В гостях у «ЛГ» Лю Вэньфэй – известный китайский русист, профессор и заведующий Отделением русской литературы Института зарубежной литературы Академии общественных наук Китая, президент Китайской ассоциации по исследованию русской литературы, переводчик Пушкина, Горького, Белого, Проханова, Виктора Ерофеева и других русских писателей. В этом году Лю Вэньфэй вошёл в «короткий список» премии «Читай Россию», и мы беседовали с ним в день оглашения имён победителей.
– Вы много переводите как русскую классику, так и современных авторов. А чем вы руководствуетесь в выборе произведения: оно вам понравилось лично или вызвало какой-то ажиотаж, или есть какие-то плановые вещи, которые просто нужно перевести?
– Я перевожу потому, что люблю конкретного писателя и конкретное произведение. Это, во-первых. Во-вторых, бывает, что перевод – это непосредственный заказ издательства, некий проект. В-третьих, есть произведения, которые просто необходимо переводить для обогащения культуры Китая. Например, лет десять назад я составил серию книг литературы Серебряного века и перевёл две книги для этой серии…
– У вас есть перевод романа Михаила Арцыбашева «Санин». С чем связан ваш выбор? В России Арцыбашев писатель не то что забытый, но, скажем так, явно не первого ряда.
– «Санина» я перевёл по заказу. Но надо сказать, этот роман в Китае имел и имеет влияние. Когда «Санин» вышел в свет, в Китае как раз началось движение к новой культуре и к новой литературе. Так называемое движение «4-го мая». Первым переводчиком «Санина» в Китае является известный писатель и основоположник новой китайской литературы Лу Синь. Появление такого романа считается символом революции, снятия многих запретов, смены образа жизни. Для своего времени «Санин» – хороший роман в том смысле, что изменил направление литературного развития. Вот я только что закончил перевод «Истории русской литературы» Мирского. Так вот Мирский там замечает, что Арцыбашев прямой наследник Льва Толстого, в особенности его повести «Смерть Ивана Ильича». Поэтому, на мой взгляд, Арцыбашев в истории русской литературы отнюдь не мелкий писатель.
– А правда, что в Китае самое популярное произведение «Как закалялась сталь» Николая Островского? Пару лет назад у вас даже сериал снимался по этому роману.
– Да, сериал действительно снимался… Дело в том, что этот роман включён у нас в школьную программу, и поэтому каждый год переиздаётся довольно большим тиражом. Родителям приходится покупать его своим детям. Поэтому трудно сказать, насколько он в принципе популярен у обычных читателей
– А каковы вообще тиражи современных известных китайских прозаиков?
– В среднем – пять-восемь тысяч. Правда, у очень популярных и известных новое произведение может выйти тиражом и в сто тысяч.
– А тиражи поэтических книг?
– Гораздо меньше. Часто поэты издают стихи за свой счёт. Ну, конечно, кроме тех, которые считаются живыми классиками. Но таких немного. Например, Бэй Дао.
– Среди переведённых вами русских авторов есть, например, Виктор Ерофеев и Михаил Елизаров. Интересно ваше личное мнение, скажем, о романе «Библиотекарь» Елизарова…
– Честно говоря, если сравнить этих двух писателей, то я предпочитаю Ерофеева. Что касается «Библиотекаря», то обратите внимание: я только один из трёх переводчиков, потому что это произведение было переведено по заказу. Мне пришлось переводить последнюю часть этого романа. Роман Ерофеева «Русская красавица», насколько я знаю, наделал много шума, когда вышел в России. Поэтому вполне понятно, что в Китае тоже возник к нему интерес. Это смелая эротика, в какой-то мере символ новой российской литературы, определённая веха в её развитии. Другое дело, что я, естественно, смотрю на русскую литературу взглядом постороннего, взглядом учёного и обращаю больше внимания на художественность, на литературность вне зависимости от популярности. Но тем не менее считаю, что нашумевшее произведение нельзя совсем игнорировать. Если его заметили на родине, то, наверное, в нём есть то, что будет интересно и другим народам.
– Здесь, согласитесь, существует некая опасность. Ведь есть очень достойные произведения, которые не делают никаких скандалов, тем не менее они являются подлинными, а иные вещи специально пишутся для того, чтобы наделать шума, но не имеют серьёзного внутреннего наполнения. Не получат ли в такой ситуации китайские читатели искажённое представление о русской литературе? Вот, скажем, Шукшин. Замечательный писатель, но он не создал ничего скандального…
– Конечно, такая опасность существует. Но, увы, заказы поступают только на определённые произведения. Однако есть и другая сторона вопроса. Ведь перевод – это не главная и не единственная наша задача. Мы в Китае сами пишем историю русской литературы. Что касается специалистов, филологов, китайских славистов, то, поверьте, мы правильно понимаем вашу литературу и оцениваем объективно и классику, и современные произведения. Более того, Шукшина мы тоже перевели.
– А если сравнивать переводы классиков и переводы современных авторов, то какие изменения, на ваш взгляд, претерпела русская литература, помимо того, что в ней стало больше эротики? И как изменилась китайская – от классики до современности?
– Да, в переводных современных произведениях действительно много эротики. Кстати, у вас недавно вышел целый эротический номер журнала «Иностранная литература»… Что касается русской литературы, то довольно большие изменения претерпела и тематика произведений, и язык. Много и стилистических новшеств. Но всё это абсолютно естественно, литература постоянно развивается. Правда, чаще всего утрата классических ориентиров, особенно в языке, ведёт и к эстетической, и, что особенно страшно, к этической деградации, в результате чего произведения литературы вместо преображения жизни усугубляют её тяготы. Основная же задача реалистичной литературы – не только показать правду жизни, но и дать надежду для дальнейшего существования, оказать некую психологическую поддержку. Если говорить о китайской литературе, то она достаточно консервативна и в своей мировоззренческой основе, во взгляде на основные человеческие ценности остаётся практически неизменной. Хотя, разумеется, в современной литературе звучат актуальные темы, видны приметы времени…
– Расскажите поподробнее о той вашей работе, которая номинирована на премию «Читай Россию». Это перевод писем Рильке, Пастернака и Цветаевой. Такой эпистолярно-любовный треугольник …
– Мне кажется, что я в некотором смысле вообще случайный кандидат. Несколько российских корреспондентов во время конференции подходили ко мне и спрашивали, почему я один представляю целую Азию? Странно, что не было славистов из Японии, из Кореи…
– Чем эта переписка так заинтересовала вас, что вы решили перевести целую книгу? Это был личный интерес или заказ издательства?
– Я давно занимаюсь этой работой, более двадцати лет. И исключительно по своему вкусу. Когда я был на стажировке в России, то исследовал историю русской литературы ХХ века. Меня заинтересовали фигуры Цветаевой и Пастернака. А Рильке вообще мой любимый поэт. В «Доме книги» на Арбате я купил этот том и всю переписку прочитал за одну ночь. Там не только о любви, но есть интереснейшие рассуждения об искусстве, о кризисе мировой поэзии в начале прошлого столетия. После перевода писем на китайский язык я с удивлением понял, насколько велик интерес к ним в Китае. Мне писали учителя из провинций, простые читатели. Переводить эти письма было очень трудно. Там много метафор и образов, которые непросто передать адекватно. Не побоюсь показаться нескромным, но эта работа свидетельствует и о моём переводческом уровне.
– А каким тиражом вышла эта книга?
– Восемь тысяч.
– Для подобного рода литературы довольно большой тираж.
– Да, немаленький. Даже бестселлеры немецкой, французской литературы имеют тираж не больше десяти тысяч.
– А вообще, если сравнивать: русская литература в Китае переводится больше, чем другие литературы, или меньше?
– Примерно одинаково. Хотя если взять американскую литературу, включая и массовую, то она занимает около восьмидесяти процентов всей переводной. Остальные двадцать процентов – это японская, русская, французская, немецкая и другая.
– А почему такой большой процент американской литературы?
– Это вопрос непростой. Наверное, основная причина в глобализации, в гегемонии английского языка, гегемонии англоязычной культуры. У вас, наверное, тоже так?
– У нас американская литература в основном представлена такими жанрами, как фантастика, фэнтези, детективы. Не сказать, что она у нас доминирует.
– Я, скорее, имел в виду культуру в целом, даже больше массовую: фильмы, компьютерные игры…
– В советское время у нас была целая армия высококлассных переводчиков. Переводили на русский тексты малых народов России, произведения мировой литературы. Даже известные авторы занимались переводами, поскольку за это очень хорошо платили. Сейчас всё это в прошлом, профессия переводчика умирает. Молодые неохотно берутся за переводы, потому что это не приносит денег, а если и переводят что-то, то недостаточно качественно. А у вас в Китае как?
– Ситуация, к сожалению, схожая. Приведу такой пример. За перевод романа Фадеева «Молодая гвардия» в 50-е годы прошлого столетия переводчику, бывшему директору нашего института, профессору Е Шуйфу заплатили девять тысяч юаней. На них он купил целую усадьбу в центре Пекина, с парком, с пристройками. Сегодня за перевод книги мы тоже получаем примерно девять-десять тысяч юаней, но это совсем другие деньги – половина месячной зарплаты простого профессора в Китае. Переводить ради заработка стало невыгодно. Имеет смысл делать это только из любви к литературе. Стать профессиональным переводчиком, если, к примеру, говорить о моих аспирантах, никто не мечтает. Иначе говоря, никто не сможет жить переводами. Это опасно. Кто будет после нас переводить русскую литературу, французскую, немецкую?
– А популярную у вас американскую литературу есть желающие переводить?
– Хороший вопрос. Надо отметить, что качество перевода американской литературы гораздо ниже, чем, скажем, русской. Почему? Плата за перевод выше, а профессионализм переводчиков ниже. Издательство, купившее права у американских коллег, хочет как можно быстрее издать книгу, чтобы сразу получить прибыль. А скорость, естественно, сказывается на качестве перевода. И потом – чаще всего это коллективный перевод. А он в принципе не может быть качественным.
– Вы уже довольно долго работаете с русской литературой. Вас не огорчает тот факт, что в России современные китайские авторы практически никому неизвестны и не издаются? Вот недавно у нас в «ЛГ» на первой полосе была небольшая рецензия на книгу Ду Фу, но это классик. Современных же китайских авторов мы не знаем. Что необходимо сделать, чтобы книги китайских прозаиков появились в России? Есть ли, скажем, в китайской поэзии последних лет свой Рубцов, свой Кузнецов, свой Бродский, поэты, которых обязан знать каждый?
– Появление в России книг китайских авторов – это задача российских китаистов. Что касается моего вклада, то три года назад я составил современную антологию китайской поэзии. Она называется «Азиатская медь». Книга вышла в Петербурге, в издательстве «Востоковедение». Я выступил как составитель и написал предисловие. Покойная Римма Казакова тоже написала предисловие, которое потом опубликовала отдельной статьёй у нас в журнале «Мировая литература». Недавно ко мне обратились из журнала «Дружба народов», они хотели издавать специальный номер по китайской литературе. Может быть, у нас нет такого поэта, как Бродский, но у нас тоже есть очень хорошие поэты. Например, Бэй Дао. Теперь он живёт в Гонконге. Жаль, что недавно он очень серьёзно заболел…
– А вот по поводу цензуры в Китае. Как вы издаёте некоторые русские романы вроде «Русской красавицы»? На них цензура не распространяется?
– Отношение в Китае к зарубежной литературе в этом смысле гораздо мягче. Так примерно было и у вас в советское время…
– Как глобализация влияет на Китай? Известно, что китайская литература более консервативна, чем европейская…
– Постараюсь ответить коротко. Я был в Англии, в Америке и в России. Могу сделать вывод, что глобализация в Китае имеет меньше влияния на современную литературу и культуру, чем на экономику. Потому что язык экономики – это деньги, а язык литературы – слово. К счастью, китайский язык мало кто знает! Он сложен в изучении. Иероглифы – это в какой-то степени наша защита от вторжения в китайский язык иноязычного начала.
– Если я правильно понял, заимствуя слова из англоязычной лексики, вы заимствуете понятие, а не само слово?
– В принципе да. Англоязычные слова не вносятся в язык как новые без всяких изменений, а претерпевают определённые метаморфозы, китаизируются, приобретают понятие соответственно нашему менталитету. И это даёт возможность сохранить языковую самобытность и защитить нашу современную культуру от натиска глобализации.
– Нам это, увы, удаётся в меньшей степени. Современный русский язык, особенно в области технологий, как репейник цепляет все иноязычные, в частности, англоязычные слова. Очистить его уже практически невозможно.
– Русский язык сам по себе очень богат. И богатство это, естественно, прирастает новыми словами – и сленговыми, и иноязычными. Но любой язык как единый организм очень мудр, поэтому со временем, даже если останется разговорная шелуха, ядро укрепится в подлинной литературе в чистом виде, отринув всё наносное и недолговечное.
– Будем надеяться, что так и случится.
– Обязательно! Иначе и быть не может!
