Накануне первого послевоенного года отец сделал мне подарок. Это был детский календарь. И еще отец принес коробку — театр теней. Я вырезал небольшие фигурки, приладил керосиновую лампу (так было таинственнее и надежнее — послевоенная Москва переживала перебои с электричеством), и на стене задрожали причудливые тени. Вот всю ее заняла противная старая Жаба. Потом появились глупые майские жуки, подслеповатая полевая Мышь, тупой, напыщенный Крот и добрая-добрая Ласточка. Среди них ходила, страдала, плакала и смеялась Дюймовочка.
Так я познакомился с Андерсеном. Эпитеты и понимание пришли позже, а тогда была лишь безотчетная признательность доброму сказочнику, голос которого я слышу до сих пор: негромкий, ласковый, чуть надтреснутый. Наверно, это голос замечательного артиста Николая Литвинова, уже четверть века читающего сказки Андерсена по радио. Но мне все кажется, что это рассказывает свои необыкновенные истории сын башмачника из датского городка Оденсе.
Сейчас великий сказочник снова пришел в наш дом, чтобы познакомиться с моим двухлетним сынишкой. Каждый вечер Вовка просит «кино» и я показываю ему диафильмы, красочные и занимательные. Любимым из них стала все та же «Дюймовочка».
Но когда на экране появляется Крот (тупой, напыщенный) сын, ерзая на стуле, тихо шепчет: «Боюсь!» «Никого не бойся, малыш! — успокаиваю я его. — Все будет хорошо!». И он терпеливо ждет, когда Ласточка унесет Дюймовочку в теплые края.
...На выставке «Современное датское конструирование» в Политехническом музее, посмотрев интересную экспозицию, я остановился у витрины «Куклы из сказок Андерсена». И больше уже никуда не отходил. Я увидел и самого Андерсена, в сердце которого «неблагодарный» Амур пустил золотую стрелу, поразив его мучительной и непреодолимой любовью («Нехороший мальчик»). И бесстрашного трубочиста, который ринулся в черный дымоход, чтобы показать своей пастушке одну-единственную звезду на небе («Пастушка и трубочист»). И веселого свинопаса, отвергшего притязания глупой принцессы, которая на трещотку и горшок променяла настоящую розу и живого соловья.
Один из организаторов и оформитель выставки, художник-архитектор Иби Триер Мёрк рассказала мне, что эти сказочные миниатюры из воска сделала специально для выставки жительница Копенгагена Бирте Таге Хансен. Она даже не профессиональная художница. Хозяйка и мать. Правда, ее дочери давно повзрослели, и она им уже не читает сказок. Одна из них — специалист по изделиям из художественного серебра, а вторая — врач-дантист, имеет дело с тонким инструментом. Обе с удовольствием помогали матери создавать куклы, которыми сейчас восхищаются москвичи.
Так я еще раз встретился с Андерсеном
(«Неделя», 1971 г.)
Продолжение следует
