…Нога ослепительной блондинки погружена в стеклянный конус. В огромном бокале для мартини плещется влага. На плечах одного из персонажей — гигантский, ощетиненный ребрами кусок мяса.
Плоский треугольник — муж-жена-любовник — под пером Гарольда Пинтера преображается в объем жизни «по умолчанию». Пьеса (перевод Б. Носика и В. Харитонова) выстроена на обратном ходе событий: мы встречаемся с героями в миг, когда их отношения уже два года как изжиты и волны отлива достигли незыблемых, казалось, брачных редутов. А расстаемся в момент, когда между Джерри и Эммой все только начинается. Драматическое напряжение между неизбежностью и обусловленностью, надеждой и привязанностью, жаждой летать и привычкой ползать строит атмосферу пьесы и нового спектакля Владимира Мирзоева в Театре имени Станиславского. Драматическое напряжение — редкий гость на современной сцене, но здесь оно — из главных достоинств постановки.
Что, казалось бы, особенного? Ну, вспыхнул роман, семь лет длился в условиях дружбы домами, сошел на нет, разрушив одну из семей… Расхожий случай, не более. Но на то Пинтер и Нобелевский лауреат, чтобы в сдувшийся шар банального сюжета вдохнуть грустную поэзию существования. Любовник — литагент и муж — издатель вместе обедают, играют в сквош и обсуждают все на свете. Три линии отношений — Эмма и Роберт, Эмма и Джерри, Джерри и Роберт — полны не столько подробностей, сколько оттенков, не столько объяснений, сколько мимолетностей. Роберт (Максим Суханов) снимает пушинку с плеча Джерри (Андрей Мерзликин), Джерри наливает ему вина, Эмма (Анна Чурина) занимается любовью с тем и другим, а тем временем…
Одним названием, с истинно английской сдержанностью, Пинтер определяет, почему, собственно, нас должно занимать происходящее: «Предательство». Он дает только один ключ — образ маленькой дочери Эммы и Роберта, которую Джерри однажды подбросил в воздух и поймал, а обе семьи — все взрослые и все дети — стояли вокруг и смеялись. Он возникает в начале и в конце, а все, что между — обеды и ужины, страстные речи, воспоминания, — дышит двойственностью.
Актерский треугольник — и в этом успех спектакля — гармоничен. Актеры играют легко, словно бы впроброс, маскируя, как в жизни, ярость, отчаяние, растерянность. Символы, введенные режиссером, формулируют пространство «за словами».
Особый комизм Пинтера часто замешан на ситуативном парадоксе. Мирзоев обостряет его на каждом шагу. Комичен Джерри, внезапно узнающий от Роберта, что тот давно знает об их романе: знал, а мне не сказал, ты — мой лучший друг?! Трагикомичен Роберт, удаляющийся во тьму с гигантской бараньей лопаткой на плечах, овеществленным символом «последнего ужина». Печально-комична Эмма, которую потрошат, как в прозекторской, и терзают то одни, то другие мужские руки.
Главный персонаж спектакля — обманутый муж. Потому что его играет Суханов. Ревнивец на грани убийства, философ на утлой лодочке индивидуалистического мировоззрения, неспешный и вкрадчивый, задумчивый и зловещий. Вулканическая магма, текущая под тонким слоем навыков цивилизованного человека, — так Суханов ведет свои сцены.
Мирзоев оснащает действие жесткой пластикой (балетмейстер Артур Ощепков). Двое вступают в любовные отношения, но предают не столько свои браки, сколько доверие и единственность человеческих связей. Обладать и принадлежать — инстинкты, отмеченные обреченностью. И тема Венеции, города для одиночества, торжествует в финале мотивом черно-белого карнавала. Герои спектакля, Арлекин, Пьеро, Коломбина, как механические куклы, отчаянно атакуют стену с несколькими мазками яркой краски…
Марина Токарева
