают, последних русских добивают. Нет там Ковалева, нет! Сказал бы я, что о нем думаю, да язык марать неохота:

— Давайте, Сергей Вадимович, не будем все же переходить на личности.

— Значит, Ковалева трогать нельзя, а Степашина можно? Я готов к тому, чтобы меня пощипывали. Но — за дело. А вот искусственно раздувать скандалы не надо. Не люблю, когда грязью обливают. Стараюсь не реагировать, но иногда достают. Знаете, когда комар в нос залетает, не заметить этого нельзя. Остается только высморкаться.

— А если прихлопнуть?

— Пусть живут, зудят себе на здоровье. Лишь бы в нос и в глаза не лезли.

— Но вам ведь не только шишки достаются. Недавно Борис Ельцин орденом наградил.

— Кстати, первым за тридцать лет моей, как говорится, безупречной службы. Орден мужества — хорошая солдатская награда, я ей очень горжусь.

— Можно поинтересоваться, за что удостоились чести?

— За конкретные операции, связанные с освобождением из чеченского плена Коштеля и Валентина Власова. Плюс за работу на Северном Кавказе, в частности, в Дагестане. В последнее время в регионе удалось несколько стабилизировать ситуацию.

Признаться, я не рассчитывал на орден. Все случилось неожиданно.

— Особенно, если учесть, что на одной из последних встреч президент устроил вам публичную головомойку.

— Полная ерунда! Не было этого. Телевизионщики так все подали: показали фрагмент, когда Борис Николаевич говорит, что число правонарушений занижено. А то, что именно я дал президенту эту статистику, осталось за кадром. У меня был великолепный доклад. Президент остался доволен. Иначе, наверное, и ордена не было бы, верно? Но мы не почиваем на лаврах, работаем, решаем проблемы.

— В милиции вы всегда себя чувствовали комфортно?

— Это мой дом, моя жизнь. Сначала была учеба в Высшем политучилище МВД, потом служба во внутренних войсках, преподавательская работа в том самом училище, которое в 73-м году окончил. МВД сделало меня в 90-м году народным депутатом России, по сути, благословив на переход в политику. Три года я возглавлял парламентский комитет по обороне и безопасности. Учтите, что тогда Верховный Совет обладал правами не в пример нынешней Госдуме: Затем была Лубянка: начальник управления, заместитель министра, руководитель федеральной службы контрразведки России: Успел поработать в Минюсте. С точки зрения практического опыта, карьера у меня развивалась правильно. Я проверил себя на разных участках работы, поэтому мне легко находить общий язык с подчиненными.

— К ненормативной лексике прибегать приходится?

— Иногда. Для связки слов. Но младших по званию матом никогда не крою. Это не метод. Если орешь на сотрудников, надо делать одно из двух: или самому уходить, или подчиненных менять. Командный голос не панацея, это может и не спасти. Я без лишних криков сменил многих и на Лубянке, и здесь, на Житной. И, кстати, вернул немало профессионалов, настоящих ментов.

— Вас это слово не коробит?

— Я предпочел бы, чтобы наших работников величали полицейскими. Впрочем, даже популярный телесериал называется «Менты».

— Смотрите?

— Думаете, у меня есть на это время?

— А детективами интересуетесь?

— В печатном виде. Мне их много надарили — Вайнеры, Леонов: Лузгаешь книжки, как семечки, остановиться не можешь. Поэтому обычно читаю перед сном. Впрочем, я без детектива легко засыпаю. Мне бы до подушки добраться.

— Вы в свое время были кандидатом в мастера спорта по легкой атлетике. Хотите угадаю, на чем специализировались?

— Попробуйте.

— Наверняка бегом занимались. Стайер. Угадал? Иначе где бы еще научились так распределять силы на всю дистанцию?

— Я бегун на 400 × 800 метров. Самое трудное — четырехсотметровка. Первую сотку бежишь со всех ног, выходишь на вираж, затем — прямая, еще поворот и — финиш: несешься, не чуя земли, не помня себя. Если чуть ошибся, сил на спурт может не хватить…

— Фигурально выражаясь, какую часть дистанции вы сейчас преодолеваете?

— Из виража выхожу. До выборов президента осталось ведь полтора года.

— А выборы причем?

— Министр внутренних дел — должность политическая. Меня называют человеком президента, и оспаривать это глупо. Не скрываю, что являюсь командным игроком, что пришел в большую политику вместе с Борисом Николаевичем, вместе с ним и уйду.

— Куда?

— Если начать об этом думать, то лучше сразу уходить. Никогда нельзя загадывать, сколько ты сможешь усидеть в кресле, не стоит дергаться, моросить: Вы говорите о распределении сил на дистанции. Если бы я планомерно строил карьеру, то вряд ли в июне 95-го добровольно подавал бы президенту рапорт об отставке с поста председателя ФСК. После этого я четыре месяца сидел без работы, имел возможность подумать о смысле жизни.

— Вас с Лубянки Басаев убрал?

— Повторяю, я сам написал рапорт Борису Ельцину, расценив трагедию Буденновска как личный позор. Вернувшись в Москву, я доложил обо всем президенту, выступил на Совете безопасности и официально заявил о своем уходе. По-другому поступить не мог.

— У вас в то время был запасной аэродром?

— Нет. Потом возникло много вариантов, Я все-таки доктор наук, профессор, мог идти преподавать. Меня активно звали в коммерцию, деньги большие сулили, но эти предложения я всерьез не рассматривал.

— Что так?

— Я с семнадцати лет на госслужбе, при погонах. Тяжело перестраиваться. Хватит, что жена — руководитель крупного коммерческого банка. Два бизнесмена под одной крышей — все-таки многовато.

— Знаю целую группу высших госчиновников, чьи жены добились прямо-таки поразительных успехов в бизнесе. Как думаете, с чего бы это?

— За других не скажу, но карьера Тамары никак не связана с моей нынешней должностью. Жена закончила Казанский финансово-экономический институт, с 74-го года работает в банковской системе. Когда я был всего-навсего полковником и только выдвигался кандидатом в депутаты, Тамара уже занимала должность заместителя управляющего крупного банка. Сегодня она зарабатывает столько, что мне и не снилось.

— Мужская гордость не заедает?

— Но был ведь момент, когда я больше получал: У нас в семье, кстати, никогда не возникал вопрос, кто кого кормит или содержит. И прятать заначку от жены мне в голову не приходило. Я могу зарплату вообще жене не отдавать. Но отдаю. Зачем мне деньги? Практически не курю, по ресторанам не хожу — некогда да и желания нет.

— Там же вкусно кормят.

— С самого утра я на работе, уезжаю со службы не раньше десяти вечера. Завтрак, обед и ужин в кабинете. Суббота всегда рабочая. Вот и получается, что на разносолы времени не хватает. Если только по воскресеньям да в отпуске. Однако ведь и отдыхать удается дней десять в году, не больше.

— Но хоть банька-то, Сергей Вадимович, банька!

— Это святое. Стараюсь не пропускать, хотя бы раз в неделю парюсь. Повадился по воскресеньям в воинскую часть недалеко от Жуковки, там и бассейн, и небольшая баня. Специально заказываю на восемь утра, чтобы не спать до одиннадцати. Заряд на целый день!

— А как же сто грамм?

— Баня и водка — разные вещи. Либо одно, либо другое. Я даже пиво после парной не пью, предпочитаю морс, чай. Человек расслабился, почувствовал легкость в теле: Зачем гасить это состояние?

— Думал, водка только усиливает чувство. Накатил и полетел…

— В баню ходят для очищения, любители выпить могут найти себе много других мест. Особенно те, кто готов принять на грудь все, что горит. Правда, сейчас главной проблемой для России становятся наркотики. Вот уж не думали, не гадали:

— Знающие люди говорят, что власть — это тоже наркотик.

— Да, она затягивает, но по-хорошему.

— Наркотик по определению не может быть хорошим.

— Может: Наверное, вы его не пробовали.

— Признаться, и не стремлюсь.

— Каждому свое. Словами не объяснить, надо побывать в моей шкуре, почувствовать груз ответственности, и тогда, вероятно, станет понятно, почему люди, пришедшие во власть, с таким трудом с ней расстаются. Не слушайте, когда начинают говорить: «Ах, поскорее бы в отставку, ах, как хочется отдохнуть!» С этих постов не уходят из-за усталости или переутомления.

Извините, меня вызывают по телефону правительственной связи, должен взять трубку. Прервемся на пять минут.

— Когда звонят на работу, это понятно, а дома вас, Сергей Вадимович, часто дергают звонками?

— Каждый вечер. Что-то случилось на Кавказе, где-то совершено тяжкое преступление: Обязан быть в курсе.

— А на отдыхе вы можете замаскироваться, чтобы никто не нашел?

— Не имею права. Либо мобильный телефон, либо спецсвязь постоянно со мной. Даже в комнатных тапочках я остаюсь на службе.

— Кстати, а почему вы никогда форму не носите?

— Я пообещал, что на День милиции надену парадный мундир, так и сделал, а в повседневной жизни: Зачем? МВД — полицейское, даже политическое ведомство. Не думаю, что надо давить подчиненных звездами на погонах. У меня нет предубеждения против формы, я с семнадцати лет ее ношу, и она, говорят, мне очень идет, но, повторяю, это вопрос политический. Кстати, стоило мне снять мундир, как почти весь оперативный состав тут же с удовольствием перешел на гражданку. Да, мой предшественник Анатолий Куликов уважал погоны, но до него были Пуго, Баранников, Бакатин, Щелоков, предпочитавшие цивильные костюмы.

— Вы упомянули фамилии министров внутренних дел последних лет, а я вспомнил другие имена — Ягода, Ежов, Берия… Коллеги, одно с вами кресло занимали.

— Допустим, кресло все-таки другое, но что было, то было: В 2002 году МВД России готовится отметить свое двухсотлетие, к этой дате мы заказали галерею портретов всех без исключения министров. Будут там и названные вами товарищи. Куда от этого денешься? И Берия, и Ежов — часть истории нашей страны. А то, что их имена связывают с ведомством, которое я возглавляю: В органах разные люди работали. Можно во всем искать и найти негатив, я же предпочитаю видеть хорошую сторону. Кстати, именно поэтому на традиционный вопрос «Как дела?» всегда по-английски отвечаю «Fine!». И улыбаюсь. Мне иногда не верят, а я настаиваю: «У меня все прекрасно!»

— Слышал, вы свободно говорите на английском?

— Перед сдачей кандидатского минимума в Ленинградском университете год усиленно занимался языком и знал его тогда прилично, особенно грамматику, а сейчас сказывается отсутствие разговорной практики. Мне легче читать, слушать, чем самому конструировать фразу. Перед носителями языка робею, а, к примеру, с немцами, говорящими на английском, у меня получается замечательно. Обхожусь без переводчика, хотя, конечно, стоит дополнительно позаниматься языком. Сейчас много зарубежных поездок, и чувствовать себя папуасом желания нет.

Зато горжусь, что сын великолепно владеет языком — без всяких скидок. Мы с первого класса определили Володю в спецшколу с углубленным изучением иностранного. Когда он учился в финансово-экономическом институте, на три месяца ездил на стажировку в Лондон. Так и освоил.

— Сейчас сын получает второе образование?

— Да, занимается в юридической академии у Олега Кутафина. Это нормально: к экономическому образованию добавить юридическое.

— Ваша рекомендация?

— Сын хотел одновременно учиться в финэке и на юрфаке университета — сейчас так можно. Я отговорил, объяснил, что нагрузка велика, а польза сомнительна. Ведь сын не за дипломами пошел, а за знаниями.

— После учебы — дорога в органы?

— Вопрос так не ставился. Пусть решает. Володя — человек самостоятельный, живет один, к нам с матерью лишь иногда в гости приезжает. Умеет трудиться, деньги зарабатывать, так что ему и карты в руки. Это ведь новое поколение, оно живет иначе, чем мы.

— Завидуете?

— Нет. Мое время было по-своему интересно, больше такое не повторится. Я могу пожить жизнью сына, а он моей уже — нет. Так что у меня даже преимущество. О советском периоде по-разному говорят, но у меня о том времени остались самые приятные воспоминания. Офицерские традиции, морская семья — климат другой, иные отношения: Даже ленинградскую коммуналку, где кроме нас жило еще двадцать соседей, не могу помянуть дурным словом. Нет, мне завидовать некому. Я всякое повидал, в том числе, и смерть. Рассказов на десять жизней хватит. Если начать вспоминать, то:

— Почему бы и не вспомнить?

— К примеру, все в той же Чечне меня могли тысячу раз убить. На виду у боевиков я в генеральской форме мотался без оружия и охраны по передовой. Масхадов потом рассказывал, что меня не шлепнули по той причине, что я не прятался. Чеченцы уважают такую немотивированную: то ли храбрость, то ли безрассудство. Минимум три покушения были отменены в последний момент.

— Словом, вы почувствовали себя Чапаем — впереди на лихом коне?

— Никогда не гнал за собой подчиненных. При мне в Чечне не погиб ни один сотрудник контрразведки. Я людей не подставлял и за их спины не прятался. Не делал этого и делать не стану. Такой вот уродился.

Анкета

Кем мечтали быть в детстве?

Моряком.

Наибольшая удача в жизни.

Еще впереди.

Наибольшее разочарование.

Тоже впереди.

Что нравится в людях?

Когда не предают.

Что не нравится в людях?

Когда предают

Что может вызвать бешенство?

Когда нагло врут в глаза.

Главный источник радости, энергии в жизни.

Работа и семья.

Ваш недостаток, о котором знают все.

Вот вы у всех и спросите, а потом мне расскажете.

Ваше достоинство, о котором не знает никто.

Излишне открыт. Впрочем, вряд ли об этом не знают. По-моему, слишком многие знают и злоупотребляют.

Беседовал Андрей Ванденко