Подростки, несмотря на свою внешнюю браваду и задиристость, обидчивы, уязвимы и нуждаются в поддержке взрослых. Мы же, видя перед собой это ощетинившееся агрессивное существо, мечтаем только о том, чтобы он умылся, оторвался от компьютера, убрал свои вещи. И перестал наконец говорить «нет» на все, что мы ему предлагаем! Но он старательно от нас отгораживается и от конфликта к конфликту становится все жестче. Отчего это происходит со столь удручающей регулярностью? Они, с крашеными волосами, пирсингом и рэпом, конечно, не ангелы. Но может, и наши позиции и стереотипы не безупречны? С этими вопросами мы обратились к руководителю Центра социально-психологической адаптации и развития подростков «Перекресток» Вячеславу МОСКВИЧЕВУ и руководителю службы по работе с правонарушениями несовершеннолетних этого центра Анне БАЛАЕВОЙ.
— Многие родители и педагоги, часто сталкивающиеся с ситуациями подростковых конфликтов, привычно действуют по отработанной схеме: драку пресечь, агрессора наказать, обиженному компенсировать ущерб. Но стоит нам только отвернуться, как свара повторяется, а то и развивается в новом, более красочном варианте. Выходит, традиционная схема — лишь имитация, ритуал, исполняемый беспомощным взрослым?
А.Б. Прежде всего ситуация, которую взрослый трактует как явное столкновение жертвы с агрессором, далеко не так одномерна. Подросток, проявляющий агрессию, практически всегда имеет опыт жертвы в истории своей жизни. Он отыгрывает привычную модель поведения. Поэтому с ним нужно работать в двух плоскостях: реагировать на его агрессивные действия и работать с семьей, окружением, чтобы нейтрализовать последствия его собственной травмы.
Кроме того, школьный конфликт — это не всегда одномоментное столкновение двух людей. Он может быть растянут во времени и вовлекать в свою орбиту многих: школьников, учителей, администрацию, родителей. В этом случае разбирать одну конкретную драку бессмысленно, нужно выявлять те «подводные» процессы, которые к ней привели. Наша служба как раз помогает разрешать многоуровневые конфликты, когда кажется, что есть один виновник происходящего, а на самом деле — проблема носит более сложный характер. Со временем ребенок, которого считают источником беспокойства, спустя какое-то время уже вынужден соответствовать своей репутации. Он не может без посторонней помощи выйти из этой роли. Для этого нужна специальная работа. Мы предлагаем его одноклассникам и учителям вспомнить примеры другого поведения этого подростка, поговорить о его положительных качествах. Как правило, и ребята, и педагоги охотно идут на это. И у подростка появляется шанс пойти по другой траектории. Но не нужно думать, что это непременно случится. Ведь роль «злодея» привлекательна. Если подросток обладает лидерскими качествами, а в учебе неуспешен, то это самый доступный путь к самоутверждению.
В.М. Такой стиль отношений еще и дает ощутимое преимущество. Репутация отпетого грубияна означает, что тебя боятся и лишний раз не трогают — ни сверстники, ни взрослые. Да и модно это стало. Во множестве фильмов, сериалов, компьютерных игр прямо-таки насаждается культ силы.
А.Б. Некоторых детей, ставших жертвами, тоже привлекает эта романтизация насилия. Один мальчик, столкнувшись с жестоким обращением, увлекся образом непобедимых и безжалостных убийц из средневековой секты ассасинов и захотел воспитать и в себе такие же качества. А есть такие, которым нравится позиция жертвы. В ней есть свои «бонусы»: жалость, сочувствие окружающих. Некоторые могут бессознательно провоцировать агрессию в свой адрес, получая тем самым хоть и негативное, но внимание.
— То есть, большинство родителей и учителей просто не знают об этой сложной подоплеке?
В.М. Причина, наверное, не только в недостатке знания, но и в отсутствии желания понять. Да и проще это. Привычно. Вызвать к директору, накричать... Нельзя сбрасывать со счетов стандартные модели поведения, укоренившиеся в сознании. Ведь большинство взрослых привыкли к тому, что есть правильная позиция и неправильная: «Моя всегда правильная (глупо ведь занимать неправильную), потому что мой статус выше статуса ребенка». И если даже взрослый не участвует в конфликте, а лишь разбирает его, он все равно одобряет позицию одного и осуждает другого. Особенно если тот «упорствует в своем заблуждении». Взрослый всеми силами старается продавить свою правоту вместо того, чтобы признать возможность существования разных взглядов. А хорошо бы все-таки достигать договоренности. На это направлен восстановительный подход, где медиаторы не назначают правых и виноватых, а помогают сторонам прийти к соглашению.
— И кто, по вашему опыту, чаще рискует оказаться неправым в стандартном школьном конфликте?
А.Б. Обладатель негативной истории, как правило. Если подросток уже был замечен в чем-то неблаговидном, он автоматически считается виноватым и в дальнейшем. При столкновении сильного и слабого взрослые чаще всего назначают агрессором того, кто сильнее. Без долгих разбирательств. Или правым оказывается тот, кто более убедительно и красиво говорит. В школе слишком велик дисбаланс власти: учитель, завуч, директор автоматически занимают экспертную, авторитарную позицию. Для того чтобы изменить стиль взаимодействия в школе, нужны тренинги и новые социальные технологии, например медиация, круги сообществ. «Какие там тренинги, — машут на нас рукой учителя, — нам бы к ЕГЭ подготовить». Вот и сводятся все проблемные ситуации к автоматическому наказанию. Выпал из кармана мобильник, значит, играл на уроке, телефон отбирается на выходные. Отвлекся — значит, виноват, невзирая на то, что причиной был сосед по парте. Так, к сожалению, проще, привычнее. Энергии меньше тратишь, когда действуешь в авторитарной позиции. Гораздо больше сил требуется, если действуешь с ребенком на равных, можешь признать ошибочность своей позиции.
— Как-то грустно все это выглядит. А ведь столько говорят про гуманитарные ценности, новые подходы... День защиты детей отмечают...
В.М. Мне, кстати, это название никогда не нравилось. Слово «защита» несет в себе идею барьера, разрушенных связей. В этом противостоянии тоже есть жертва и нападающий, правый и виноватый. Защищая кого бы то ни было, мы автоматически делаем его объектом — слабым, беспомощным, неразумным. Нельзя быть субъектом защиты. То есть опять мы решаем за ребенка. А он снова оказывается в положении, когда никого не волнует, чего он хочет. И защищают не от того, что ему мешает, а от того, что мы считаем плохим. Я бы переименовал «защиту» в День уважения, понимания и взаимодействия.
Беседовала Елена КУЦЕНКО
