Приказ Великого государя тайных дел — так официально именовался один из 40 Приказов/Министерств в Московии середины XVII века. Понятно, что столь устрашающее название причинило историкам массу хлопот. Что за такие «тайные дела» у великого государя? Западные ученые склонны были усматривать в Приказе нечто вроде «кровавого трибунала». Впрочем, и известный русский историк Николай Костомаров подозревал в нем прародителя тайной полиции.
Между тем еще в 1911 году Казимир Валишевский, опираясь на забытую старую книгу московского подъячего Григория Котошихина, напомнил, что занимался этот загадочный «трибунал» среди прочего и такими совершенно неподобающими для тайной полиции делами, как «выписка из-за границы плодовых деревьев и покупка попугаев для царских птичников». И заграничных ликеров тоже. Не говоря уже о том, что числилось за Приказом 300 сокольников и больше 3000 соколов, кречетов и ястребов, а также 100 000 голубиных гнезд «для подкормки и выучки охотничьих птиц». Такие, оказывается, «тайные дела» были у этого Приказа.
Из книги Котошихина следовало, что в ту пору, как и сейчас, Москва желала жить по европейским стандартам — с заграничными ликерами и попугаями. Была, однако, и другая Москва — ремесленников и купцов. Да, им тоже что-то перепадало от роскошеств бюрократии. Но они же были и первыми, кто бунтовал против ее бесчинств и беззаконий. Даром ли XVII век вошел в историю как «бунташный»? Все, одним словом, как сегодня.
Разница в том, что сегодня на службе у чиновной бюрократии государственная пропаганда, всепроникающее ТВ, и слишком велик у нее соблазн перевести стрелку традиционной неприязни провинции к столице именно на протестующих. Хитрый маневр сработал: обманутая провинция восстала не против зажравшейся чиновной столицы с ее Рублевкой и многомиллионной недвижимостью за кордоном, а против другой, ремесленной, условно говоря, Москвы.
Откуда, собственно, взялась в России эта традиция неприязни провинции к столице?
О Григории Котошихине
Нельзя, однако, двинуться дальше, не сказав несколько слов о человеке, благодаря которому узнали мы все подробности о нашем Приказе. Можно ли ему верить? Нет, конечно, никаким разведчиком он не был. Скорее был Котошихин ранним прототипом Ломоносова, замечательно одаренным молодым человеком из «простых», жизнь которого не сложилась, да и не могла в допетровской Московии сложиться.
Начав переписчиком бумаг в Посольском приказе (тогдашнем Министерстве иностранных дел), он дослужился до подъячего и, что важнее, стал доверенным лицом самого А.Л. Ордина-Нащокина, министра и единственного блестящего русского дипломата XVII века. В этом качестве он принимал участие в переговорах и был командирован в Швецию (что по тем временам было для человека его ранга исключительной привилегией). Не успел он вернуться, как семья его оказалась на улице: жадный ростовщик отобрал за долги дом его отца.
Благодаря вмешательству министра дом удалось вернуть, но долги с непомерными процентами платить надо было. С подъяческой зарплатой это было невозможно. И Котошихин решился на должностное преступление: продал шведскому посланнику секреты Посольского приказа. А тут новая беда: под угрозой битья батогами его принуждали оговорить бывшего командующего Днепровской армией князя Черкасского. Нащокин больше не был министром, просить помощи было не у кого. И Котошихин сбежал из страны.
В Швеции он получил государственную стипендию и за восемь месяцев написал замечательную книгу, из которой мы и узнали о Приказе тайных дел и о многом другом, что навсегда потонуло бы без него в Лете. В стокгольмских архивах раскопали оригинал, написанный его рукой (помимо всего прочего он был еще и известным каллиграфом). На протяжении почти двух столетий «патриотические» историки пытались уличить Котошихина в клевете на историю отечества. Но безуспешно. Текст несостоявшегося Ломоносова был безукоризненно точен.
Двойная жизнь чиновной Москвы
Функция Приказа тайных дел и нынешней президентской администрации (АП) идентична — обман. Но дьявол в деталях. А в деталях разница есть — и большая. Конечно, обвиняя протестующую «ремесленную» Москву в том, что она, а не чиновники, с жиру бесится, АП тоже обманывает народ — опасно раскалывая при этом страну, — но смысл ее деятельности все-таки в том, чтобы обмануть мир. Скрыть от него, что никакого разделения властей (на законодательную, исполнительную и судебную), общепринятого в этом мире, в современной России нет, а есть неограниченная власть первого лица.
Это первостепенно важная функция. Просто потому, что страну без разделения властей даже в «большую двадцатку» не приняли бы, не говоря уже о «большой восьмерке». В этом случае Россия со всеми своими ядерными боеголовками и межконтинентальными ракетами обречена была бы стать изгоем в современном мире. Приходится это разделение имитировать. И — с помощью АП — обезвреживать.
Другое дело — Московия. Ей ни к чему было обманывать мир. Она со своим «русским Богом, никому более не принадлежащим и неведомым», по выражению В.О. Ключевского, современный ей мир игнорировала. Ну, скажем, как сегодня Северная Корея со своим чучхе. И поэтому смысл Приказа тайных дел исчерпывался обманом собственного народа.
Это сейчас двойная жизнь столичного чиновничества: дети и недвижимость — за рубежом, служба — в РФ — на виду. В Московии с этим было строго. «Для науки и обычая, — читаем Котошихина, — детей своих в иные государства не посылают, страшась того: узнав тамошних государств веры и обычаи и вольность благую, начали б свою веру отменять и о возвращении к домам своим никакого бы попечения не имели и не мыслили». И лояльностью начальству там было не откупиться. Ибо, продолжал наш Вергилий, «а который бы человек, князь или боярин, или кто-нибудь сам, или сына или брата своего послал в иные государства, не бив челом государю, такому бы человеку за такое дело поставлено было б в измену». Ну как в той же Северной Корее или, чтобы совсем уж знакомо, в СССР.
Вот и приходилось тогдашней столичной элите устраивать свою двойную жизнь дома. Для того, собственно, и учрежден был Приказ тайных дел. В стране не было, например, ведомства по устройству дорог, провинция тонула в грязи, зато было — тот же Приказ — ведавшее доставкой в столицу заграничных чулок и перчаток. Или вот в конюшнях Приказа постоянно кормилось 3000 парадных лошадей и 40 000 упряжных. Не многовато ли для прогулок царя и его семейства? Для кого же, вы думаете, вся эта армада кормилась?
Государство «Столица»
А жилось тогда стране плохо. «Ты всем проповедуешь поститься, — писал царю патриарх Никон, — а теперь и неведомо, кто не постится, ради скудости хлебной, а во многих местах и до смерти постятся, потому что есть нечего. Нет никого, кто был бы помилован, везде плач и сокрушение… Нет никого веселящегося в наши дни». Ошибался патриарх, в столице веселились вовсю. В момент, когда под страхом строжайших наказаний запрещены были в стране даже самые зачатки искусства, скоморохи или медведевожатые, когда в скрипках и флейтах усматривала РПЦ проделки антихриста, преспокойно наслаждалось государство «Столица» этими самыми сатанинскими скрипками, слушало заграничных Эсфирь и Орфея.
Тем более ни в чем не отказывало оно себе по части наслаждений материальных. 3000 изысканных европейских блюд ежедневно готовились в приказных кухнях. Знаменитые фруктовые сады во Владимире обслуживали исключительно Приказ. Для доставки свежего молока устроена была неслыханная по тем временам молочная ферма из 200 отборных коров. Отечественные вина доставлялись из приказных виноградников, устроенных в окрестностях Астрахани французом, выписанным для этого из Пуату. Православное государство «Столица» ни в чем не желало уступать еретическому, но такому соблазнительному Парижу.
Так благоустраивало столичное чиновничество свою двойную жизнь в условиях международной самоизоляции. Котошихин не мог, конечно, знать, что на его глазах рождалась национальная традиция. Он лишь добросовестно описывал странную ситуацию, в которой ему пришлось жить. Описывал столицу, живущую «опричь», отдельно от собственной страны и презирающую население этой страны как дикарей-туземцев.
А страна что ж? Она, в свою очередь, никогда не простила этой опричной столице ее фанфаронство, ее пир во время чумы, ее обманную жизнь с официальным государственным учреждением, первым в реестре правительственных Приказов, исполнявшим тем не менее на самом деле роль, как сказали бы сейчас, спецраспредителя для опричников.
Что же после этого спрашивать, откуда взялась неприязнь провинциальной России к зажравшейся Москве? Спасибо Котошихину, мы всё об этом знаем. Вот его-то, бедного Григория, и не взяла в расчет АП, обманывая страну в 2012-м. А он между тем свидетель. Да еще какой! Проверенный-перепроверенный. Очевидец. Единственный. Переиздать бы его. Массовым тиражом
Александр Янов
