Штирлиц навсегда

Сейчас тусовка про чуть промелькнувшего в телесериале актера восхищенно молвит: ну, брат, ты великий! Сейчас все мельчает и обесценивается. Но, слава Богу, есть еще непоколебимые глыбы, столпы. Вячеслав Тихонов велик по-настоящему, без нюансов и обиняков. Тончайший мастер, главный красавец 70-х.

Но и к великим приходит старость. Нынче Тихонов чурается людей, не выходит в люди. Он остался наедине с самим собой. В фильме Эльдара Рязанова «Андерсен» он сыграл Бога. Куда уж дальше? 8 февраля Вячеславу Васильевичу Тихонову исполняется 80 лет. Накануне юбилея актер-легенда нашего кино дал интервью «МК».

— Вячеслав Васильевич, как вы сейчас себя чувствуете?

— Ну как может себя чувствовать пенсионер на 80-м году жизни! Но в каком плане чувствую: в смысле здоровья или в смысле творчества?

— В смысле здоровья, конечно.

— Ничего, держусь. Надо держаться. У меня тут на даче домашний детский сад. Внуки скучать не дают. Так что приходится уже жить ради этого. Я и построил свою дачу, чтобы семья здесь могла жить. Вот думают: а, у него дача, он там лежит, книжки почитывает, гуляет. Но так уже не получается. Здесь живет семья Анина: Аня, Коля, двое мальчишек замечательных и няня еще плюс ко всему. А домик-то у меня не рассчитан для этого, но уж как-то стараюсь. Все для них. Так что живу и привыкаю к новым условиям.

— Вячеслав Васильевич, вы богатый человек?

— Бога-а-атый? Это определение не свойственно людям моего поколения. Когда мы работали в кино, у каждого была ставка, о деньгах не думали. Богатым я никогда себя не ощущал и не жалею об этом. Мне жаль тех людей, у которых полные карманы денег. Я им не завидую. Им труднее, а мне легче жить. У меня есть пенсия, все нормально. Было время, не скрою, когда приходилось сдавать макулатуру и стеклотару. Я это делал тогда, чтобы на эти деньги купить что-то для маленькой дочки. Я богатый тем, что много людей смотрели, смотрят и, надеюсь, будут смотреть те небольшие картины, которые я сделал.

Самая первая моя картина — «Молодая гвардия». Там из моих друзей, с кем я учился, снимались еще Сережа Гурзо, Володя Иванов, который играл Олега Кошевого, Нонна Викторовна… За фильм они стали лауреатами Сталинской премии. А потом уже появился Станислав Ростоцкий, который вопреки всему предложил меня на главную роль в фильме «Дело было в Пенькове». Художественный совет сначала меня не утвердил. Но во мне-то уже жил этот деревенский парень Матвей. Я знал таких, как он, поскольку сам из ремесленного училища. И чтобы не падать духом, взял себя в руки, занялся дубляжом иностранных картин. А недели через две звонит ассистент по актерам со студии Горького: «Завтра во столько-то на грим, одеваться». Я ничего не понял: «Куда одеваться?» — «Сниматься в «Дело было в Пенькове». И началась моя работа в картине, которая в моей творческой биографии, может быть, занимает первое место.

«Штирлиц — моя гордость»

— И все-таки считается, что главная ваша роль — штандартенфюрер Штирлиц. Но, может, в дальнейшем Штирлиц стал для вас проклятием — ведь вам, разностороннейшему актеру, трудно уже было выйти из этого положительного образа?

— Я не могу сказать, что роль разведчика Максима Максимовича Исаева стала моим проклятием. Проклятием может быть роль, которую неудобно и стыдно вспомнить. А здесь мы снимали очередную картину о разведчиках по Юлиану Семенову. Замечательных актеров набрала Татьяна Михайловна Лиознова! С ними было так легко. Чем лучше тебя окружают артисты, чем они глубже, интереснее, тем больше и ты в себе открываешь какие-то новые качества, творческие и человеческие. Когда по телевидению пошла первая серия «Семнадцати мгновений…», меня в Москве не было. Я снимался на Валдае, в картине «Фронт за линией фронта». Но до меня доходили слухи, что все смотрят про Штирлица, и все спрашивали: «Ну что там будет в следующих сериях, расскажи, он останется жив или нет?» А раз люди так близко к сердцу приняли этот фильм, то мне еще больше хотелось трудиться, чтобы и к другим картинам зрители не оставались равнодушны. Так что проклятия не могло быть, а только гордость, что я снимался с такими актерами, как Ростислав Янович Плятт, Женя Евстигнеев, дорогой наш Мюллер Леонид Броневой…

— А вы много знаете анекдотов про Штирлица?

— Ну вот, Саша, мы с большого высокого искусства переходим на анекдоты. На хрена нам это надо! Я никогда их не записывал, в отличие от Юры Никулина. Когда мне в очередной раз рассказывали эти анекдоты, я делал вид, что мне смешно, ха-ха-ха, а у самого было недоумение: чего же это я в анекдоты влез? Ну их, не будем о них разговаривать.

«Я с властью не общался»

— После «Семнадцати мгновений…» у вас была космическая слава. Скажите, пожалуйста, как нужно дружить с головой, чтобы остаться при том приличным, нормальным человеком?

— Никакой славы ни тогда, ни сейчас я не чувствовал, и меня это не интересует. Меня устраивало, что картину с удовольствием смотрят. Да, узнают на улице, но это лишь значит, что на данном этапе я выполнил свою миссию. И мне было радостно на душе. Не надо мне никакой славы, лишь бы была работа, лишь бы были здоровы мои внуки и лишь бы в нашей жизни было все как идет, по нарастающей, с улучшением, с ускорением. Чувствуется, все лучше становится жить. Может, с чем-то я и не согласен, но поступательное движение есть. И этим живешь и дышишь.

— Странно. Многие люди вашего поколения, наоборот, хают эту новую жизнь на чем свет стоит. А тем более вы, который в советское время был привилегированным актером, партийным, если вас, конечно, это не обидит.

— Я с властью не общался, а общался по жизни только с простыми людьми. На улице, с соседями, с друзьями. Я никогда в жизни не стремился быть партийным актером. Хотя недавно в предвыборную кампанию меня приглашали какие-то партии, чтобы я вступил в них и стал депутатом… этой… забыл…

— …Государственной думы.

— Ой, спасибо, а то я не знаю, как это называется. Когда я недавно лежал с инфарктом в ЦКБ, ко мне никого не пускали. Но вот одному человеку я разрешил, чтобы его впустили. Он пришел ко мне в палату…

— Это был Путин?

— Нет, категорически нет. Это был один из руководителей фракции в Государственной думе. Называть не буду, не хочу. Но я не имею права ругать эту жизнь и восхвалять то, что было. Я и в советское время собирал бутылки, чтобы хоть как-то протянуть до зарплаты. А сейчас у меня пенсия есть, которая меня устраивает абсолютно. Спасибо государству за заботу.

— Простите, но какая у вас пенсия?! Тысяч 10—12, не больше!

— Может, даже меньше. Я не считал. Но получишь, и на расходы хватает — от пенсии до пенсии. Я не стремился быть богатым, но и бедным себя не ощущал. Я этим не озабочен.

Вот с удовольствием читаю вашу газету. Что-то мне нравится, что-то не очень, но больше нравится. Каждый год ее выписываю. Так что все нормально, жизнь идет своим чередом. Я ведь из простой семьи, из рабочей, у меня и отец простой, и дед. И женщины, среди которых я жил, тоже трудились очень много. Видимо, эту рабочую закваску я и впитал в себя. Она во мне существует, хотя и князей дважды пришлось играть. Но все равно во мне лежит уважение к людям, которые меня окружали, к людям с рабочими руками и очень доброй душой.

«И предательства были»

— Скажите, пожалуйста, с Нонной Викторовной Мордюковой вы сейчас хоть как-то общаетесь?

— Мы вместе учились, и у нас обоих первая картина — «Молодая гвардия». И даже сын родился, Володя, к сожалению, рано он ушел. Но потом нас развела жизнь, творчество. Я стал играть князей, а Нонна Викторовна деревенскую тему разрабатывала. Она прекрасная, замечательная актриса. Но жизнь уже прожита, и ничего не вернешь назад. То, что мы в свое время расстались, — я не жалею об этом. Было много и замечательного, и горького, и обидного. И предательства были.

— Но вы с Нонной Викторовной очень разные люди.

— Это правда. Было время после нашего развода, когда мне негде было ночевать, и я жил у друга. Денег не было, большой зарплаты тоже, и занять было не у кого. Но занять пришлось… у самого себя. Когда я снимался в картине «Две жизни», мне предложили купить машину. Поставили в список в очередь на «Москвич» 407-й модели, и Пырьев мне сказал: «Внеси деньги и покупай». А я думаю: что делать, я в списке, а денег-то нет! Пошел к замечательному нашему директору студии им. Горького Григорию Ивановичу Бритикову, рассказал ситуацию и спросил: «Может быть, можно за всю мою работу в „Двух жизнях“ получить все деньги сразу, купить машину, а потом сниматься бесплатно?» Он поверил мне, разрешил. Вот так я впервые купил машину. А того друга, у которого я ночевал, уже нет. Много ушло друзей. Смотришь на телефон и думаешь: «Чего же ты молчишь?» И мне позвонить некому. Нету их, тех людей, на которых я мог бы опереться в этой жизни. Одиночество…

— Но у вас же супруга, дочь, внуки…

— Есть одиночество физическое, но есть еще и духовное. Я сейчас живу воспоминаниями того доброго, что было в моей жизни, в детстве с родителями, в юности и потом уже в работе. А теперь почти все близкие по духу мне люди ушли, а я еще задержался.

— Вы часто вспоминаете своего сына Володю? Он же был красавец, талантливый артист…

— У каждого человека написана на роду своя судьба. Есть причины, о которых распространяться не стоит. Он так рано ушел, к сожалению. Да, данные у него были неплохие, которые он унаследовал от отца, видимо, и от матери. Вот нет Володи, а может быть, он мне бы сейчас как-то помог… Но с ним случилось непредвиденное. Наверное, я в этом виноват.

— Вячеслав Васильевич, вы не чувствуете себя старомодным человеком?

— Но я же не могу быть иным, какой я есть — такой есть. Такими были мои предки, которых я помню, и я таким остался. Я иду вместе со всей страной, которая живет, растут наши дети, и, надеюсь, все будет о`кей!

«Личная жизнь папы — большая загадка»

Анна Тихонова — дочь Вячеслава Васильевича от второго брака. В лихие 90-е снималась в кино, на ее счету около 10 ролей. Однако тогда работой артиста было не прокормиться, и Аня ушла в продюсеры. Но сейчас главный ее проект — два «вождя краснокожих», каждому по два года и семь месяцев от роду, сыновья Слава и Гоша.

— Ваши первые воспоминания об отце?

— У меня все смешалось: то ли я сама помню, то ли воспоминания навеяли старые пленки… Вот мне три или четыре года, мы гуляем в каком-то садике. Или: мы с папой в зоопарке, он меня сажает на пони. Помню его светлую «Волгу», которая появлялась в воротах нашей дачи, и мою необыкновенную радость по этому поводу. А в Москве сначала мы жили в однокомнатной квартире на Фрунзенской, где я родилась, потом переехали, и вот там часто собирались гости. Помню, папа сидел во главе стола, очень веселый, общительный. Помню, как мы ходили в цирк на Цветном бульваре. Папа очень дружил с Никулиным, и когда Юрий Владимирович нам звонил, то всегда разыгрывал: «Это зоомагазин?» Помню себя у бабушки, потому что родители все время были заняты. Потом папа приезжал со съемок и меня забирал.

— После фильма «Семнадцать мгновений весны», прошедшего по ТВ в 1973 году, вы, тогда совсем еще маленькая девочка, помните бешеную популярность, свалившуюся на Вячеслава Васильевича?

— Да, конечно, пройти с ним спокойно нигде нельзя было. А как только люди узнавали, кто я, сразу начинали на меня глазеть, перешептываться. Мне становилось не по себе. Хотелось скорей слинять. Было очень тяжело в то время. А сейчас, с годами, все уже не так, иначе, да и ажиотаж не такой, как тогда.

— Судя по тому, что вы часто жили у дедушки с бабушкой, то были лишены постоянного общения с Вячеславом Васильевичем. Он интересовался вашими школьными делами, отметками?

— Он никогда не спрашивал у меня отчета о моих оценках. Да я и сама училась хорошо, а еще занималась музыкой, танцами. Зато на даче папа преображался — играл с моими друзьями в вышибалы, футбол. Это был праздник!

— Но когда вы уже стали девушкой взрослой и самостоятельной, наверняка конфликтовали с отцом?

— Сильных расхождений я не помню. Да, я любила пошалить, но не слишком. Старалась домой приходить не очень поздно. Папа держал меня не в ежовых рукавицах, но в рамках. Наоборот, какое-то время я с ним была даже более близка и откровенна, чем с мамой. Ему я при желании могла рассказать любую свою историю, он меня понимал. Я часто по его лицу видела, как он за меня переживает. Иногда казалось, что он хотел кому-нибудь морду за меня набить.

— Вы знакомили его со своими молодыми людьми?

— Он их всех знал. Друзья приходили домой, приезжали на дачу, и он с ними нормально общался. Он не вдавался в подробности, но ко всем присматривался. Был, правда, случай на съемках, когда мы вместе снимались, и один актер начал со мной заигрывать. Вот тут папа не грубо, но жестко это пресек, сказал ему пару слов по-мужски.

— Какая-то идеальная картинка у нас получается: Вячеслав Васильевич и понимающий, и толерантный, и мудрый. А говорят, он человек замкнутый, весь в себе.

— Он и замкнутый, и в себе. Это все одно с другим сочетается. Поэтому-то папа не вступает ни в какие разбирательства ни с кем. Он не любит навязывать свое мнение. Хотя потом мне может намекнуть о своем отношении к человеку, и я это сразу пойму. Но сам ни с кем отношения не выясняет, всегда держится в стороне.

— Что, он такой спокойный, тихий даже человек, и никогда не мог раздражаться, кричать?

— Мог. Он человек взрывной и очень темпераментный.

— То есть он из тех, кто долго носит обиду, боль в себе, а потом в момент может это с гневом выплеснуть? Тогда Вячеслав Васильевич опасный человек.

— Да, опасный, и это бывает очень тяжело. Вот мама у меня другая. Если ей что не нравится, она тут же об этом скажет. Папа же будет долго терпеть, но потом, когда это перельется… В детстве я всегда боялась таких моментов, когда он начинал шуметь, повышать голос. Когда это случается, из него идет такая бешеная энергетика! Это страшно.

— А за что же это он так на вас набрасывался?

— Однажды была история, когда я его обманула: сказала, что поеду к подруге, а сама отправилась на свидание со своим парнем, который через несколько лет стал моим мужем. Тогда я уже в институте училась. Папа позвонил подруге, а меня там нет. Когда я пришла, он мне учинил жуткий разнос.

— Но вы-то уже были тогда в солидном возрасте, а значит, имели право на свою жизнь.

— Я же обманула папу, поэтому сама виновата, ведь он за меня волновался. Надо было сказать все как есть.

* * *

— Вы общаетесь с Нонной Мордюковой?

— Нет. Но я отношусь к ней с уважением, потому что это не столько даже бывшая жена моего отца, но мать моего брата. Брата Володю я очень любила, хотя не могу сказать, что мы часто общались. Я Нонну Викторовну никак не могу ни обсуждать, ни осуждать. Если мы где-то изредка встречаемся, то здороваемся, не более того.

— С Володей вы встречались у вас дома?

— Да, он приезжал, пил чай, рассказывал, как учится в институте. Он Щуку закончил. Говорил мне: «Вот, сестра, закончишь школу, поступишь в наш институт…» Рассказывал, чему меня будут учить, показывал этюды. Мне он очень нравился, хотя я его немножечко побаивалась. Володя казался мне большим, с таким низким мужским голосом. Он же меня старше на шестнадцать лет. Когда я поступила во ВГИК, я решила, что уже выросла и теперь могу подружиться с Володей. Но через несколько дней, к сожалению, его не стало. Мне очень жаль, что случилась эта трагедия. Может, если бы мы чаще общались, этого не произошло.

— Вячеслав Васильевич много общался с Володей?

— Общался, но не при мне. Когда Володя к нам приходил, мы сначала с ним говорили, а потом он уходил к папе в комнату, и дверь закрывалась. О чем они разговаривали, не знаю. Иногда из-за стенки я слышала строгий папин голос, но не более того. Володя был очень добрый человек, хороший, никогда ни о ком плохого слова не говорил. Судьба у него была непростая. Но он ни на кого не жаловался.

— В чем причина его смерти?

— Ну что об этом говорить. Я никогда не видела Володю в состоянии опьянения. Возможно, его гибель связана с наркотиками, но точно этого сказать я не могу.

— Как Вячеслав Васильевич пережил смерть сына?

— Эта тема закрыта, она живет глубоко в нем. Это трагедия для отца. Ведь Володя жил с ним до 15 лет. Он его вырастил.

— Вашему папе хорошо наедине с собой?

— Думаю, да. Он читает много, все время что-то обдумывает, вспоминает. У него были сильные удары в жизни, поэтому со временем он еще больше ушел в себя. Он не хочет выходить в люди, сниматься, да и предложений достойных нет. А народная любовь, как и любовь коллег, часто остается только на словах.

— Когда я сказал в редакции, что еду на дачу к Тихонову, многие коллеги мне говорили: «Какая же у него несчастливая личная жизнь». Какие у Вячеслава Васильевича сейчас отношения с вашей мамой?

— Жизнь прожить не поле перейти. И любовь была, и сложности. Из-за необходимости часто ходить в поликлинику, мама иногда подолгу живет в Москве, но при первой возможности приезжает на дачу, и тогда вся семья опять собирается вместе. Но папина личная жизнь — большая загадка.

— Что вы имеете в виду? Люди прочтут и подумают, что речь идет о каких-то других женщинах.

— Все возможно. Речь идет о прошлом. Пусть думают что хотят. Просто я не хочу, чтобы возникло впечатление, будто его личная жизнь несчастна. Да, было в ней много тяжелого. Но и много радостного.

* * *

— Пик популярности у Вячеслава Васильевича ушел вместе с Советским Союзом. Но он пользовался как-то своей славой?

— К сожалению, не очень-то. Хотя, наверное, надо было бы. Но в папе нет деловой, коммерческой хватки, он всегда был увлечен только своей профессией. Он никогда не был звездным, тусовочным, как сейчас это принято называть. Он умеет с разными людьми вести себя по-разному. С простыми — простой, а с непростыми становится сложнее не бывает. Он был и остается звездой высокого уровня и умеет себя вести как звезда. Это, конечно, не понты дешевые, просто он не будет ни с кем разговаривать запанибрата. Вообще папа — человек непростой и человек настроения.

— Вы были с папой за границей?

— Да, в Китае и во Франции. В Китае он очень популярен, его там на улицах все узнавали.

— Какие у Вячеслава Васильевича отношения с зятем, то есть с вашим мужем Колей?

— Хорошие. Они все время выходят с ним покурить на крылечко, поболтать. Он с ним общается сейчас гораздо больше, чем со мной. Я-то все с детьми. Конфликтов у папы с Колей нет вообще, зато со мной — пожалуйста. Если даже его недовольство относится к другому, он все равно выясняет отношения со мной.

— За что же он сейчас-то на вас нападает?

— За то, что дети, наверное, скоро разломают всю дачу. Такие они буйные. Им по два года и семь месяцев, и названы они в честь своих дедов — Слава и Гоша. Вячеслав Васильевич хочет, чтобы я их строже воспитывала. Но я так не могу и не хочу.

— А он ворчит на внуков?

— Он с ними разговаривает по-деловому. Иногда даже достаточно жестко, типа: «А ты спросил это у мамы? А это тебе можно?» И я слышу, как они ему кричат в ответ: «Да можно, можно!» А он, наверное, хочет, чтобы я сказала: «Нельзя!»

* * *

— Иногда с возрастом человек становится невыносимым, все время брюзжит, всем недоволен. А бывает наоборот, к старости люди становятся мудрее, добрее и даже современнее. Вячеслав Васильевич в каком направлении развивается?

— Раньше у него были разные увлечения: рыбалка, за грибами мы ходили. А сейчас от всего себя оградил. Никуда не выходит. Общения он избегает. Наверное, пресытился этим в молодости.

— И что, даже не гуляет?

— Нет, почему, выходит на берег речки… Мы с ним на рынок в Одинцово выезжаем — там его все узнают, сбегаются, дарят фрукты, овощи. Ему это приятно. Но вот как-то мы поехали на рынок, и папа решил одеться так, чтобы его не узнали. Нацепил черные очки, шапку и говорит нам с мужем: «Вы идите впереди, а я пойду сзади, незаметно». Я оглянулась: папа вышагивал с тростью, как денди по Бродвею. Мы смеялись от души. Это было зрелище! Наверное, он так прикалывался. Он вообще человек с юмором: смотрит, к примеру, новости и над всеми хохмит. А вообще он по телевизору глядит в основном канал «Культура» или «Спорт» — он же болельщик, а еще иногда концерты.

— Попсу?

— А почему нет? Он так отдыхает.

— А как великий артист живет в плане материальном?

— Выходят фильмы с его участием, а никаких денег он за это не получает. А еще в Москве открылись два ресторана «Штирлиц», но никто даже разрешения не спросил, не предложил хоть какой-то суммы. Это беспредел. Я не хочу сказать, что папа бедствует, но, конечно, живет не так, как должен жить. И никто не хочет об этом думать. Вот я обратилась в одну инстанцию по поводу его юбилейного вечера, попросила какие-то деньги. Мне ответили: «Пожалуйста, напишите заявку, мы вас выставим на конкурс». Но, по-моему, свои конкурсы он уже давно выиграл. Поэтому никакой заявки, конечно же, я писать не стала.

Александр Мельман