В 1957 году я вместе с группой студентов бакинского университета поехал в Западно-Казахстанскую область покорять целину. Этот патриотический порыв был совершён мною совершенно нечаянно в состоянии сильного торможения умственной деятельности, поскольку я был также похож на комсомольца-добровольца, как однокомнатная деревянная развалюха под названием "школа", в которую нас поселили, была похожа на пятизвёздочный отель на берегу Карибского моря.
"Школу" разделили занавеской на М и Ж. В первую же ночь, не дожидаясь рассвета, я покинул это помещение из-за невыносимой духоты и в течение последующих нескольких месяцев пребывания на целине ни разу туда не заглянул. Перед отъездом на целину будущим покорителям дали несколько практических советов, в частности, посоветовали взять с собой чехол для матраца. Я набил чехол соломой и несколько дней спал на воздухе, надев на себя всю имевшуюся у меня одежду и подложив под голову кирпич. Через несколько дней я забыл утром положить матрац на возвышение, и куры превратили его в большое количество мелких тряпичных фрагментов. Пришлось мне спать на земле до самого отъезда в начале ноября, когда по утрам и по ночам было очень холодно.
Но это всё - мелочи. Главной же немелочью оказался ... голод. К счастью или к несчастью, но раньше на жизненном пути мне это ощущение в таком наглом виде никогда не встречалось. Заработанные копейки регулярно на руки нам не выдавали: пару раз выдали мелочь - курам на смех. Денег на питание мы не получали первых два с половиной месяца. В Бакинском райкоме про нашу группу забыли. Ели мы макароны, сваренные без масла, паслён, который рос повсюду, иногда воровали огурцы на огороде, но последнее редко удавалось.
Неподалеко был посёлок, где жили цыгане. За год до событий, которые я здесь описываю, вышло постановление об оседлости цыган. В соответствии с этим постановлением цыганам предоставили вновь построенные дома. Они отодрали деревянные покрытия полов, посыпали полы песком и очень хорошо себя чувствовали в новом посёлке, заменившем им традиционный табор.
Цыганам выделили участки земли. Поскольку сельским хозяйством цыгане сроду не увлекались, то, чтобы добро не пропадало, они использовали свои участки под бахчи. Видимо, умные люди посоветовали им заняться бахчеводством, поскольку в условиях Западного Казахстана это был самый простой вид сельскохозяйственной деятельности: посеять семечки и собирать урожай. Первый опыт хозяйствования удался цыганам на славу. Их участки сплошь были покрыты очень сладкими дынями нескольких сортов и огромными арбузами.
Не знаю почему, но с цыганами у меня сложились очень хорошие и доверительные отношения. Может быть они чувствовали, что я отношусь к ним на равных. Не знаю, но мне единственному из всей университетской группы разрешили раз в день уносить с бахчей такое количество дынь и арбузов, которое я смогу утащить. Если бы кто-то несанкционировано залез на их бахчи, то его прирезали бы самым тривиальным образом. Я раздобыл огромный мешок, загружал его до предела и волок в расположение нашей группы. Так что дынями и арбузами мы питались, как говорится, от пуза. И всё равно чувство постоянного голода не отступало. Дынями и арбузами наестся было невозможно. Я захватил с собой деньги из дома, но, во-первых, они быстро улетучились, а во вторых всё равно покупать еду было негде. Для этого нужно было, используя редкую оказию, добираться до Уральска.
Среди нас была державшаяся обособленной группа из нескольких девушек, которые привезли из дома по несколько чемоданов, набитых продуктами длительного хранения: галетами, рыбными и мясными консервами, даже компотами. Мне довелось как-то издалека увидеть содержание их чемоданов. Про себя я их именовал "старые девы", хотя это были молодые, энергичные и даже излишне болтливые девушки. Среди них выделялась смертельно-рыжая Зоя, которая, чувствовалось, обладала наибольшим авторитетом среди "старых дев". Как я понимал, для полного счастья девицам этой обособленной группы не хватало мужчины, за которым они могли бы ухаживать так, чтобы это напоминало реальную семью, для заботы о которой их вылепила мать-природа.
Я ко всем относился одинаково, и у меня были неплохие, хотя и поверхностные отношения с Зоей, которая поглядывала на меня не без интереса. Я чувствовал, что меня назначили первым кандидатом на роль объекта ухаживания. Я был заводилой, по вечерам нагружал девиц и парней кизяками, мы отправлялись в степь, где жгли костры, пели блатные и патриотические песни, я играл на гитаре, не очень виртуозно, но очень громко и зажигательно, рассказывал анекдоты, которые знал в огромном количестве. Иногда мы пили водку. Часа в 2-3 ночи шли спать. Так было почти каждую ночь. Словом, я обладал заметным авторитетом, и "старые девы" поставили себе целью усыновить именно меня. Мне, конечно, как и всем, очень хотелось кушать, но менять свободу на еду я не собирался. Эти ухаживания за мной длились довольно долго. Я охотно общался со "старыми девами", но под венец никак не шёл.
За процессом приобщения меня к группе старых дев, напряжённо наблюдал со стороны Рафик, коренастый, маленького роста брюнет с пышными бровями и большим вьющимся чубом. Я уже не помню в деталях, каким образом старые девы поняли однозначно, что со мной ничего не получится. Это произошло как-то сразу, и Рафик в тот же миг ожил, засветился и начал ползти по направлению к старым девам, используя все возможности, какими его наделила природа. Через очень короткое время я увидел, что Рафик восседает среди старых дев, по-хозяйски расправляясь с едой, расставленной на расстеленном одеяле, все они оживленно болтают и улыбаются. Помню, что я очень порадовался за то, что процесс формирования семьи наконец-то завершился, и мысленно пожелал старым девам с Рафиком всего самого наилучшего.
Туалета конечно же у нас не было. Школа одиноко стояла на поляне на берегу реки Чаган. Рано утром все бежали как-бы на физзарядку по направлению к реке. Девушки заворачивали налево за низкий бугорок, где приседали и исчезали из вида. Парни заворачивали направо за более высокий бугорок, где также исчезали из вида и справляли нужду.
Однажды через некоторое время после того, как Рафик стал членом семьи старых дев, я, встав раньше всех и сделав свои дела до массового выхода людей в туалет, увидел такую сцену. Девицы на бегу свернули налево, с ними свернул налево и Рафик, который, как и девицы, исчез из вида. Я понял, что Рафик начал писать сидя.
Многие годы впоследствии в моем внутреннем лексиконе, на котором я общался сам с собой, я использовал выражение "стать рафиком". Смысл этого выражения, я думаю, нетрудно понять.
Ваш Леонид Владимирович Андреев
