Детей мигрантов не нужно зачислять в школы, если они не знают русского языка. С такой инициативой выступили депутаты Госдумы. Сразу приходит в голову: а еще в школы можно не зачислять детей с особенностями здоровья или тех, чьи родители не хотят скидываться на тетради, да и тех, кто в силу особенностей не может сидеть 45 минут на уроке смирно. Школы продолжают выбирать учеников, потому что «ваших особенных учить некому». Их поддерживают общественность и депутаты. У общества якобы нет ресурса. Но так ли это на самом деле?
Получая очередной диплом о высшем образовании, я собиралась писать магистерскую работу как раз на тему обучения детей-мигрантов в общеобразовательных школах России. Тогда не хватило практического опыта. И лишь спустя год мне пришлось столкнуться с проблемой лицом к лицу.
В первый же год работы в школе в мой класс пришли пять иноязычных детей. Трое из них не знали русского вообще. Для меня это стало огромным потрясением. Я даже выпросила у подруги «Самоучитель по таджикскому языку». Но оказалось, что способность у семилетних детей к изучению иностранного гораздо выше, чем у взрослых учительниц.
Скромную симпатичную девочку отец привел в образовательное учреждение через 3 дня после начала учебного года. Стараясь наладить контакт с ребенком, я спросила, как ее зовут. И с ужасом поняла, что девочка меня не понимает. Не стесняется, а именно не понимает даже такого простого вопроса. «Она не знает русского языка?» — спросила я у отца. Он подтвердил мою догадку. Но ребенка в школу уже зачислили, и нужно было ее учить.
Добавлю, что это была одна из самых смышленых девочек в классе. Она с легкостью выполняла все задания (если, конечно, понимала, что от нее хотели), красиво писала. А к декабрю научилась читать по-русски и немного объясняться с одноклассниками. Она замечательно рисовала, делала красивые поделки. С ней очень много занимались дома родители.
Есть одна отличительная особенность детей из семей приезжих специалистов. Они очень трудолюбивы. Девочки даже в семь лет стремятся навести в классе уют и порядок. Без просьбы со стороны учителя протрут доску (еще и поспорят, чья очередь), подметут после урока труда и оставят идеально чистую парту. Мальчики всегда готовы прийти на помощь и педагогу, и одноклассникам. Перенести, передвинуть, усмирить разбушевавшихся — даже просить не надо. Кажется, это особенности менталитета и воспитания. Тонкий баланс между «ребенок должен быть ребенком» и «труд воспитывает человека».
Вообще, у меня лично сложилось впечатление, что родители детей-мигрантов — это идеал для любого педагога. Они никогда не выгораживали своих отпрысков, если те хулиганили. Всегда выполняли все рекомендации. Ни разу не позволили себе оскорбительного выпада в адрес учителя.
Возможно, мне просто повезло.
Сегодня же в новостях регулярно появляются сообщения, что «мигрант избил учительницу» или «мигрант пригрозил учителю смертью». Рискну заметить, что в каждом конкретном случае разбираться в ситуации следует отдельно. Где-то это действительно отсутствие воспитания или паттерны поведения. А где-то, вполне возможно, усвоенные уже в России общественные установки отношения к педагогам. В отдельных случаях это может быть и просто особенностями характера, без акцента на национальность.
Дети-мигранты в школах это не только проблемы языка, но и проблемы столкновения ментальностей, культур. Читаем новости: «Ребенок-мигрант держал в страхе всю школу». Идем работать в школу и быстро понимаем: любой ребенок ведет себя так, как позволяют ему взрослые. Коллега довольно быстро нашла управу на такого «распоясавшегося» мальчика из семьи иностранных специалистов. Она просто позвонила муфтию своего региона. И попросила о помощи. Хулиган затих моментально. А его отец приходил в школу лично извиняться перед педагогом.
Мне, как учителю и как родителю, не пришлось столкнуться с ксенофобией или национализмом детей-мигрантов в отношении русских одноклассников. А вот наоборот — было. Мама потенциального ученика долго выспрашивала меня, сколько в классе иностранцев. А потом попросила зачислить ее мальчика в другой класс в параллели. «У меня сын этих нерусских на дух не переносит и бьет». Юному «националисту» на тот момент было 7 лет. Но опять же, это мой личный опыт. Бывают иные ситуации, и они требуют самого тщательного анализа со стороны всех заинтересованных сторон: педагогов, родителей, общества в целом.
Тенденция перебираться в Россию целыми семьями есть. И тех, кто хочет осесть здесь, явно становится больше. Они хотят для своих детей качественного образования. Что же получают вместо этого? Для русских школ такие дети становятся непосильной ношей, навязанным грузом. Десятилетнего ребенка сажают в первый класс. Он не знает русский и не умеет читать. Умный мальчик вынужден снова складывать 1 и 1 вместо того, чтобы учиться делить и умножать двузначные числа. Такой ученик был и у меня. От скуки выписывал целые страницы идеально ровными цифрами и буквами. Красивый почерк, поставленная рука. Через год я встретила его в школе для детей с ОВЗ. Он радостно рассказывал, что сюда его разрешили перевести в четвертый класс и он наконец-то может учиться со своими ровесниками. Я порадовалась за него, но задумалась. Интересно, а кто-нибудь объяснил маме парнишки, что ее сын может не получить такого желанного аттестата российской школы? Ведь выпускники коррекционных образовательных учреждений получают лишь справку о том, что они «прослушали курс».
Моя подруга преподает русский язык и литературу в одной из школ Твери. Сама она выпускница Российско-таджикского (Славянского) университета. Знает таджикский и умеет преподавать русский как иностранный. Тему иноязычных детей в российской школе мы обсуждаем часто, и она неизменно соглашается, что проблема есть, но и решение тоже. Таким детям просто нужны дополнительные занятия по русскому языку. И вести их должны педагоги — носители основного языка. То есть для таджиков — знающие таджикский, для узбеков — узбекский. Тогда с ребенком проще договориться, и процесс изучения «такого сложного русского» идет быстрее.
Где же набрать таких учителей? Почти 35 лет Россия вкладывалась в сохранение и популяризацию русского языка за рубежом. Ежегодно выделялось порядка 500 миллионов рублей на эти цели. Со следующего года инвестиции вырастут. И уже в 2025-м на продвижение русского языка за границей потратят 1,7 млрд рублей. А к 2027-му эта сумма возрастет до 2 млрд. В ряде стран, в том числе в Таджикистане и Киргизии, с середины 90-х работают Славянские университеты. То есть в этих странах, а также в Узбекистане, Казахстане и Азербайджане есть готовые кадры. Владеющие своим языком и способные преподавать русский. Некоторые из них, возможно, согласились бы переехать в Россию. Если не навсегда, то на долгий срок.
За спорами, учить или не учить детей мигрантов, почему-то все забыли, что педагоги и ученые исследуют эту проблему не один десяток лет. В Санкт-Петербургском педагогическом университете имени Герцена еще в конце девяностых годов прошлого столетия были созданы уникальные методики и разработаны образовательные программы. Там действует центр билингвального и поликультурного образования. Ученые из Москвы, Санкт-Петербурга, Екатеринбурга защитили по этой теме десятки, если не сотни диссертаций. Изданы красочные учебники, позволяющие быстро обучить иноязычных детей русскому. Причем разработаны отдельно пособия для детей из разных стран. Увидели свет учебники, рассказывающие об истории, традициях и культуре России. Три года назад начали готовить специальных педагогов-тьюторов, которые должны были помогать адаптировать детей-мигрантов в российских школах. Но ни специальных программ, ни учебников, ни тьюторов в российских общеобразовательных заведениях не появилось.
Не задействован и еще один мощный ресурс — Русская православная церковь. Хотя вся традиционная российская педагогика идет именно оттуда. Образование доступное, можно сказать, массовое, еще два-три века назад было возможно только благодаря энтузиастам-священникам, которые обучали крестьянских детей грамоте и счету. Почти каждый приход имеет воскресную школу, где с детьми ведут занятия педагоги. Часто церковная община выстраивает для этого отдельные здания, берет на себя расходы по содержанию учителей. Почему бы не использовать этот ресурс для обучения и адаптации детей-мигрантов? Это не только даст им знание русского языка, но и добавит понимания русской культуры, которая в основной своей массе прорастает из православия. Даст возможность понимать русскую ментальность. Это будет большим шагом в их социокультурной адаптации.
Образование — это не только предоставление детям возможностей. Это еще и шанс общества на интеграцию мигрантов в российскую социальную и культурную среду. Возможность, которую государство, имея на руках все инструменты, почему-то пока не использует. Может быть, депутатам пора начинать строить мосты, а не возводить стены?
Анна Бойко
