Инженер Хлебнин в семь вечера пришел домой с работы. Он включил свет в прихожей (на улице уже стемнело), снял ботинки, надел шлепанцы и прошел в комнату. Хлебнин щелкнул выключателем и поморщился: лампочка без плафона сильно била в глаза. Вообще комната была неуютная, все в ней было старое: коричневые обои, пожелтевшая штукатурка на потолке, серый паркет, темный пузатый хрущевский шкаф, кровать со спинками из дсп и матрацем из поролона, зеленое дешевое продавленное кресло с деревянными боковинами, какие раньше ставили в холлах университетов и библиотек, желтая тумбочка для лекарств и черный большой радиоприемник на длинных ножках в углу.
Хлебнин с удовольствием выкинул бы всю мебель и купил бы только одну хорошую кровать и большой шкаф, но квартира и была не его, и мебель тоже была не его, поэтому он мирился с тем что есть. Своего жилья у Хлебнина не было.
Хлебнин достал из шкафа майку и трико, снял свитер, брюки, носки, рубашку и одел домашнее. Рабочую одежду он аккуратно сложил в шкаф, выключил свет в комнате и пошел на кухню. На ужин Хлебнин сварил полпачки пельменей (готовить он не любил и не умел).
Поужинав, Хлебнин вымыл посуду, вытер насухо кухонный стол и сел рисовать. Рисовал он почти каждый вечер по полчаса, получалось, кажется, неплохо, но показать кому-нибудь свои творения Хлебнин не отваживался. Рисовал он простым карандашом на унесенном с работы ватмане.
— Вот тут будет жить рабочая семья, — мечтал тихо Хлебнин, рисуя дом. — Вот окно для отца семейства, фрезеровщика третьего разряда. Вечером перед сном он высовывается в окошко с «Беломориной» во рту, курит, пуская дым в небо, потом выбрасывает папиросу и идет спать.
— А вот это — для его жены, — Хлебнин нарисовал балкон. — На балконе можно и белье развесить, и с соседкой поругаться. Все лучше, чем телевизор смотреть. И, опять же, велосипед детский будет куда поставить. Пусть у них будет мальчик лет шести.
— А тут пусть бабка какая-нибудь живет. Пусть на балконе стоит, во двор смотрит. За детьми присмотр нужен, а не то чтобы вдруг с бухты-барахты и сами по себе. И еще собака нужна.
Хлебнин нарисовал большую будку, куда мог бы влезть средних размеров теленок.
— Здоровый такой будет пес, лохматый, ласковый. На нем дети зимой на санках будут кататься.
Хлебнин улыбнулся, встал, выключил свет на кухне и ушел в комнату. Он положил картину в тумбочку, постелил постель, разделся и лег. Сорок лет, один, один: ни друзей, ни семьи, ни родителей, ни денег, ни квартиры, ни специальности. И ничего нового уже не будет, будет все так же.
— А вот скворечник я нарисовать забыл, — подумал Хлебнин.
