«Люди нередко умирали не от ковида, а от лечения ковида», — вспоминают врачи, работавшие два года назад в «красных зонах».
Мы разбирались, как сделать так, чтобы новая вспышка инфекции, начавшаяся в России, не привела к повторению старых ошибок и не принесла новые смерти.
Или почему препараты от COVID-19, считавшиеся некогда спасением, как сейчас выясняется, оказывались куда страшнее самой болезни.
ФОТО: AP
То, что к середине августа Россию накроет очередная волна COVID-19, было понятно ещё в июне. Когда белый флаг вирусу по очереди выбрасывали одна за другой европейские страны: Италия, Германия, Франция и т.д., — где заболеваемость в сутки составляла от 100 до 300 тысяч человек. Но у нас, как обычно, надеялись «на авось», на закрытые границы…
Только сейчас обнаруживаются жуткие последствия терапии «с потолка» первых месяцев пандемии: когда непроверенные средства убивали быстрее и точнее коронавируса.
При этом врачи, независимо от того, в какой стране они жили, честно признавали, что лечили пациентов по стандартным, спущенным схемам, даже если видели, что лечение не помогает. «Если пациент умирает, но при этом я ни на йоту не отступил от протокола, то на мне нет никакой вины. Если же я начинаю своевольничать и выписывать то, что, мне кажется, поможет, в случае летального исхода это грозит большими разборками. Выздоровеет — об этом всё равно никто не узнает. Проще и спокойнее делать так, как тебе говорят, как за тебя решили, чтобы не нести ответственности», — объяснял мне в то время один из российских медиков. Он не скрывал, что многие из препаратов, считавшихся в те дни панацеей, наоборот, ускорили уход больных, однако его коллеги, как и он сам, не видели необходимости кому-то что-то доказывать или бороться.
Два года назад поклонение этому препарату было в чём-то сродни религии. О гидроксихлорохине говорили с придыханием. Он входил в протоколы лечения COVID-19 во всём мире. При том, что никаких исследований по этому поводу не проводилось.
Просто однажды весной 2020-го на брифинге в Белом Доме президент Трамп уверенно заявил, что пьёт гидроксихлорохин каждый день для профилактики.
«Я принимаю его примерно полторы недели, и я всё ещё здесь, я всё ещё здесь», — сказал Трамп.
И мир взял на заметку.
На вопрос о доказательствах эффективности препарата Трамп оптимистично ответил: «Вот мои доказательства, я получил много положительных отзывов о нём».
Хлорохин и его производное, гидроксихлорохин, обычно используют для лечения малярии и волчанки. Также он оказывает противовоспалительное и иммуносупрессивное действие при хронической системной красной волчанке (СКВ), остром и хроническом ревматоидном артрите.
Зато сейчас, увы, мы пожинаем плоды тех поспешных и необдуманных решений.
«Даже однократное применение гидроксихлорохина способно вызвать мутации в эпителиальных клетках печени, блокирует выработку глюкоза-6-фосфатдегидрогеназы (Г-6-ФД), задачей которой является предохранение мембран клеток от воздействия вредных продуктов обмена — в основном, это свободные радикалы-оксиданты, которые разрушают нормальные клеточные структуры. Особенно часто подобное наблюдается у пожилых и хронически больных, — на условиях анонимности рассказывает один из европейских экспертов. — Всё это было известно давно, ещё до коронавируса выходили публикации, что такие последствия возможны от ряда препаратов, в том числе против малярии. Но пандемия привела к панике, когда здравый смысл просто выключился, и гидроксихлорохин обязали выписывать всем подряд».
Систематический его приём вёл к преждевременной гибели эритроцитов, вследствие этого в крови резко падала концентрация гемоглобина, иногда до критических значений. Средняя продолжительность жизни эритроцитов составляет 120 дней. Гидроксихлорохин сокращал её до 10.
Выпадение волос, ломкость ногтей являются теми симптомами, при которых следует незамедлительно обращаться к врачу. Особенно если в анамнезе — приём антималярийных препаратов.
— Можно ли обвинять врачей в использовании этого препарата, если они понимали, что это практически яд?
— Чем было, тем и лечили. Это мог быть любой цитостатик, то есть довольно токсичный препарат, который блокирует процессы роста, развития и механизмы деления клеток, в том числе и вируса. Для массового применения взяли самый дешёвый из того, что было. Думали, что последствия-то проявятся потом, а спасти человека нужно сейчас. Никто и представить себе не мог, что время пройдёт так быстро, и сейчас перед нами массово пациенты с проблемами, вызванными приёмом антималярийных препаратов. Самое опасное, что лечения от этого заболевания нет — только симптоматичное. А если не лечить, то это закончится смертью.
Когда количество негативных побочных эффектов зашкалило, на больничном этапе гидроксихлорохин отменили у всех, но ответственность за его применение так никто и не понёс. Не Трампу же отвечать. Хотя, когда он подхватил инфекцию сам, то лечился отнюдь не гидроксихлорохином, а эксклюзивным, только для него составленным коктейлем антител. Что доказывает, что политики — плохие вирусологи. И что заразен не только вирус, но и пропаганда.
Очередная волна COVID-19, которая накрывает Россию в августе 2022 года, вроде бы должна восприниматься нами гораздо более спокойно. В конце концов не она первая, не она последняя. В случае нового штамма, как и при Омикроне, вирус чаще всего не опускается в лёгкие и не вызывает тяжёлых осложнений. Тем более, как мы видим, что в той же Европе никакого скачка смертности на этот раз не было.
Отчасти это связано с тем, что те, кто должен был умереть, уже умерли. Группы риска — старики и хроники — сильно поредели в предыдущие вспышки. Отчасти — с тем, что симптоматику коронавируса в принципе научились неплохо лечить, и нет такого хаоса в здравоохранении и логистике, как раньше.
Хотелось бы верить, что хотя бы в этом случае у России не будет своего особого пути. Тем более, что антималярийные препараты у нас давно уже отменили.
Екатерина Сажнева
