Совсем не юбилейные заметки к юбилею Михаила Горбачева

Мы публикуем ещё одну статью, посвящённую первому и единственному Президенту СССР Михаилу Сергеевичу Горбачёву, который сегодня отмечает свой день рождения.

Жду Ваших комментариев!

Дмитрий Меньшиков, редактор сайта "1001.ru".

85 лет исполнится в эту среду Михаилу Горбачеву — политику, которого любят и даже обожествляют. Политику, которого ненавидят и ругают. Политику, который до неузнаваемости изменил жизнь всех без исключения обитателей бывшего СССР — даже тех из них, кто родился после окончания срока его правления.

Свое 85-летие последний генеральный секретарь ЦК КПСС и первый и последний Президент Советского Союза празднует в момент, когда его политическая репутация является особенно уязвимой. Как недавно показал всем нам Никита Михалков — первый в когорте штатных обожателей кремлевских лидеров в период их нахождения у власти и штатных обличителей тех же самых лидеров в период после их выхода на пенсию, — любой сегодня может безнаказанно словесно пнуть Михаила Сергеевича и даже призвать к его немедленной отдаче под суд.

И надо признать, что подобная обидная для юбиляра ситуация — это следствие не только всем известных особенностей характера прославленного российского режиссера. Намекая на неизбежность ухода из власти в конце любой, пусть даже самой блистательной политической карьеры, известный британский общественный деятель Энох Пауэлл написал в 1971 году: «Все политические жизни, если только они не прерываются на взлете, заканчиваются провалом. Такова суть политики и человеческой природы».

Однако «провал», которым завершилась политическая карьера Михаила Горбачева, был особенно оглушительным. И дело здесь даже не в том, что Горбачев разделил с римским императором Ромулом Августулом и российским царем Николаем II сомнительную честь оказаться последним в списке правителей великой державы. Дело в том, что даже сейчас — спустя без малого четверть века после распада СССР — корни очень многих проблем, которые терзают современную Россию, можно при желании обнаружить именно в горбачевской эпохе.

Возьмем, например, крымский кризис, под сенью которого вот уже третий год живет наша страна. Как же это легко — встать в прокурорскую позу, направить свой обличительный перст на Горбачева и заявить ему: «А почему это вы, Михаил Сергеевич, не исправили допущенную Хрущевым несправедливость и не передали обратно Крым из состава Украины в состав России, когда у вас были все возможности это сделать? Почему вы тем самым запустили цепь событий, которые спустя годы поставили Россию перед невозможным выбором: или смириться с триумфальным приходом НАТО в город российской воинской славы Севастополь, или пойти на нарушение норм международного права и на «семейный конфликт» с братской Украиной? Почему вы вообще допустили распад Советского Союза? Ведь даже в той же Украине — стране, которая отчаяннее всех пытается сейчас «сбежать в Европу», — на референдуме в апреле 1991 года 70,2% проголосовавших высказались за сохранение СССР? Как можно было проигнорировать столь четко высказанное волеизъявление избирателей?»

Список подобных «почему» можно продолжать до бесконечности. Но должны ли мы уподобляться Никите Михалкову и требовать отдать Михаила Горбачева под суд — пусть даже моральный? Задаваться подобным вопросом в день 85‑летия бывшего лидера нашей страны — это особенно неприличное, в чем-то даже кощунственное занятие. Но я готов жестко поспорить с Никитой Михалковым не только в этот праздничный для Горбачева день, когда традиция и социальные нормы требуют говорить о юбиляре только хорошее. Я готов громко говорить о том, что Михалков категорически не прав, в любой день — невзирая на то, что может произойти с нашей страной дальше, и на то, какие еще претензии Горбачеву предъявит история.

Как я уже писал, традиция отдавать бывшего лидера государства под своего рода «моральный трибунал» прочно укоренилась в нашей стране. Но лишь в одном случае — с развенчанием культа личности Сталина — эта традиция принесла реальную пользу стране и ее жителям. Во всех остальных случаях развенчание «позорного прошлого» страны обязательно незаметно трансформировалось в развенчание ее настоящего и будущего.

Много ли, например, пользы стране принесло развенчание «брежневского застоя», которое пришлось на горбачевскую эпоху? Если глядеть из 2016 года, то не очень. Развенчав то, что действительно стоило развенчать, мы не смогли вовремя остановиться. Мы выбросили на помойку то, что тогда казалось «мусором», а сейчас вновь признано «фундаментальными национальными интересами».

Мы запутались в идеалах, во времени и пространстве. Мы поверили, что окружающий нас мир «добренький». Мы забыли о том, что основной закон человеческого существования — это конкурентная борьба. Мы не сумели вовремя осознать, что тот, кто добровольно отказывается от своих конкурентных преимуществ, вызывает у окружающих удивление, недоумение, даже жалость и сочувствие, но никак не уважение и восхищение.

Подозреваю, что с предыдущим абзацем согласится даже мой идеологический оппонент Никита Михалков. Но бушующая сейчас идеологическая кампания по развенчанию «горбачевско- ельцинского лихолетья» — занятие для страны тоже совсем небезобидное. Я отлично помню времена Горбачева и времена Ельцина. Я отлично помню темные стороны этих периодов — стороны, про которые сейчас, к счастью, можно сказать: неужели это было на самом деле? неужели мы когда-то были такими глупыми?

фото: Геннадий Черкасов

 

Но только слепой не видит, к каким негативным последствиям приводит тотальное отрицание того, что было сделано в период правления последнего генерального секретаря ЦК КПСС и первого Президента РФ. Россия частично балансирует на грани частичного отката в догорбачевские времена. Мы рискуем вернуться в период самоизоляции и безнадежной гонки вооружений, период постоянно возрастающего технологического и экономического отставания от окружающих стран.

Вот почему я считаю, что России не нужен новый «моральный трибунал». Нам требуется самопознание, а не очередное развенчание кого бы то ни было: Михаила Горбачева или Владимира Путина, который тоже когда-нибудь обязательно станет бывшим лидером нашей страны. Допущенные в прошлом ошибки невозможно «забрать назад», вычеркнуть из истории. Но эти ошибки можно проанализировать — проанализировать и с вероятностью свыше 50% обнаружить, что до конца эти «системные проколы» так и не изжиты. Что они существуют в виде привычек, от которых не в силах отказаться и ныне действующие политические игроки.

Ставший очевидным в 1991 году «провал политической жизни» Михаила Горбачева был не только его личным провалом. Это был провал всего советского политического класса — слоя, который, конечно, не тождественен современной российской политической элите, но в то же самое время не очень сильно от нее отличался. Это был провал всей советской интеллигенции — части общества, которая является безусловным прародителем нынешнего российского креативного класса.

85-летие Михаила Горбачева — это не только повод поздравить юбиляра, в политической жизни которого кроме грандиозных провалов были и очень серьезные достижения. Юбилей Михаила Сергеевича Горбачева — это еще и очень серьезный повод задуматься о том, что он сделал правильно и что у него пошло не так.

Секрет успеха и неуспеха

В 1918 году знаменитый русский физиолог, лауреат Нобелевской премии Иван Павлов произнес в Петрограде свою нашумевшую лекцию «О русском уме». Среди прочего в ней содержались и такие строки: «Русская мысль совершенно не применяет критики метода, то есть никогда не проверяет смысла слов, не идет за кулисы слова, не любит смотреть на подлинную действительность».

В момент, когда неистовый и бесстрашный академик — Павлов публично ругал советскую власть даже в разгар сталинского террора — произносил эти слова, до рождения Михаила Горбачева оставалось еще почти тринадцать лет. Но удивительное дело! Если задаться целью найти состоящее из одного предложения лучшее объяснение потрясающего политического успеха и потрясающего политического провала последнего лидера СССР, то ничего лучшего, чем эти слова академика Павлова, вы, с моей точки зрения, не обнаружите.

Я отчетливо помню день, когда я впервые узнал о существовании человека по имени Михаил Сергеевич Горбачев. Март 1985 года. Десять лет мне исполнится только через два месяца. Но я уже очень интересуюсь политикой. И мне очень хочется узнать, кто станет нашим новым «самым-самым главным начальником» взамен только что скончавшегося Константина Черненко. И я даже знаю человека, который может мне это сказать с абсолютной точностью. Я сломя голову несусь к нашей соседке по многоквартирному дому, известному педагогу и историку Ирине Платоновне Рахмановой, и она называет мне эту заветную фамилию: Горбачев.

Нет, вы там не подумайте чего-нибудь такого джеймсбондовского. Ирина Платоновна вовсе не была вхожа в «высшие сферы». Как я узнал позднее, ее секрет заключался в том, что она была «советским человеком с большим стажем». А каждый «советский человек с большим стажем» твердо знал: сменщиком только что умершего вождя обязательно станет председатель комиссии по организации его похорон.

Но того, что случилось дальше, не ожидали ни «советские люди с большим стажем», ни «советские люди с полным отсутствием стажа». Вся наша огромная страна вдруг оживилась, подтянулась, стала шагать бодрее. И виновником таких разительных перемен был он, динамичный молодой генсек. Когда годом ранее нашим новым руководителем стал насквозь больной Константин Черненко, рабочие на заводе, на котором моя мама трудилась редактором многотиражной газеты, громко ругались: «Опять старика избрали!» Теперь же воздух был пропитан всеобщей радостью, всеобщей эйфорией.

Я в полной мере осознаю, что мои личные воспоминания о той далекой весне 1985 года абсолютно неоригинальны. Примерно то же самое вам может рассказать каждый второй, если не каждый первый из тех, кто находился тогда в сознательном возрасте. Более того, «радостный март 85‑го» — это обязательный пункт всей посвященной Горбачеву мемуаристики из многих тысяч томов. Томов, которые, если говорить о наших отечественных изданиях, обычно посвящены поиску ответа на вопрос «как я вовремя не разглядел в Горбачеве разрушителя?» и в девяноста случаях из ста описывают примерно следующую смену эмоций авторов по отношению к последнему генсеку: радость и восторг, непонимание и разочарование, гнев и отчаяние.

Таким он парнем был: юбиляр в 50-е годы. Фото: gorby.ru

 

Рискну поспорить со всеми этими уважаемыми авторами мемуаров. По моему глубокому убеждению, Горбачев не был «разрушителем». Горбачев был «ремонтником» — «ремонтником», который, не осознавая всей тяжести и всего масштаба стоящей перед ним задачи, тем не менее рьяно взялся за дело: стал энергично крутить различные вентили, менять отдельные детали, произносить зажигательные речи на тему «Вот сейчас мы враз все исправим!».

Гуляя недавно по посвященной Леониду Брежневу выставке в федеральных архивах, я наткнулся на совершенно неожиданный документ: сделанные генсеком в конце 60‑х годов рукописные записи о ползучем «экономическом поглощении» ГДР со стороны ФРГ. Из записей Брежнева следовало: он очень обеспокоен — обеспокоен и совсем не понимает, что делать, как противостоять этой опасной тенденции.

Британский премьер-министр времен королевы Виктории лорд Мельбурн как-то раз заметил: «Когда ты находишься в сомнении по поводу того, что ты должен делать, не делай ничего!». Не думаю, что Брежнев знал об этом изречении лорда Мельбурна. Но он поступил в полном соответствии с его рекомендацией: не сделал ничего.

К 1983 году Германская Демократическая Республика де-факто обанкротилась: в государственной казне не осталось денег для выплат по внешним долгам. Почему вы никогда не слышали об этом факте? Потому что в самый последний момент режиму лидера ГДР Эриха Хонеккера удалось избежать официального объявления дефолта. После секретных переговоров с тайным эмиссаром Восточного Берлина, полковником госбезопасности Александром Шальк-Голодковским, ФРГ без особого шума предоставила своей «соседке по Германии» миллиардный кредит, который позволил ГДР «заткнуть дыры».

К моменту прихода Михаила Горбачева к власти подобное же положение дел наблюдалось в абсолютном большинстве сфер жизни советского блока. Внешний фасад оставался вполне благопристойным. Но за этим фасадом почти везде скрывались набирающие силу разрушительные тенденции. Приведу еще один наглядный пример. Моя страдающая от острой формы аэрофобии любимая теща все никак не может понять: почему я ни капельки не боюсь летать?

Объясняю специально для тещи: я начал активно пользоваться услугами нашей гражданской авиации, еще будучи маленьким мальчиком. А в выпавший на мое детство советский период самолеты в нашей стране почти никогда не падали — такое впечатление, во всяком случае, старательно создавали СМИ. Но вот недавно я заглянул в рассекреченную статистику авиакатастроф времен моих детских полетов. И мне очень быстро стало плохо.

Вот, например, «траурный список» нашей авиации только за три летних месяца 1982 года. 28 июня. Катастрофа Як‑42 в Белоруссии. 132 погибших. Гибель Ил‑62 сразу после взлета в Москве. 90 погибших. 16 июля. Летное происшествие с самолетом Ан‑2, принадлежащим Якутскому управлению гражданской авиации. Количество погибших неизвестно. 14 августа. Наземное столкновение двух самолетов в Абхазии. 11 погибших.

В годы, непосредственно предшествующие приходу Горбачева к власти, троица генеральных секретарей, выполнявших свои обязанности, «не приходя в сознание» — даже энергично взявшийся за дело Андропов из-за страшной болезни очень быстро попал в эту же категорию — могла позволить себе игнорировать поток подобных «неприятных деталей».

Молодой, полный сил и амбиций генсек Михаил Горбачев такой «роскоши» себе позволить не мог. Времена «раннего Горбачева» — это энергичные попытки «латания дыр». Продолжим, скажем, тот же самый пример с гражданской авиацией. Не знаю, в какой мере это можно считать личной заслугой Михаила Сергеевича. Но именно во второй половине 80‑х годов власть обратила внимание на ужасающее положение дел с безопасностью полетов. В отрасль стали вкладывать серьезные деньги. Давно назревшие и перезревшие меры были наконец-то приняты.

Однако объявленный Горбачевым на апрельском пленуме ЦК КПСС курс на «экономическое ускорение» очень быстро исчерпал себя. Выяснилось, что «дыр», которые следует «залатать», слишком много. А возможностей осуществить это «залатывание» слишком мало — и в те времена выполнявшая функции «дойной коровы» экономики нефтяная отрасль из-за катастрофического падения мировых цен на «черное золото» вдруг резко отощала.

Постепенно стала очевидной и еще одна обескураживающая деталь: прекрасно понимавший, что с брежневской моделью СССР «что-то не так», Горбачев не имел никакого твердого представления о том, как именно можно в глобальном смысле «сделать так». Вернее, на первом этапе перестройки такое представление, как мне кажется, у Михаила Сергеевича было. Но когда жизнь раз за разом стала показывать всю утопичность и нереалистичность первоначальных горбачевских идей, генсек психологически сломался и сдался.

Глядя, как «помещение», в котором он еще недавно, полный сил и надежд, из-за раскрученных вентилей и сорванных кранов быстро заполняется водой, Горбачев не нашел в себе сил признать поражение. А может быть, генсек не смог даже вовремя осознать, что речь идет именно о поражении, и ни о чем другом. Лидер СССР стал прятаться за потоком красивых, но лишенного реального внутреннего содержания слов — то ли сам веря в их волшебную силу, то ли рассчитывая загипнотизировать ими других.

Однако, как показывает многовековой опыт, в политическом плане людей гипнотизируют либо великие идеи, либо великая власть. Идеи у Горбачева оставались до самого конца его президентства. Но власти у него с каждым месяцем становилось все меньше. Где-то на рубеже 1988 и 1989 годов генсек стал радикальным образом менять свое политическое амплуа. Формально оставаясь на «капитанском мостике» советской политики, в реальности Горбачев оказался в роли «пленника и заложника» бурного потока событий — потока, который закрутил его, лишил возможности побега и понес куда-то в неизвестную доселе даль.

Конечно, Горбачев пытался «вырваться из плена» и вновь «возглавить процесс». Конечно, он маневрировал. Но блеск и изящество его тактических маневров лишь подчеркивали отсутствие у генсека-президента реалистического стратегического плана. Приведу эпизод, который до глубины души поразил меня еще тогда — поздней осенью 1990 года. Недовольство положением дел в стране среди делегатов Четвертого съезда народных депутатов СССР тогда достигло точки кипения. От Горбачева потребовали «решительных мер» по исправлению ситуации. И он такие «меры» принял: объявил об упразднении президентского совета, создании поста вице-президента и назначении на эту должность малоизвестного профсоюзного функционера Геннадия Янаева.

Спрашивается: каким образом подобные «решительные меры» — или малозначимые бюрократические перестановки, если называть вещи своими именами, — могли способствовать исправлению хоть чего бы то ни было? Но депутатов демарш Горбачева почему-то убедил. Президент СССР получил возможность продолжить свою государственную деятельность дальше — вплоть до полной потери реальной власти по результатам попытки путча в августе 1991 года и формального роспуска Советского Союза в декабре того же года.

Горбачев в каждом из нас

Нет, так не пишут статьи к юбилею лауреата Нобелевской премии мира — так не может быть, или, во всяком случае, так не должно быть. Но все эти детали нашей прошлой жизни, о которых сейчас обидно и неприятно вспоминать, я вернул из закоулков памяти вовсе не для того, чтобы сделать больно Михаилу Сергеевичу. Я вспомнил их потому, что погубившие карьеру Горбачева «особенности национальной политики» отнюдь не исчезли из нашей жизни в момент отставки первого Президента СССР на закате 1991 года.

Слепая вера в мистическую силу слова. Уверенность, что главное — это озвучить набор жизнеутверждающих лозунгов, а дальше все образуется само собой. Неспособность к планомерной, рутинной, совсем не зрелищной, но в то же время такой необходимой ежедневной работе. Вечный поиск «врагов демократии». Мгновенное записывание в ряды этих «врагов» любого, кто отказывается, не задавая «лишних» вопросов, политически слиться с тобой в «едином порыве».

Разве все эти явления «ушли в отставку» вместе с Горбачевым в момент распада СССР? Нет, все вышеописанное — это, на мой взгляд, «родовые признаки» нынешнего российского креативного класса. И не надо указывать на то, что в отличие от Горбачева у нашего креативного класса не было шанса порулить страной. Шесть с лишним лет правления Горбачева высветили проблему, о которой не очень принято говорить, но, которая, по моему мнению, остается одной из главных в нашей политической жизни.

Власть в России — не важно, в России царской или в России советской — традиционно гнобила интеллигенцию. И это создало в стране представление об интеллигенции как о самой справедливой, разумной и дальновидной части общества. И вот наступило время Горбачева — период, когда у представителей интеллигенции впервые появился шанс «попробовать на вкус» политическую власть. И что же выяснилось? С моей точки зрения, ничего хорошего.

Интеллигент до мозга костей Звиад Гамсахурдиа. Умница, диссидент, знаток языков, зажигательный оратор, сын классика грузинской литературы. Стал лидером своей республики и в кратчайшие сроки довел ее до состояния полного развала и гражданской войны. Острый конфликт с Россией, уход из состава республики Абхазии и Южной Осетии — все эти «благодеяния» современной Грузии обеспечил именно интеллигент Гамсахурдиа.

Абульфаз Алиев (Эльчибей). Еще один интеллигент, умница и диссидент. Еще во времена Горбачева стал в качестве лидера местного «Народного фронта» самым влиятельным политиком Азербайджана, а вскоре после распада СССР возглавил республику в качестве президента. Продержался всего год — год, ставший самым страшным в современной истории Азербайджана.

Такого рода политиков во времена Горбачева появилось великое множество. Ставка Михаила Сергеевича на интеллигенцию как на основного «прораба перестройки» является, на мой взгляд, одной из его самых судьбоносных политических ошибок. Из этого, конечно, вовсе не следует, что интеллигенция — это «деструктивный слой», который следует гнобить. Из этого следует другое: претензии креативного класса на то, что только ему принадлежит монополия на политическую истину, базируются на довольно шатком основании. Однако попробуйте сказать об этом нынешнему российскому креативному классу. Без синяков — в фигуральном смысле, конечно (они же интеллигенты!) — вы с такой «дружеской беседы» точно не уйдете!

Но из горбачевского опыта можно сделать и иные неутешительные выводы — например, выводы, которые касаются нынешнего российского правящего класса. В районе 1989 года Михаил Горбачев стал стремительно терять поддержку советской политической элиты. В следующем году генсек стал для этой элиты объектом жгучей ненависти — «могильщиком», человеком, который непонятно ради чего разрушает несущий каркас государства.

В иных политических системах потерявший доверие элиты лидер был бы на совершенно законных основаниях смещен с должности. Но в СССР привычка к формальному чинопочитанию оказалась сильнее. Мало того что элита попыталась по-серьезному избавиться от Горбачева только в августе 1991 года — в момент, когда политический механизм управления единым советским государством был, по сути, уже разрушен. Для этого еще и был избран откровенно незаконный метод — метод государственного переворота, который окончательно похоронил Советский Союз.

Как это соотносится с современной российской политической реальностью? На первый взгляд никак. В политическом отношении Владимир Путин — это абсолютный антипод Горбачева. Однако оказавшаяся фатальной для СССР проблема полной зависимости элиты от высшего лидера заложена и в нынешней российской политической конструкции. И в будущем это может привести к очень серьезным проблемам для нашей страны.

Поэтому давайте не будем «бросать камни» в Михаила Сергеевича — ни в день его юбилея, ни в любой другой день. Каждый из нас — это «немного Горбачев». Бросать камни в Горбачева — бросать камни в самих себя. Лучше простим себе те ошибки, которые уже нельзя исправить, и постараемся не наделать новых. С юбилеем вас, Михаил Сергеевич! У вас очень многое не получилось, но вы точно хотели как лучше!

Михвил Ростовский

Источник