Сложение минусов

Во всем цивилизованном мире давно приняты отличные от прочих университетские дипломы. Это своеобразный знак качества. Ректор МГУ Виктор Садовничий считает, что и нам стоит попробовать (Фото: Дмитрий Пленкин)

25 января в Московском государственном университете имени Ломоносова снова будут наливать медовуху по случаю Татьяниного дня, традиционно отмечаемого как День студента. Между тем ректор МГУ Виктор Садовничий и в канун праздника настроен говорить о проблемах, по-прежнему стоящих перед российской высшей школой.

— Это праздник со слезами на глазах, Виктор Антонович?

— Ну, не так категорически! Хотя иногда возникает ощущение, будто высшая школа остается экспериментальным полигоном. Увы, в 90-е годы порядком наломали дров, сегодня приходится расхлебывать последствия той поры, когда любые три человека могли собраться в частной квартире и объявить ее университетом, получить лицензию. Формально все делалось по закону.

— И много таких шарашкиных контор наплодить успели?

— Судите сами. В советское время на всю Россию было около шестисот вузов, а сейчас лишь негосударственных высших образовательных учреждений и их филиалов насчитывается 3345. В какой-то момент чуть ли не в каждом райцентре выдавали институтские дипломы стандартного образца.

— Гарантируя качество образования?

— Вы же понимаете, набрать такое количество квалифицированных преподавателей было негде, страна не располагала потенциалом, чтобы удержать заявленную планку. В итоге, с одной стороны, сегодня у нас приходится 500 студентов на десять тысяч населения, и по этому показателю мы вышли в мировые лидеры, с другой — уровень подготовки дипломированных специалистов заметно снизился. Конечно, тягу к знаниям надо только приветствовать, люди, пришедшие учиться, ни в чем не виноваты. Вопрос следует адресовать ответственным за формирование учебных программ, а они частенько не озабочены этой проблемой. Мол, обязательные курсы и дисциплины представлены, остальное же нас не касается. Словно название предмета способно заменить суть. Важно ведь не только, о чем читают лекции, но кто и как. Вот и получается: в стране около семи миллионов студентов, а качество подготовки выпускников постоянно падает. На этом фоне добавилась тема болонской двухуровневой системы…

— …против которой вы по-прежнему выступаете?

— Поясню. Нельзя механически переносить модель, трактовать ее излишне прямолинейно. Если где-то система сработала, совсем не факт, что все выйдет и у нас. Нужно учитывать специфику и традиции конкретной страны, понять, какая цель преследуется. Внешне схема выглядит заманчиво: четыре года базового образования для каждого, а дальше — по потребностям и возможностям. При этом не берутся в расчет существенные нюансы. Так, в большинстве европейских стран в школе учатся 12 лет, в Германии и вовсе 13. Как минимум на год, а то и на два дольше, чем в России! Изначально нам предлагали присваивать степень бакалавра после трех прослушанных институтских курсов. Недопустимо мало! Кроме того, не понимаю, почему так рьяно отстаивается тезис о «конвертируемости» диплома болонского образца. Дескать, с этим документом можно искать работу по всему миру, его везде примут и признают. Мне всегда казалось, наша задача — подготовка специалистов для российской экономики, а не стимулирование эмиграции. Вспомните, чем обернулся для России мощнейший отток ученых в начале 90-х, когда многие молодые таланты предпочли уехать за рубеж: число научных сотрудников сократилось вдвое, мы до сих пор в полной мере не оправились от того удара. Словом, легкость отъезда конвертируемых специалистов не является для меня весомым аргументом поддержки болонской системы.

— Значит, что немцу — хорошо, то русскому — смерть?

— У Германии была своя миграция — послевоенная, в результате нее отдельные научные направления так и не удалось восстановить. Не думаю, что и сегодня немцы в восторге от форсированной утечки умов. Иначе они столь жестко не оппонировали бы линейному пониманию болонской системы.

— Но у нас решение вроде бы принято окончательное?

— С оговорками, о которых я вам и рассказываю. Мы настаиваем на сохранении пятилетнего образовательного цикла по ряду специальностей. Тут могут быть медицина, юриспруденция, фундаментальная наука — математика, физика, химия. Более того, считаю, некоторым ведущим вузам страны надо дать право самостоятельно решать, переходить на систему «бакалавр — магистр» или все же погодить. Зачем искусственно понижать достигнутый уровень образования? Сошлюсь на опыт МГУ. В последние годы я провел с десяток семинаров, на которых сравнивалось качество преподавания естественных дисциплин в 50—70 ведущих университетах мира, включая Беркли, Гарвард, Оксфорд, Кембридж, Сорбонну. В семинарах участвовали академики и профессора, работающие в этих вузах. Только они имели право высказывать мнение и выставлять оценку. Мы сопоставили учебные и лекционные планы, нагрузки, научную работу студентов, способы контроля за тем, как они усваивают получаемый материал. Словом, комплексный анализ. В итоге дружно пришли к выводу, что фундаментальная подготовка в МГУ в первые пять лет обучения по насыщенности и объему примерно в два раза выше, чем в любом другом университете мира. У нас, например, читаются все сколь-нибудь значимые курсы по математике. Подобным не может похвастать никто. Другое дело, что мы теряем позиции в аспирантской и особенно в постаспирантской подготовке. На Западе успешно работает система так называемых постдоков, позволяющая на 4—6 лет оставлять талантливую молодежь в стенах вузов и готовить из нее по-настоящему высококлассных специалистов. В зарубежных институтах аспирант — основная ударная сила.

— У нас же это часто способ закосить от призыва в армию.

— Или инструмент для продления иногородними пребывания в столице. Серьезная проблема! Но, решая ее, необязательно разрушать систему базового университетского образования. Вспоминаю мехмат периода моего обучения в МГУ. На факультете читалось — вдумайтесь в цифру! — пятьсот спецкурсов и семинаров в дополнение к обязательной учебной программе. Студенты рано включались в научную деятельность, закрепляли теорию на практике, могли углубить знания в конкретных областях. Нет, я не против двухуровневой системы. Я за свободу выбора. В конце концов, бакалавриат существует в МГУ лет десять, но правом завершить обучение после четырех лет пользуются пять студентов из каждых ста. Остальные хотят учиться дальше, так не надо им мешать!

— И кто же будет платить за магистров?

— Бюджет. Иначе произойдет увеличение в разы доли платного образования, что, на мой взгляд, не есть хорошо.

— В разрабатываемом в стенах МГУ Образовательном кодексе перечисленные вами тревоги отражены, Виктор Антонович?

— Идее этого свода законов много лет. Мы начинали проект совместно с Госдумой и Советом Федерации. Мысль проста: образование — слишком широкое поле, чтобы накрыть его лоскутками отдельных законов. Нужен обобщающий документ, регулирующий все вопросы. Есть же Трудовой кодекс, Налоговый, Земельный, Уголовный, в конце концов. К действующим законам об образовании за последние годы были приняты десятки, может, сотни дополнений, изменений, уточнений. Они порой противоречат сами себе. Все нужно привести к единому знаменателю. Кодекс мог бы конституировать систему образования в стране, прописав любые нюансы. За разработку взялся юридический факультет МГУ, вчерне документ готов, рассчитываю, в ближайшее время он поступит на экспертизу в Госдуму. В ее власти придать кодексу статус федерального закона.

— Выдача выпускникам университетов дипломов собственного образца тоже будет там оговорена?

— Это предложение Союза ректоров. Возможно, наше общество еще не готово к столь радикальному шагу, но во всем цивилизованном мире давно приняты отличные от прочих университетские дипломы. Это своеобразный знак качества.

— А как же единый стандарт, за который вы только что ратовали.

— Есть профильное министерство, оно будет следить за соблюдением необходимых требований. Но университет и сам должен отвечать за качество образования. Он ведь рискует именем и честью. Полагаю, в порядке эксперимента можно разрешить специально отобранным вузам выдавать свои дипломы (наряду с документами старого, классического, образца) и посмотреть, что получится. На мой взгляд, это лишь повысит ценность корочек.

— Хорошо бы ту же операцию параллельно проделать с учеными степенями, обзавестись которыми нынче не составляет труда. Штамповка диссертаций поставлена на конвейер…

— Да, работы порой пишутся, что называется, под ключ. Об этом недавно шел разговор на встрече у первого вице-премьера правительства России Дмитрия Медведева. Сегодня кандидатами и докторами наук становятся все кому не лень — политики, депутаты, чиновники, звезды шоу-бизнеса. А сколько академий и — соответственно — академиков развелось в последнее время? Настоящие ученые, входящие в узкий и элитарный клуб РАН, растворились в массе всевозможных академиков сатиры, юмора и оккультных наук. У каждой академии свои символы, знаки отличия, дипломы и прочие атрибуты. Да, тешить самолюбие никому не запретишь, но хорошо бы понапрасну не полоскать слово «академия». Пусть это все называется как-то иначе.

— Ревизия уже присвоенных степеней и званий возможна?

— Едва ли. Это технически трудноосуществимо. За исключением доказанного факта плагиата.

— Часто горят на подобном воровстве?

— Бывает. Как правило, до защиты. Есть автоматизированная система «Антиплагиат», способная определить, оригинальна ли предлагаемая работа. Хотя случаются и курьезы. Сейчас ВАК рассматривает спорную ситуацию: система указала на плагиат, но научные руководители аспирантов утверждают, что это две совершенно самостоятельные диссертации, у которых лишь введения в автореферат похожи… В целом же качество научных работ в последнее время снизилось, порой невнятные полуфабрикаты пытаются выдать за открытие. Чтобы исправить положение вещей, нужна жесткая позиция экспертного сообщества. ВАК ведь никому не перепрыгнуть, здесь и должен стоять фильтр на пути псевдоученых. Нельзя подрывать престиж науки и высшей школы.

— А идею создания в стране двух федеральных университетов — Южного и Сибирского — вы поддерживаете, Виктор Антонович?

— Ход правильный, хотя можно спорить о частностях. Мы готовы оказать содействие создаваемым центрам всем, чем можем, но надо понимать: это процесс не пяти и даже не десяти лет. Университет — это научная школа и традиции. И то и другое требует времени. Знаю, перед обоими вузами поставлена задача к 2015 году войти в число ста лучших университетов мира. Цель амбициозная, но давайте не торопиться. Помните, когда создавался Академгородок в Новосибирске, там высадился мощный десант во главе с выдающимся ученым Михаилом Лаврентьевым. Следом за ним приехали еще десятка два академиков и группа выпускников московского физтеха. В результате возник прекрасный научный центр.

— Введение в ряде университетов должности президента тоже попытка сохранения традиций?

— Инициатива Союза ректоров связана с тем, что несколько лет назад Мин-обрнауки стало без исключений, предусмотренных, к слову, законом, реализовывать норму о 65-летнем возрастном цензе. Ректоров, достигших этого возраста, вынуждали оставить пост. В результате заслуженные люди, сделавшие массу полезного для высшей школы, обладающие колоссальным опытом, связями и авторитетом в научной среде, оказались перед необходимостью слепо следовать букве правил. Понимаете, в России ректор — фигура несколько иная, нежели на Западе. Там человека назначили на три года, потом сменили другим. Обычная административная должность. У нас же ректора обязательно выбирают, и часто именно он ассоциируется с вузом. Человек-бренд. Разбрасываться таким богатством — непозволительная роскошь. Для сотни ректоров, перешагнувших порог 65 лет, собственно, и был учрежден пост президента университета. Это не вводит двоевластия, не нарушает принцип единоначалия. Все рычаги по-прежнему находятся у ректора, он главный администратор, а президент следит за соблюдением традиций, отвечает за имидж, берет на себя попечительские и представительские функции, делает иную важную и нужную работу.

— Появление варягов в ректорских креслах возможно?

— Попытки странных персонажей трудоустроиться в ряд вузов предпринимались, но есть аттестационная комиссия, куда поровну входят представители министерства и Союза ректоров, она и дает заключение о профпригодности предлагаемых кандидатов. Мы никого не назначаем, а лишь рекомендуем для избрания. Порой вдруг появляются господа, которые подают заявку, прослышав о вакансии ректора. При этом люди не имеют отношения к науке, руководят какими-то фирмами…

— Разве формальных ограничений для кандидатов не существует? Скажем, наличие той же степени кандидата или доктора наук?

— Ничего! Человек самовыдвигается. Хочу — и все!

— По-вашему, это нормально?

— Нет, конечно. Тут и вмешивается аттестационная комиссия…

— Может, нужно учредить какую-нибудь согласительную комиссию, способную остановить перманентный процесс реформирования высшей школы?

— Существующая и предложенная сегодня системы далеки от совершенства. Надо использовать положительное, что в них есть, и исправлять выявляемые недостатки. Как математик скажу: превращение минуса в плюс — целое искусство. Не хочу загадывать по времени, долго ли продлится процесс. Вы же понимаете, предела совершенству нет…