Вместо предисловия.
Я не был на войне. Хорошо ли это или же плохо — не знаю. Наверное, всё же хорошо. А вот моему другу, Диме Исаеву, с которым я четыре года спал на соседних койках в Ленинградском высшем военно-политическом училище ПВО им. Ю.В. Андропова, довелось «восстанавливать конституционный порядок» в Чеченской Республике. Так, кажется, эта война называется официально. В девяносто восьмом, после десяти лет офицерской службы он попал под очередное сокращение армии и, благодаря моему нечаянному ходатайству, оказался руководителем группы разведки Краснодарского ОМОН. Если бы знал, чем это обернётся, — хлопотал бы я за его такую судьбу?..
За девять лет, что мы не виделись, у Димы родились двое детей, он шесть раз побывал в командировках в Чечне, получил ранение, контузию, государственные награды и, наконец, стал пенсионером.
Зарисовки о войне и «мирной» жизни Отряда милиции особого назначения, написаны по мотивам рассказов моего друга (зачастую поведанных за рюмкой водки) и документальным отражением событий не являются.
Браконьер
Саня очень хотел стать офицером. Но для того, чтобы получить специальное звание хотя бы младшего лейтенанта, нужен был диплом о среднем специальном образовании. А Саня, не отличавшийся в детстве тягой к наукам, осилил только профтехучилище, по окончании которого районный военком прислал повестку с предложением исполнить гражданский долг. Отслужив два года в десантуре, Саня, долго не думая, подался в Краснодарский ОМОН, где его приняли с распростёртыми объятьями. Войдя во вкус службы, он решил сделать карьеру, и звание старшего прапорщика Саню никак не удовлетворяло.
Исповедуя в жизни принцип: «Под сидячий зад не только шампанское, даже обыкновенная водичка не течёт», он сумел прорваться на бюджетное место заочного отделения юридического факультета краевого государственного университета. Получить заветный студенческий билет вкупе с зачётной книжкой оказалось ничуть не легче, чем выкурить из крепкого каменного дома десяток до зубов вооружённых боевиков. Однако Саня справился. Немало помогло письменное ходатайство командира отряда. Да и личность самого абитуриента, имеющего не одну боевую награду, сыграла свою роль.
С огромным трудом продравшись сквозь тернии первой сессии, Саня тихо возненавидел бумажных червей, не нюхавших настоящей жизни. Сгоряча он чуть не бросил учебу. Но мечта оказалась сильнее, и Саня, сжав зубы, терпел, штудируя учебники в редкие свободные минуты и умудряясь делать это даже в командировках.
Незадолго перед летней сессией его группа обеспечивала охрану биоресурсов, или,
Саня тяжело вздохнул (мысленно он был уже по пути домой), но служба есть служба. Прихватил браконьера за воротник дорогой импортной ветровки, чтобы препроводить к старшему группы для совершения стандартной процедуры, и вдруг поймал его взгляд. В глазах немолодого, за пятьдесят, холёного мужика, плавился животный ужас. Казалось, он либо сейчас
И Саня дрогнул. Подобрав с земли классную японскую удочку стоимостью в половину денежного содержания простого милиционера, сломал её пополам об голову, прикрытую фасонистой бейсболкой. После чего развернул мужика спиной к себе и с напутствием больше не попадаться отвесил доброго пинка тяжёлым ботинком.
Саня постарался поскорее забыть про эпизод с браконьером, считая, что проявил слабость. Тем более мозги и без того кипели от римского права и формальной логики.
Последним по расписанию экзаменом значилось гражданское право. Несмотря на сложность дисциплины, Саня был спокоен за результат. Так случилось, что он помог преподавателю через знакомых в МРЭО решить проблему с автомобилем, и тот заверил в безусловно положительном исходе испытания.
…С утра, как обычно, перед аудиторией толпились заочники. Хмурые лица и напряжённая тишина вместо традиционной шутливой перебранки однозначно подсказали Сане:
Ситуация оказалась гораздо хуже, чем он мог предположить. Экзаменатор, с которым Саня успел наладить деловой контакт, попал в больницу со сломанной ногой. Но самым страшным оказалось даже не это. Заменить попавшего в беду коллегу вызвался заместитель заведующего кафедрой. С ним Саниной группе ещё не доводилось сталкиваться, но о зверствах на экзаменах новоиспечённого доктора юридических наук студенты были наслышаны.
Саня не то чтобы совсем не готовился, но особого усердия, понадеявшись на договорённость, в изучении дисциплины не проявил. Однако отступать было не в его правилах. Когда подошла очередь заходить в аудиторию, Саня глубоко выдохнул, как перед броском в атаку, и решительным шагом направился к столу с разложенными белыми четвертушками билетов.
Преподаватель склонился над ведомостью, вписывая «неуд» очередному несчастному и не обращая внимания на следующую жертву. Уставившись на блестящую лысину экзекутора, Саня, мысленно перекрестившись, наудачу потянул билет.
Сидевший за столом солидный человек в дорогом костюме поднял голову, и Саня поначалу опешил, когда тот вдруг заюлил глазами и покраснел до багровости. Но через секунду узнал в суровом экзаменаторе мужика-браконьера, которому сломал об учёную голову дорогую снасть и чью задницу познакомил с подошвой армейского берца.
Закаменев лицом, чтобы сдержать рвущуюся наружу ухмылку, Саня молча отправился готовиться к ответу.
На этом экзамене он единственный из группы получил отличную оценку.
26.09.07 г
Стыдно
Командир миномётного взвода, бывший гаишник, неправильно закрутил «улитку» при расчёте параметров стрельбы. Подумаешь, какая разница — слева направо или справа налево? Ну, перепутал парень впопыхах. С кем не бывает?
В результате, залп вместо «чехов» угодил по своим, сгруппировавшимся вблизи чеченских позиций для броска. Слава Богу, обошлось без «двухсотых», но осколочные ранения и контузии получила вся штурмовая группа.
Полдня спустя, уже ближе к вечеру, командовавший злополучной группой капитан сидел на непонятно откуда взявшемся во дворе полевого госпиталя снарядном ящике, дожидаясь очереди на приём. Баюкая пробитую осколком руку, борясь с тошнотным головокружением и дурея от непрекращающегося звона в ушах — последствиями контузии, он с вялым интересом наблюдал, как возле палатки приемного отделения, периодически выстреливая жирным выхлопом, неловко разворачивается огромный «Урал». Наконец водитель заглушил двигатель, из кабины выскочил молодой, подтянутый прапорщик и бодро скомандовал: «К машине!»
С грохотом откинулся задний борт, и из кузова посыпались совсем зелёные солдатики. Именно солдатики, потому что назвать их солдатами не поворачивался язык. Низкорослые, худые, с серыми, изможденными детскими лицами. Грязные, несоразмерно большие — до колен — бушлаты. Тонкие прутики ног болтаются в широченных голенищах тяжелых кирзовых сапог. Всех без исключения бьет надрывный, сгибающий пополам кашель. Некоторые с трудом стоят, опираясь на плечи товарищей.
— Из Ведено, больных привезли, — бросила на ходу в ответ на вопросительный взгляд капитана пробегавшая мимо медсестра. Какой ад творится под Ведено, капитан знал не понаслышке.
Наблюдая, как бойцов по одному заводят в палатку, он вдруг почувствовал, как по телу, заглушая уже ставшую почти привычной боль, катится обжигающая волна стыда. Раздирающего внутренности стыда за себя, не имеющего возможности защитить этих детей. За президентов и генералов, посылающих этих детей воевать. За страну, в конце концов. Капитан, молодой старик с обугленной, запёкшейся до каменной твёрдости душой, давно привыкший смотреть костлявой в глаза, сидел, до хруста сжав зубы, а по его закопчённому лицу чертили светлые дорожки невольные слезы.
Накатило. Бывает…
